– Тут и знать не надо. На башку его дурную глянь, Оса, – мрачно хмыкнул мужчина. – Вишь как космы ровнял! Так у Шалого в банде они метили друг дружку, чтоб дорожки иной, кроме как люд по трактам резать да добро потрошить, не осталось.
– Не слишком умно, – почесала я чуток пригоревший вчера на солнце нос. – Маскироваться не желали, они б еще клейма лепить додумались, сектанты недоделанные. Вот только вдруг этот мужик не преступник, а жертва? Вдруг ему враги специально такую прическу навертели, чтобы любой проезжий без суда и следствия прирезал.
– Ты в это сама-то веришь? – Скепсис, звучащий в вопросе Гиза, можно было разливать по бутылкам и продавать вместо уксуса. Один раз огретый по рукам, он больше за оружие не хватался, но всем своим видом демонстрировал ироничное неодобрение.
– Не подкрепленные неопровержимыми вещественными доказательствами голословные обвинения не могут служить основанием для вынесения приговора, – упрямо повторила я. – И вообще, пока мы тут права качаем, мужик помирает. Я, конечно, понимаю, для тебя такое привычней: нет человека, нет проблемы, зато деньги есть, но я так не могу!
– Что ты хочешь сделать, Оса? – спросил Лакс. – Проверить его своей магией?
– Сначала лечим, потом проверяем и, если надо, калечим, – выдвинула программу действий, нагнулась над «инвалидом» и невольно сморщила нос.
Нет, я не слишком брезглива, вот только запахи – мое слабое место. То, что любому другому покажется нормальным или хотя бы терпимым, способно вызвать у меня неудержимый позыв к рвоте. Причем любую природную или химическую гадость я выношу спокойно, зато запах человеческих нечистот и болезни вытерпеть не в состоянии. Ничего не могу с собой поделать, если амбре слишком сильно, не помогает даже дыхание через рот. Как прикажете колдовать в таких условиях? Я пораскинула мозгами и слазила в шкатулку-сундук. В его недрах покоилось два огромных банных полотенца. Вытащила одно. Даром что тонкое, почти прозрачное на просвет, оно замечательно впитывало влагу и быстро сохло. Колдовали ли эльфы над ним или просто такова была особенность плетения нитей загадочной ткани, не знаю.
Встряхнув заструившуюся на ветерке ткань, я накрыла слабо постанывающий и уже почти неподвижный объект с головой, как полагалось бы трупу. За все время нашей беседы человек не произвел никаких осознанных действий, только стонал, вот как сейчас, и судорожно подергивался под полотенцем. На ткани, словно в насмешку, мгновенно начали проступать красно-коричневые пятна. Процесс сопровождался скорбным комментарием запасливого Кейра за моей спиной: «Такую вещь на мерзавца переводить!»
Кроме полотенца я достала еще маленькую фарфоровую баночку и кисточку. Быстро обмакнула ворс в густую красную краску и размашисто вывела на светло-золотистой ткани рунную комбинацию. К привычному набору исцеляющих рун, из которых пришлось убрать урус– призыв к внутренним силам больного (какие силы, если он на ладан дышит?), на сей раз я прибавила еще одну руну – лагу– руну воды и магии, облегчающей, смягчающей и очищающей. Моему грязному пациенту с почти стопроцентной вероятностью сепсиса она была весьма кстати.
Едва завершила рисунок, руны полыхнули, обдав почти невыносимым жаром и светом. Я невольно зажмурилась, заслонила лицо рукой, все отшатнулись, восхищенно затрубил Фаль. На секунду показалось, будто в горниле магии переплавилась сама реальность, вернее, ее маленький кусочек у самого края ежевичных зарослей. Из света и силы родилась новая форма.
Мужчины утирали слезящиеся глаза, сильф продолжал петь в экстазе, точно соловей. Я поморгала, чтобы убрать мельтешащие перед глазами точки, и изумленно охнула. Мое любимое полотенце было девственно-чисто – ни кровавых пятен, ни рун. Под импровизированным покрывалом все еще кто-то был. Почему я сказала «кто-то»? После такой вспышки магии нельзя было поклясться, что под тканью находился все тот же человек. Вдруг я, как волшебная шляпа в мультике про Муми-троллей, сотворила с ним что-нибудь несусветное? Положила на траву кисточку, баночку и ухватила за краешек полотенца. Медленно потянула. Уфф! Во всяком случае, он остался человеком.
