Набравшись смелости, я забегаю немного вперед, останавливаюсь, загораживая мужчине путь, и задаю провокационный вопрос:
— Курт, почему ты решил, что меня надо менять? Я просто хочу сказать — все эти походы по магазинам, жизнь по расписанию и прочее… Все это имеет определенную цель. Я что, так сильно несоответствию вашему обществу?
— Нашему обществу, — поправляет мужчина, — и да, ты совершенно не вписываешься, но дело не в этом…
Я хмурю брови.
— Эва, ты словно велосипед с десятью передачами, но ездишь только на первых двух, — с улыбкой говорит он. — Я не хочу тебя менять. Я только хочу показать, что ты можешь.
Повинуясь неожиданному внутреннему порывы, я порывисто обнимаю мужчину за талию, утыкаюсь носом в свитер и замираю.
Черт! Какой же он хороший. Самый-самый! А я его…
Глухой звук падающих бордов, и руки Курта осторожно прижимают меня к себе. Подняв голову, встречаюсь взглядом с переменчивыми глазами мужчины.
— Я буду слушаться! — возбужденно обещаю я. — Честно-пречестно! И вставать буду в семь, и спорить перестану, и вообще…
Он громко фыркает.
— Лучше не надо, — смеясь, просит он, крепче прижимая меня к своему крупному телу. — Иначе мне будет постоянно казаться, что ты что-то задумала.
— А… Ну ладно! — легко соглашаюсь я, опускаю голову и утыкаюсь носом в грудь мужчины. — Тогда никакого расписания!
Курт смеется, легонько шлепает меня по попе и наклоняется за досками.
— Пошли, пока я не оголодал настолько, что начал рассматривать тебя, как нечто съедобное, — шутливо сообщает он.
Я оглядываюсь на деревянный домик, до которого осталось не больше двадцати метров.
— А мне, кстати, нравится, когда ты кусаешься, — не подумав, говорю я и тут же слышу повторный звук от упавших в снег бордов.
По лицу Курта сложно понять, почему мои слова вызвали такую реакцию. Он поспешно наклоняется за бордами.
— И, кстати, к вопросу про «выканье», — внимательно наблюдаю за действиями лаэрда. — Курт, а сколько вам лет?
Вроде бы простой вопрос ставит мужчину в тупик.
— Почти тридцать, — с неохотой произносит он, поглядывая на меня с какой-то опаской.
Почти тридцать?
Я окидываю мужчину придирчивым взглядом.
Всего-то тридцать, а я думала, что все сорок!
Вот как, оказывается, сильно старят человека строгие костюмы, угрюмая гримаса и предательство любимой женщины.
Хотя сейчас он совсем другой. Растрепанный, вспотевший, с расстёгнутой курткой, такому от силы дашь двадцать, но никак не тридцать.
— Эва? — напряженно выдыхает мужчина, так, словно всерьез опасается, что я развернусь и скриком ужаса рвану куда подальше.
— Старичок, тебе бы поберечься! — качаю головой. — В твоем возрасте не на борде гонять, а таблеточки у врача канючить.
Курт наклоняет немного вперед.
— Издеваешься?
Я делаю возмущенный вид.
— Да ты что! — громко восклицаю. — Даже в мыслях не было! Кстати, давай я сама свой борд понесу, а то еще спину себе сорвешь…
Лаэрд закатывает глаза к звездному небу, качает головой и, не говоря ни слова, идет по направлению к домику.
— Я серьезно, Курт! Меня еще в школе учили, что старичкам надо помогать! — прыгаю я вокруг него, намереваясь отнять свою доску. — Через дорогу переводить, сумки носить… Если надо, дрова поколю, ты только скажи!
— Отстань, — беззлобно, с улыбкой рычит он, и еще не известно, кто получает больше удовольствия от этой игры.
В достаточно шутливом настроении мы двое вваливаемся в тесный предбанник, нарочно толкаясь и громко смеясь, снимаем верхнюю одежду и обувь.
— Явились, — грозно сдвигает брови Микаэль, едва мы появляемся на пороге. — Оба весь день без завтрака, без обеда. Хорошо, что про ужин вспомнили!
Я удивленно хлопаю глазами. И когда только Мика успел поменяться местами с Куртом-правильным?
У них что, внутрисемейная разнарядка — кто-то один всегда должен занудствовать? Как говорится — свято место пусто не бывает.
