Лиандра зажала ладонями уши — визг одержимой ввинчивался в мозг, как бурав. Его слышали только двое — она и Гвидо…
— Прекрати! — не выдержала Лиандра, — убей сразу, ей же больно! И мне тоже!
— Убивать нельзя. Умерев, тварь вселяется в следующее тело. Сначала она выберет Гвидо, — парень слышал зов. А потом… мы его потеряем. Но оставить ее здесь просто так мы тоже не можем. Смотри.
Существо было еще живым. Развороченное мясо сочилось черной кровью, глаза твари смотрели прямо на Лиандру, а в них светилось почти разумное знание. Легко полоснув лезвием клинка по лбу одержимой, Хан выждал мгновение и вытер место пореза опавшей листвой. Невероятно, но рана исчезла!
— Не может быть!
— Через некоторое время тварь исцелится полностью. Мы свяжем ее и уйдем отсюда. Так надо, Лиандра.
Девушка с содроганием смотрела, как эльф с силой затягивает веревки прямо по открытым, чудовищным ранам, а ее собственная шея горела от прикосновения отвратительной плоти твари — не холодной, как у трупа, но менее теплой, чем у живого существа.
— А что будет с одержимой потом?
— Умрет от голода, но очень нескоро. Демон оставит оскверненную душу, как только поймет, что тело в западне.
Когда охотники вернулись в лагерь, все вещи были собраны, а Гвидо связан. Парень больше не вырывался. В его глазах поселились тоска и горе. Не дожидаясь рассвета, отряд двинулся дальше.
Покидая место стоянки, Лиандра оглянулась — одержимая окликнула ее, а не разбойника. Тварь, скрытая за деревьями, прошипела имя, но девушка его не расслышала.
* * *Новый день не порадовал хорошей погодой. Гервант, взглянув на непроглядную мглу в небе, уверенно выдал:
— Снег выпадет.
Он не ошибся. Белая поземка мела со всех сторон, поднимала и кружила слепящие вихри, забивалась под одежду, леденила руки. Отряд вышел на берег Одрена. Ехать верхом стало невозможно: густая ивовая поросль вдоль воды не давала прохода лошадям, норовила выколоть глаза и хлестнуть по спине разбойникам.
Гвидо развязали. Лиандра никогда прежде не видела этого простого человека таким несчастным! Парень безропотно тащился за Гервантом, не замечая трудностей пути, и стонал, не в силах сдержать неведомую скорбь.
— Почему вы не отпустили меня? Она так звала! Я голос матушки с колыбели помню — звонкий, веселый, никто в деревне лучше песенок не пел! И война закончилась, победили мы. Все хорошо было, не то, что сейчас!
— А мы и так победили, — буркнул главарь себе под нос, — только счастья-то…
Гвидо тяжело вздохнул и с тоской оглянулся назад:
— Я бы вернулся домой, в тепло и уют. В палисаднике яблоки налились с мой кулак каждое, матушка пирогов напекла… Ух и пышные у нее получаются, вкуснее не едал!
У Лиандры от удивления приоткрылся рот, а Гервант переглянулся с Ханлейтом.
— Тварь жива?
— Живее не бывает. Пусть говорит, так надежнее. Если б молчал, я бы насторожился.
Главарь сокрушенно покачал головой.
— Какие пироги? Песни? Она не звала, а шипела! Как можно сожалеть о том, что тебя не съели? — возмутилась Лиандра.
— А как она шипела? — заинтересовался Лето, — я никогда одержимых не слышал!
Видимо, все пережитое парнем на Проклятой дороге успело поблекнуть, включая голоса призраков и призыв коронованного всадника.
— Тебе крупно повезло, аквилеец! Треплете языками о том, чего не знаете! — прикрикнул Гервант, — одержимые демоном мастера лгать: вытащат из прошлого самое дорогое и душу этим заманивают. Гвидо мать свою умершую видел, и песни она ему пела. Что за матерью-то не пойти? Архонт против скверны — лучшее лекарство, перед ним тварь выделываться не умеет. Шипит, значит, шипит! Чуть не накрылся наш поход!
— Одержимых нельзя убивать? Никогда? — спросила Лиандра, вспомнив последний, жутко-осмысленный взгляд существа.