– Невероятно! – выпалил потрясенный Кейр.
– Магия! – уважительно прибавил Лакс.
– Сияющая магия! – выдал трель Фаль.
Грязный, вонючий, лохматый, оборванный и полудохлый мужик мирно спал на травке, широко раскинув руки. Только теперь он не был ни грязным, ни вонючим, даже лохмотья рубашки слились в абсолютно целую вещь, каковой и были… лет эдак …дцать назад. Заодно обрела целостность и плоть человека. Если б я не видела его несколькими минутами раньше, ни за что бы не поверила. Даже волосы и те отросли до равномерной длины. Словом, висельник выглядел теперь как вполне обычный зажиточный хуторянин, спокойный сон разгладил искаженные мукой черты лица, никакой свирепой воинственности и кровожадности в них не читалось. Впрочем, маньяки в моем мире тоже часто выглядели невинными овечками, а число их жертв измерялось десятками. А значит, надо было довести работу до конца. Роль доктора исполнена, настала очередь следователя и судьи. Укрепив сон обвиняемого очередной порцией рунной магии, я начала действовать.
Руна тейвази наложенная на нее кано– путь к истине, прозрение сути – возникли перед моим внутренним оком, я повернулась в сторону пациента и разочарованно признала: Кейр, как и в большинстве случаев, оказался прав. Мужик был «романтиком с большой дороги», и ничего по-настоящему доброго в его прошлом не имелось. Резал, грабил и спускал награбленное в притонах, не задумываясь ни о будущем, ни о прошлом. Впрочем, и особого зла в душе разбойника не находилось: из родной деревни ушел заодно со старшим братом – единственным близким родичем, как привык всю жизнь по его указке шагать, так и в банду Шалого потащился, не задумавшись даже, хорошо ли, плохо ли сделал. Он был как медяк, втоптанный в грязь. Как жил бесцельно, так и помер бы под кустом, толком не почувствовав даже, что живет, что он есть, – отправился бы на тот свет следом за братцем, кабы не вездесущий разведчик-сильф. Прикусив губу, я отвернулась, с молчаливой благодарностью отпустив силу рун.
– Ну что, магева, невинного барашка вылечила? – в снисходительно-покровительственном тоне спросил Кейр.
– Нет, конечно, он разбойник, – нехотя согласилась с телохранителем. – Только все-таки больше дурак, чем кровопийца, всю жизнь на чужом поводке проходил, не умеет своим умом жить, оттого и в дурное дело влип по самое «не балуйся».
Отчаянное конское ржание, переходящее в хрип, раздалось с той стороны, где оставили лошадей. Мужчинам потребовалась доля секунды, чтобы обменяться быстрыми взглядами и распределить обязанности. Гиз и Лакс остались со мной, Кейр рванул назад, пара мечей бесшумными бабочками впорхнула в руки воина. Фаль отважно ринулся следом. Лошадь уже даже не ржала, кричала почти человеческим голосом, полным неизъяснимой муки, будто с нее кожу живьем сдирали, ей вторили бэк-вокалом остальные животные. Я собралась следом за Кейром, где-то в глубине души гаденько радуясь: «Слава богу, не Дэлькор! С ним все в порядке!» Гиз заступил мне тропу, коротко приказал:
– Подожди, там может быть опасно.
– Тем более! – против воли тормознув, перебила его. – Вы – мечи, я – магия, для сражения может понадобиться и то и другое! Пусти!
Гиз отрицательно качнул головой, уступать он не собирался. Лошадь перестала надрываться, и это молчание показалось страшнее плача-ржания, я зыркнула по сторонам, прикидывая, не свистнуть ли Дэлькора, чтобы помчаться через ежевичник напролом. Но принципиальный спор клинка и волшебства прервался, едва начавшись. Несколько мгновений напряженного ожидания, и из-за ежевичника послышалась брань. Кейр возвращался, на плече у него сидел Фаль и взахлеб рыдал. Телохранитель отрывисто выпалил:
– Лист, коняга мой, околел. На красную язву в траве наткнулся. Ее-то копытами подавил, да поздно, тварь подлая куснуть успела. И как только угораздило? Они ж от своих лесных ям далеко не уползают. Эх… Хорошо хоть никто из нас на нее не напоролся. Я лошадок подальше отвел, чтобы смерти не чуяли.