Видимо, то же думает стоящий со мной лаэрд.
— Эва, скажи по секрету, я такой же раздражающий, когда включаю главного? — на ушко спрашивает мужчина.
Я поднимаю голову и с таинственным видом улыбаюсь, глядя в сине-зеленые глаза. А пусть думает, что хочет!
Микаэль громко хлопает в ладоши, привлекая наше внимание.
— Вы что, друг на друга за целый день не насмотрелись? — сердито рычит он, уперев кулаки в бока. — Мыть руки и срочно за стол!
Сдержанно хихикнув, я озорно толкаю Курта в бок и несусь в сторону ванной и туалета.
— Догоняй, Старичок!
— Кто-то сейчас ответит за «старичка», — рычит Курт, издает воинственный рык и бежит следом.
«Старичок» нагоняет меня через три шага, хватает в охапку и, игнорируя мой испуганный визг, тащит в сторону уже виднеющейся на горизонте двери ванной.
— Мика, на помощь! — кричу я, зависая вниз головой и отчаянно болтыхая ногами в воздухе. — Твой брат озверел!
Микаэль действительно появляется в зоне моей видимости, строго смотрит на нас обоих.
— Два сапога — пара, — осуждающе качает он головой и едко подмечает: — И оба левых!
Пристыженный младшим братом, Курт ставит меня на пол и с комичным видом опускает голову.
— Мы больше не будем… — канючит он детским голоском.
Не сдержавшись, громко фыркаю и закатываюсь в неконтролируемом приступе смеха. Ну, просто кто бы мог подумать, что Курт-правильный может быть вполне нормальным человеком.
Махнув рукой на нашу парочку, Микаэль уходит в сторону кухни, бурча что-то по дороге.
— Курт! Ой, Курт! — хохочу я, сгибаясь пополам.
— Это все твое тлетворное влияние! — смеется он в ответ и тянет меня за руку в сторону ванной.
Все еще посмеиваясь, мы вместе моем руки, толкаемся, брызгаемся и впадаем в детство.
Какая там усталость! Мы ведем себя так, будто провели целый день, сидя на стуле, а не покоряя склоны.
Более-менее успокоиться нам удается только во время ужина. Во-первых, потому что Микаэль зорко следит за нами с видом папочки, приглядывающего за расшалившимися хулиганами, а во-вторых, когда рот занят едой, болтать и хихикать чрезвычайно тяжело.
Наевшись до отвала, я сытым взглядом окидываю заставленный продуктами стол, уговаривая желудок попробовать еще какую-нибудь вкуснятинку, когда телефон, лежащий рядом с тарелкой, внезапно оживает.
Мельком глянув на экран, тут же сажусь немного ровнее.
Хм… незнакомый номер.
— Алло, — немного взволнованно спрашиваю я. — Алло?
Молчание и непонятный треск.
Пожав плечами, даю отбой, возвращаю мобильник обратно на стол и натыкаюсь на сосредоточенный взгляд лаэрда.
— Кто это?
От былого расслабленного, веселого Курта не остается и следа. Передо мной вновь холодный, сдержанный мужчина тридцати лет, с пятилетним ребенком и кучей нерешенных проблем на личном фронте. Кажется, что у него даже морщинки появились.
Жаль…
— Не знаю, — с грустью вздыхаю я. — Ошиблись, наверное.
Курт медленно кивает, опускает глаза и какое-то время просто молча сидит.
— Пойду к Максу, пока няня не уложила его спать, — тихо сообщает он, с громким звуком отодвигая стул.
Мы с Микаэлем провожаем его одинаковым сочувственно-задумчивым взглядом.
— Мне одному кажется, что он видит в тебе Бет? — тихо спрашивает парень, едва за старшим братом захлопывается дверь.
— Что?
Я довольно резко поворачиваю голову, отчего мышцы шеи сводит легкая судорога. Охнув, начинаю растирать ладонями мышцы.
Мда, Яблокова! А еще Курта обзывала старичком.
— Не бери в голову, — отмахивается Мика, хватая с тарелки бутерброд. — Просто что-то похожее у них было с Бет.
Убрав руки под стол, крепко сцепляю пальцы и задумчиво смотрю в свою пустую тарелку.
Любовник. У нее ведь был любовник, Курт сам это сказал. Значит, вполне допустимо, что ей тоже кто-то звонил, и она врала любящему ее без памяти мужчине, что это кто-то из друзей-знакомых, коллег или, вот как я сейчас, говорила, что ошиблись.