— Архонту можно. Он сущность твари уничтожает — оскверненную душу, а не только гадкую оболочку. Только ты, Лиандра, какой-то архонт неправильный — без магии. Но нам сойдет.
— Как она такой стала? Мне показалось, что раньше это была женщина.
— А очень просто — по Проклятой Дороге прогулялась или на другое место скверны напоролась.
Лиандра была потрясена. Неужели Проклятая дорога может уродовать?
— Убегать из Готы по Проклятому тракту было опасно?
Гервант даже остановился.
— Девочка моя, твой дружок Лето мог так подпортить физиономию, что ни в жизнь бы тебе не приглянулся! Скверна, вселившись в живое существо, меняет его по своему образу и подобию, а за гранью привычного мира столько всякой погани, что наперед не знаешь, во что превратишься! Задача у твари одна — доставлять своему демону новые души: мою, Гвидо, Хана, любого из нас, и только души архонтов скверне не по зубам. А еще одержимые убивают все живое — просто для пропитания. Твари тоже жрать хотят!
— Одержимых можно вылечить?
— Нельзя, изменения необратимы, как для души, так и для тела. Тварь нашла слабое место Гвидо — любовь к родному дому и чувство вины перед матерью, — объяснил Хан, — поэтому ему сейчас так плохо. Но это пройдет.
— Почему я слышала ее? Если я «неправильный архонт»?
— Не знаю!
Ханлейт отвернулся. Лиандре показалось, что он солгал. Гервант пожал плечами в искреннем недоумении.
Разбойники дважды перекусили остатками вчерашнего пиршества, но не сделали ни одного полноценного привала. Гервант упорно вел отряд вдоль реки. На пути не встречалось иной живности, кроме диких уток. Потревоженные отрядом, они то и дело взмывали из кустов, суматошно хлопая крыльями. Киндар хватался за лук и провожал птиц взглядом — для успешного выстрела требовалось больше времени. Наконец, перекинувшись с Гервантом парой слов, эльф отдал поводья своего коня дварфу и пропал в зарослях. Мензенлир, тащивший до этого момента только себя самого, возмутился:
— Куда мы премся? По равнине уже сотню верст бы отмахали! Предупреждать надо было! Я бы сюда не сунулся! — дварф зло задергал лошадь Киндара, с трудом выуживая из холодной жижи собственные ноги.
— И то, правда — в лесу посуше было! — поддержал напарника Чазбор, — может, вернемся?
— Одрен на север течет, прямиком в Амарантин. Реку перейти надо, чтобы направление поменять! Но брода я пока не заметил, а купаться с головой не хочу. Не нравится что-то? Розовых лепестков под зад не насыпали? Возвращайтесь, мои галаадские друзья! — разозлился Гервант.
Напарники угрюмо замолчали.
— Смотрите, лодка! — Лето показал на другой берег реки, — откуда ей тут взяться?
Действительно, на той стороне Одрена в низкий берег уткнулась полузатопленная плоскодонка.
— Да, странно это. Но где лодка, там и переправа должна быть. Выше по течению посмотрим: лодку, наверняка, оттуда снесло.
Гервант оказался прав. Вскоре разбойники увидели на противоположном берегу полусгнившие мостки и привязанный к ним длинный шест для плоскодонки. Так было принято в Морее: суденышки, служащие для переправы, не имели весел, вместо них использовали длинную палку и отталкивались ей от дна реки. Одрен разливался здесь широко и мелко. Около брода отряд поджидал Киндар, держа за шеи убитых уток.
Переправлялись верхом. В отдельных местах вода доходила до колен, и на другой берег разбойники выбрались мокрыми и продрогшими. Путь вперед был свободен — от мостков через лес вела тропа, проходимая для конных. Лиандра начала догадываться, кому принадлежала лодка… Тропа углубилась в лес. Снег, так докучавший путникам первую половину дня, посыпал снова; одежда и обувь, намокшие при переправе, покрылись ледяной коркой. Разбойники срочно нуждались в отдыхе. За деревьями показался бревенчатый угол дома и кусок изгороди. Гервант приготовил арбалет.
— Там никого нет, — сказала Лиандра.
— Вот как? Откуда у нас такая уверенность?
— Хозяйку этой хижины мы оставили умирать на другом берегу Одрена.
— Отличная догадка, сестренка. Но полуархонту я верю только наполовину.