– Красная язва? – недоуменно переспросила я, все еще слабо знакомая с опасной фауной и флорой здешних мест.
– Змейка такая приметная, черная в красных точках, в здешних краях водится, редкая и ядовитая очень, – печально объяснил Лакс. – Если человека куснет, нужно яд вовремя отсосать, тогда еще ничего, а животина домашняя сразу дохнет.
Воин покосился на спящего разбойника и в сердцах сплюнул. Да уж, невезуха так невезуха. Чего бы ползающей по кустам змейке было не куснуть мерзавца, по которому плачет виселица, вместо ни в чем не повинного коняги? На земле мужик долго валялся, жри – не хочу, ан нет, ползучая тварь дождалась, пока мы своих лошадей пустим пастись, и ужалила четвероногое Кейрово имущество, да и сама нашла смерть под копытами. Прямо «Песнь о вещем Олеге», блин!
Лошадь было жалко, а уж телохранителя и подавно. Я не барышник, однако догадывалась, новый хороший конь явно стоил немало, и пусть теперь мы резко увеличили зарплату Кейсантира, все равно не настолько, чтобы лошадей скупать табунами. Да и до Ланца еще доехать надо было, представив сурового Кейра на трюхающей Белке, я невольно фыркнула, нарушив скорбную тишину. Должен был найтись другой выход. Разбойник всхрапнул и зачмокал губами, я вздрогнула от заметавшейся в голове мысли.
– Оса, а ты не можешь оживить коня? – неожиданно спросил Лакс. Оказывается, он был совсем рядом, за спиной, то ли собирался помочь в борьбе с препятствиями, то ли, напротив, готовился хватать сзади и держать, если я на Гиза кинусь очертя голову неуемным берсерком.
– Не знаю, но пробовать без крайней нужды не хочу. Некромантия не мой конек, – призналась без малейшей неловкости. – Да и неизвестно, какую тварь волшебством в мертвое тело завлечешь. С человеком бы я рискнула, а лошадь… Нет, я лучше Кейру новую раздобуду в качестве компенсации за свою безалаберность.
– Ты-то тут при чем? – Телохранитель так удивился, что даже переживать о скоропостижной кончине коняги почти прекратил.
– Оставила бы на животных защиту, какую постоянно вокруг отряда держу, конь цел бы был, – признала я промах, стоивший жизни бедолаге Листу. – Да только толку теперь рассуждать. Задним умом все крепки.
– По-твоему, человека оживить проще, чем лошадь? – неожиданно заинтересовался другим аспектом проблемы Гиз. Наверное, для него обратимость процессов жизни и смерти представляла практический профессиональный интерес. Убиваешь тут, стараешься, а пришла магева, пальчиком махнула, труп встал жив-живехонек. Весь контракт коту под хвост, труды насмарку!
– Не то чтобы проще, магия в принципе одинаковая нужна, только, – я принялась делать теоретические выкладки, основанные на верхушках оккультных знаний и религиозных доктрин, – душа человеческая куда сложнее и сильнее животной сущности. На зов мага легко отозваться должна, в случае чего и результат легко проверить можно, а звериная… Кто ее знает, куда после разделения с телом девается и как быстро? Начнешь приманивать, пока услышит, сообразит и отзовется, теплое местечко неизвестно чтозанять может, и отличишь ли, нет от прежнего хозяина – не факт. «Кладбище домашних животных» Кинга читала, воплощать в жизнь его фантазии не хочется.
– Кинга? – переспросил любопытный ко всем моим знаниям Лакс.
– Стивен Кинг – очень плодовитый автор-мистик, обожающий запугивать читателей, – объяснила максимально доступно.
– Пойду лопату достану, – вздохнул Кейр, думая о своем, о практическом.
– Не будем уподобляться мышке, вышедшей замуж за слона и потратившей жизнь на похороны скоропостижно скончавшегося супруга. Лошадку я лучше твою сожгу, а то какие-нибудь лесные звери или шибко голодный люд на ядовитое мясо польстится, – сказала я и, не дожидаясь возражений не доверяющего моей широкой пироманской душе телохранителя, шустро протараторила: – Все сделаю чуток позднее, а пока давайте-ка с этим разбойником разберемся, есть у меня одна замечательная идейка. Поговорить надо, вы же с оружием его постерегите, во избежание враждебных действий в состоянии аффекта.