Но я-то действительно не знаю, чей это номер…
Ой, Яблокова! Только не ври самой себе. Знаешь ты прекрасно, кто бы мог тебе позвонить. Знаешь и… ждешь!
И, словно в насмешку, телефон звонит снова.
Сердце пропускает удар. Непослушными пальцами провожу по экрану «ответить» и взволнованно замираю с телефоном около уха.
— Да? — тихо спрашиваю я.
— Привет, — глубокий низкий голос, от которого бегут мурашки по телу. — Узнала?
Да, это был он. Это был Платон.
Глупо улыбаюсь, ловлю недоумевающий взгляд Микаэля и встаю со своего места.
— Ты так долго не звонил, я начала переживать, что тебя поймали «зеленые», обвинив в жестоком обращении с котиками.
Он тихо смеется.
— Это кто еще с кем жестоко обращался…
Торопливо покидаю кухню и сворачиваю в узкий коридор, где расположены три спальни — для меня, для Макса с няней и охраны. Cпальни Дамиров располагались на втором этаже, что наводило на вполне определенную мысль — этой ночью нас с Микой будут пасти.
— Почему ты так долго не звонил? — упрекаю парня, с размаху бухаясь на кровать.
— Наверное, потому, что уже спустя тридцать минут твой номер перестал существовать, — моментально откликается Платон.
— Ну, там такая достаточно неординарная ситуация произошла, — улыбаюсь я, вспоминая, как лишалась благодаря Курту своего старого телефона. — Точнее, даже вылет… Погоди! — я подскакиваю и сажусь. — Что значит «номер перестал существовать»?
Платон негромко смеется.
— Так и знал, что он тебе ничего не скажет. По просьбе твоего опекуна тебе сменили номер, восстановив при этом телефонную книгу и смс.
Качаю головой и выпускаю от злости когти.
Неужели Курт заметил, как я записываю на руке Платона свой номер, и просто сделал так, чтобы тот не смог со мной связаться? Вполне в его духе.
— Чем занималась? — беззаботно интересуется Платон, отвлекая меня от планов мести.
— Каталась на сноуборде.
— Ого! Ожидал чего-то такого, но сноуборд… Хорошо катаешься?
— Неплохо, — скромничаю я, растягивая губы в довольной улыбке. — А ты?
— Я любитель поплавать, — признается Платон. — Но уверен на все сто, что своим виртуозным падением покорю твое сердце.
Я негромко смеюсь, смотрю на себя в зеркало, висящее на стене, и зачем-то начинаю прихорашиваться.
Яблокова, что за гормональная буря? Это на тебя его голос так влияет?
— Можно, я приеду к тебе? — с тихой надеждой спрашивает он.
Встаю на ноги и зачем-то подхожу к окну. Вглядываюсь в белеющую массу склонов, в неясные тени деревьев и кабинки подъемника.
— Платон, я даже не знаю, где находится эта турбаза…
— Найти тебя не проблема, — уверяет парень. — Просто скажи, ты хочешь меня видеть?
Черт! Почему я так глупо улыбаюсь?
Так, Яблокова, надо собраться и объяснить, что ты с опекуном, а он немного неадекватен и патологически ревнив, поэтому может запросто Платону голову свернуть даже за косой взгляд в мою сторону. А еще здесь с нами Микаэль, который тоже будет блюсти мою так называемую верность к нему…
— Да! — чуть ли не пищу от мысли, что увижусь с ним снова. — Очень хочу!
Ой, черт! Яблокова, ну ты чего творишь!
На том конце телефонной трубки слышится счастливый выдох.
— Я буду у тебя завтра утром, — обещает Платон.
Сердце взволнованно бьется, а губы растягиваются в предвкушающей улыбке.
Черт! А мне ведь действительно хочется его увидеть.
— Вот завтра как раз и проверим — покорит меня твое виртуозное падение или нет, — смеюсь я.
— В таком случае мне надо срочно идти тренироваться, — с улыбкой отзывается он.
— Пока… — шепчу я и быстро отключаюсь.
ЛенОтложив телефон в сторону, я наспех принимаю душ и залезаю под одеяло, но вопреки намерениям «заснуть, как убитая», ворочаюсь с боку на бок.