Одинокая хижина, притаившаяся в лесу под защитой добротной изгороди, сплетенной из ивовых прутьев, встретила отряд настороженной тишиной. Приоткрытая дверь приглашала в гости, а из-за калитки двора выглядывал небольшой огород со следами грядок. Разбойники привязали лошадей к перилам крыльца и вошли внутрь. Казалось, хозяйка дома вышла за порог час назад: в очаге глинобитной печи чернели угли, вдоль стены высилась аккуратная поленница дров, заготовленных на вечер, на грубом столе из горбылей дожидался хлеб, заботливо прикрытый чистой холстиной. Гервант сорвал тряпку и постучал караваем об стол — он не сгнил, но высох настолько, что превратился в камень. От развешанных под потолком трав исходил колдовской, пряный аромат, слегка дурманящий голову, но приятный. В глубине большой комнаты к стене прижалась длинная лавка и виднелась еще одна дверь. Только опавшие листья на полу, занесенные ветром, говорили о том, что жилище покинуто.
Разбойники удивленно оглядывались по сторонам. Если не верить слухам, что все знахарки — непременно злые ведьмы, то и бояться здесь было нечего. Дом одержимой стал надежным пристанищем на ночь. А ведь всего на расстоянии дня пути погибала его хозяйка, жестоко привязанная к дереву! Разве знахарка виновата в том, что с ней случилось? Даже если одержимая забыла все, что составляло смысл ее жизни, было милосерднее прекратить ее страдания раз и навсегда! Лиандра всей душой пожалела что она — «ненастоящий архонт».
* * *Маленький чулан за дверью оказался кладовкой. Заглянув в полутемную комнатку, Лиандра обнаружила полки, заставленные сосудами и емкостями, понюхала пару настоек со странным запахом и наткнулась на поеденное мышами зерно в деревянном ящике. Самой полезной находкой оказалась простая глиняная посуда — она пригодится для ужина. Тем временем, в очаге весело запылал огонь. Разбойники, отодвинув стол к стене, расположились полукругом на полу, поближе к теплу. На печи булькал котел с водой в ожидании жирных уток, подстреленных Киндаром — эльф их как раз ощипывал. Покидая кладовку, Лиандра столкнулась с Ханлейтом.
— Мне нужно с тобой поговорить, — твердо сказал он, останавливаясь на пороге и мешая пройти.
Последние три дня были настолько насыщены событиями, что Лиандра почти перестала бояться эльфа, но разговаривать с ним наедине она не желала!
— Мне тоже, — ответила девушка и хотела проскользнуть мимо.
Толкнув Лиандру в плечо, Хан вошел внутрь и закрыл за собой дверь на крючок. Похоже, ему нравилось загонять ее в западню! Кладовка погрузилась в тревожную полутьму, полосатую от красноватых бликов огня, сквозивших из общей комнаты сквозь щели дощатых стен. Предчувствуя неприятности, сердце Лиандры забилось сильнее.
— Я хочу осмотреть твои раны, — заявил Ханлейт.
— А не поздно ли? У меня ничего не болит!
О ее поединке с Ханом на заднем дворе «Дырявого котла» напоминал неумело зашитый рукав куртки. В тот день никто из разбойников, кроме Киндара, не предложил свою помощь! Какая странная, запоздалая забота!
— В самый раз. Разденься до пояса и повернись.
— Что?! И не подумаю!
Лиандра попятилась и уперлась спиной в полки с запасами знахарки. В этот раз она не позволит вертеть себя, как куклу! Разбойники рядом — если не Гервант, то Лето точно придет на помощь! «А Хан в ответ расскажет Герванту про казематы! И все решат, что я — тоже предатель!» — от этой мысли Лиандра пришла в смятение и посмотрела на эльфа с выражением затравленного зверя. Он поморщился то ли от брезгливости, то ли ему что другое не понравилось.
— Я не заставляю, я прошу. Твоя добрая воля мне многое объяснит, — сдержав свои эмоции, спокойно сказал Ханлейт.
— Что ты хочешь увидеть? Сделать? Я не пожалею? — задавала Лиандра бесполезные вопросы один за другим, но Хан не вступал в переговоры.
— Я ничего не буду обещать.
Смирившись, Лиандра приняла неизбежное:
— Хорошо, но не смей меня бить.
— Бить? Зачем? Я не получаю удовольствия от насилия.