– С клинком у горла все смирные, – философски согласился Кейр и сделал нужную стойку. Кончик его меча касался кадыка спящего. Гиз практически скопировал его позу, только свой клинок с темно-серым, не отбрасывающим бликов лезвием направил чуть пониже пояса разбойника.
Я мысленно стерла руну сна, витающую над головорезом, Лакс без церемоний (не спящая красавица!) пихнул его носком сапога по лодыжке. Мужик распахнул глаза, дернулся было и замер, узрев красноречивую угрозу из двух мечей. Да, с такой расстановкой сил я бы на месте преступника даже не рыпалась.
– Проснулся, голубчик? – для проформы осведомилась, стараясь говорить совершенно нейтральным, почти безразличным тоном. Равнодушие подчас пробирает куда сильнее банального гнева или наигранного сочувствия. – А теперь слушай внимательно. Ты разбойник из банды Шалого, возможно, заслужил смерть от ран под кустом, но уж коль попался на нашем пути, у тебя появилось целых три варианта возможного будущего. Я сегодня невероятно добрая с утра, наверное, позавтракала хорошо, предлагаю выбрать любое из перечисленных блюд по вкусу. Ты меня понял?
– Д-да, магева, – осторожно сглотнув, пробасил разбойник, на лбу выступили мелкие капельки пота, может, и подбородок дрожал, впрочем, в густых зарослях бороды таких подробностей было не разглядеть.
– Первый вариант: мои телохранители убивают тебя прямо здесь и сейчас, – степенно начала перечислять я, будто не замечая страха жертвы. – Честно говоря, вариант не слишком выгоден, жаль потраченных на твое исцеление сил. Второй таков: под нашим конвоем ты последуешь до славного города Ланца, где будешь передан с рук на руки страже и, как я понимаю, закончишь жизнь на эшафоте. Кейр, чего с разбойниками делают: голову рубят, четвертуют или вешают?
– В Патере заклеймили бы и на каторгу, в рудники отправили, чтобы через пять-шесть лун от каменной пыли окочурился, а в Ланце?.. Там вешают, по обычаю, в полдень, – меланхолично дал справку бывший палач, хорошо осведомленный о делах коллег.
– Значит, закончишь жизнь с петлей на шее. Пожалуй, в этом варианте есть справедливое зерно, ты получишь все заслуженное по закону, однако тащить тебя до столицы и сторожить в наши планы тоже не входило. Посему щедро предлагаю еще и третий вариант, магический. Мой спутник потерял коня, ты можешь заменить его и отработать во искупление совершенных преступлений сужденный срок.
– Коня? Я не понимаю, почтенная магева, – пробормотал мужик, было совершенно очевидно, что варианты номер один и два ему совершенно не понравились.
– Конь – это такое домашнее животное с четырьмя ногами, на копытах, спереди грива и морда, сзади хвост. Вот рядом, к примеру, мой, Дэлькором зовут, – заслышав свое имя, образец лошадиной породы гордо вскинул голову и стукнул копытом, – ты, конечно, таким красавчиком-скакуном не будешь, даже не мечтай, но некоторое общее сходство гарантирую. Короче, я превращу тебя в жеребца, и ты пребудешь в этом обличье до тех пор, пока мера честной службы не превысит меры злодеяний. Очень может быть, что тебе придется провести на копытах всю оставшуюся жизнь, но я не исключаю и иного, – объяснила доходчиво, исподтишка любуясь изумленными лицами спутников. Лакс, кажется, только сейчас понял, что мои угрозы превратить его в лягушку могли быть не просто шутками. – Итак, каков твой выбор?
Разбойнику было страшно, очень страшно, и, наверное, в первый раз за последние годы ему нужно было не следовать по указанной старшим братцем кривой дорожке, а выбирать самому, самому решать: жизнь или смерть. Трудно делать странный и страшный выбор. Два клинка, прижатые к телу, мешали рассуждать, не давали избежать выбора, магева требовала ответа. Времени собраться с мыслями не оставалось. Человек вздохнул настолько глубоко, насколько позволял меч Кейра, и выпалил, словно в прорубь бросился:
– А, где наша не пропадала, там выживала! В коня превращай, магева!
– Отлично, приготовься, – довольно улыбнулась и снова подобрала с травы кисточку и краску.