Яблокова, ты хоть представляешь, что завтра может случиться, если Платон действительно приедет?
Я приблизительно представляла, как отреагирует каждый из мужчин, окружающих меня, и нервно кусала немного обветрившиеся губы.
Воображение рисовало реалистичные картинки массовых драк людей, затем демонов, а потом переключилось на еще более зверские мысли. Теперь в моем воображении Курт, Микаэль и Платон попеременно стреляли друг в друга и лихо рубили друг другу головы самурайскими мечами с криком: «Банзай!»…
Но самое главное, я так и не смогла для себя понять — на чьей же стороне находится мое сердце.
Не выдержав царящего в моей голове разброда и шатаний, я торопливо скатываюсь с кровати, натягиваю широкие джинсы, поверх олимпийку и осторожно выхожу в гостиную.
Дом наполнен мирной тишиной.
В полумраке ночи я осторожно двигаюсь по скрипучему деревянному полу на кухню. Свет решаю не включать, для демонской сущности темнота является чем-то закономерным и привычным. Нажав кнопку на чайнике, отхожу к столу и замечаю оставленный Микаэлем планшет.
Руки как-то сами собой тянутся к экрану, открывают браузер и замирают в нерешительности.
Вспомнив еще раз весь сегодняшний день, открываю свою страничку в соц. сетях и пишу длинное сообщение Димасу. Кое-какие детали и элементы в катании Курта меня зацепили настолько, что я не могу не поделиться этим с братом.
Отправив длинное, сбивчивое послание с кучей восторженный рожиц смайлов, наливаю себе чай и возвращаюсь обратно за стол. Лениво изучаю страничку брата, лезу в его альбомы и замираю, едва мой взгляд натыкается на папку с название «Семья».
Забудь, Яблокова. В управлении не зря за тобой закрепилось прозвище Одиночка. Люди — это не твоя семья…
Но вопреки внутреннему голосу, я нажимаю на вкладку и болезненно кусаю нижнюю губу.
На экране планшета старый снимок, отсканированный Димкой с фотографии в альбоме папы. От постановочной фотографии, где мы всей семьей стоим около новогодней елки, так и веет фальшью.
Папа, немного смущенный из-за того, что его заставили надеть пиджак, который пылился и поедался молью почти год, прижимает к себе маленького Димку и стоящего рядом Бандита, с неизменным синяком под глазом, а рядом… Рядом Людмила Железнова держит меня на руках. Мы прижимаемся друг к другу щечками и машем рукой в кадр.
Я смотрю в такое любимое лицо и выпускаю когти.
Ложь.
Все ее слова, все поцелуи и объятья — ложь. Игра хорошего актера, и не более.
Слезы подступают так близко, что я еле сдерживаю себя, чтобы не расплакаться в неожиданно подкравшемся одиночестве кухни, спящего дома.
— Эй… — чужие руки ложатся на мои плечи и мягко сжимают.
Я вздрагиваю от неожиданности и крепко зажмуриваюсь, стараясь унять накатившую печаль.
— Курт, — хриплым голосом зову я мужчину. — Как думаешь, она любила меня?
Мужчина наклоняется, обнимает меня руками, прижимается к моей щеке и шумно выдыхает.
— Конечно, любила… Как можно не любить такую малышку? — тихо шепчет он, и я неожиданно горько всхлипываю.
По щекам скатываются сразу две крупные слезы, а в горле встает неприятный ком. Я зажмуриваюсь, стискиваю дрожащие губы и делаю шумный вдох.
Курт осторожно отстраняется, успокаивающе гладит меня по волосам и едва ощутимо касается губами моего лба.
— Ну, ты чего…
Я дергаюсь и откидываю планшет на стол.
— А за что ей меня любить? — зло и насмешливо говорю сквозь сжатые зубы. — За то, что я демон? За то, что я потенциальная угроза для ее безопасности?
Ненависть и отвращение к самой себе поднимается откуда-то из самых глубин души. Я сжимаю кулаки и выпускаю когти в неясном порыве навредить себе.
Курт резко двигает стул вместе со мной, без особого труда разжимает мои пальцы, наклоняется и быстро целует кровоточащие ранки.
Я закрываю глаза и качаю головой из стороны в сторону.
— Эва, послушай, — мягко шепчет лаэрд, вытирая мокрые дорожки на моих щеках. — Любят не за что-то. Любят вопреки всему.