«Да тебя вообще ничто не радует!» — зло подумала девушка, оборачиваясь к Хану спиной и снимая тунику через голову. Он не трогал, только смотрел. Раны давно перестали беспокоить Лиандру, зажил даже порез от меча Хана, оставив на плече некрасивый бордовый рубец. Следов от побоев в Готе она не видела, но чувствовала неровности кожи под пальцами. Наверное, спина выглядела ужасно…
— Убери волосы, — скомандовал Хан, — тебя пытали плетью-семихвосткой, полагаю, что кожаной, а не пеньковой — она уродует сильнее. Как давно это было?
— Около двух недель назад. Или больше, у меня все перепуталось. Не знаю, чем меня били! Я плохо разбираюсь в зверствах, в отличие от некоторых!
— И после пыток тебя бросили в яму? На спине живого места нет, одни шрамы. Я бы умер от голода, холода и инфекции. Никто бы не выжил.
— Я не призрак.
— Вижу. Призраки не язвят, и с твоей памятью полный порядок, если ты меня цитируешь.
— Я не помню себя до Готы.
— Ты впервые очнулась в городе?
— Нет… — Лиандра не сразу решилась, но все же шепнула — на Проклятой дороге…
Ханлейт не стал переспрашивать и приходить в ужас, словно и не удивился.
— Как ты выбралась из ямы?
— Мне помогли. Один дварф, — неохотно ответила девушка.
— Какой загадочный акт милосердия для этой расы! А теперь говори, за что пытали.
— Твой допрос напоминает казематы: осталось привязать меня за руки, чтобы не вырвалась, и ударить сзади. Можно мечом, если не носишь с собой плетей. И я сразу все скажу.
Хан замолчал. Лиандра стояла, прижимая к груди одежду и разглядывая полки знахарки. Она начала вздрагивать от холода — хижина не успела как следует прогреться.
— В тебе говорит обида, верно? Увидев тебя впервые, я решил, что ты зарабатываешь на дорогах. Своим телом, естественно, но и убивать не гнушаешься. Скромно опущенные глаза, нерешительные движения… Старая, как мир, уловка — заманить невинным видом странника и заколоть его за горсть монет. Когда ты бросила в нелюдя нож, я чуть не пришил тебя на месте. Я опасался за жизнь Герванта и был против твоего присутствия в отряде. Я внимательно следил за тобой, и был готов к любым неожиданностям: видел, как твоя грудь приподнимается от вдоха, а губы приоткрываются в желании произнести слова, но молчат. Я гадал, в чем причина такого поведения и злился. Но сейчас я понял, что все дело в зверином упрямстве и неуступчивости! Если я последую твоему «совету» и применю силу, то ничего не добьюсь — ты жизнь отдашь, но рта не раскроешь.
Так вот почему Ханлейт раньше смотрел на нее с таким презрением! Однако, даже изменив свое мнение о девушке, проще в общении он не стал.
— Я собой не зарабатываю…
— Я это спрашивал? За что тебя изувечили?
— За символ. Ты сам его носишь: змея и меч венчает крону древа на твоей спине. Я вырезала знак на доске объявлений на площади Готы. Не знаю, зачем! Я не ведала, что творю. Я поступила очень плохо?
— Плохо? Ты поступила безрассудно.
— Что это за символ, Хан? Он принадлежит архонтам — воинам демонов? Так кричали в крепости…
— Символ змеи и меча — герб северного Эймара. А архонты никогда не служили демонам, что за дикая мысль! — воскликнул Ханлейт и положил руку ей на плечо.
Лиандру передернуло от неожиданности.
— Я настолько тебе неприятен?
«Да!» — чуть не сказала Лиандра вслух и забыла, что хотела спросить об архонтах, настолько ее смутило прикосновение эльфа.
— Мне холодно.
— Потерпи.
Подойдя вплотную, Хан провел ладонями по спине девушки. Его теплые руки то задерживались, то скользили дальше, будто прислушивались к чему-то. Ощущение оказалось очень приятным, жаль, что недолгим…
— На мне заживает быстрее, чем на других людях? Так сказал… один эльф, — на всякий случай, девушка не стала называть имени Киндара.
— Следы побоев бесследно пропадут через несколько дней. Тебя трудно убить, Лиандра.
— Почему?
— Одевайся, я больше не буду тебя мучить.