Киндар отпустил ее и поднял трубку с зельем. Она тлела, слабо потрескивая.
— На берегу озера с водой такой чистой, что она оставалась голубой, даже когда небо закрывали тучи, стоял дом из белого камня…
Пробудившись от голоса Златовласки, ожил волшебный мир: комната наполнилась плеском набегавшей на песок волны, шумом ветра, запахом влаги и кувшинок. Лиандра не только слушала, она оказалась в ином месте в иное время…
— Окна дома были так высоки, а двери так широко раскрыты, что озеро приходило к эльфу в гости. Днем оно рассыпало по стенам блики солнца, отраженного в прозрачных водах, а по ночам наполняло стены шорохом волн. В тихом доме на берегу поселилась безмятежность. Ее легкие шаги звучали песней дождя в просторном холле, ее силуэт отражался в серебряных зеркалах библиотеки, где на полках дремали никому не нужные истины, заключенные в стихи и прозу. Шаги тишины тонули в мягком ковре на полу спальни, зелено-лазурной, как водные глубины. Где-то шли войны… Кто-то сильный и жестокий отбирал жизни, за победы поднимались кубки с вином, алым, как пролитая кровь, а побежденные платили черной местью победителям… Но все беды мира были бесконечно далеки от озера Инья и эльфа, поселившегося рядом. У него была мечта — остановить мгновение, а покой был смыслом и целью его жизни. Ты бы хотела для себя такой судьбы, девушка?
Киндар рассказывал о себе. И Лиандра возжелала покоя со всей страстью своей души.
— Да! Как я была бы счастлива в таком месте! — прошептала она, подаваясь вперед, к рассказчику.
— Нет, не была бы. Но могла бы привыкнуть.
— Давай, убежим! И поселимся там, где нас не найдут.
Кажется, выход был найден. Сделка Герванта больше не давила своей неотвратимостью: странное, тихое, какое-то нездешнее и чужое счастье сидело рядом, рассказывая красивые сказки. Златовласка снова затянулся трубкой. А Лиандра смотрела на него через дурман эльфийского зелья и видела то, что скрывалось за доброй снисходительностью поведения — невероятную усталость и грусть.
— Если бы мы встретились раньше, девушка! Это был бы чудной союз: ты бы скучала, я — страдал, — усмехнулся Киндар своим мыслям, — но твое предложение опоздало, Лиандра.
— Почему, Киндар?
— Мне столько лет, что неудобно говорить и стыдно переспрашивать: недавно перевалило за два столетия. Для эльфа, принимавшего эликсиры молодости всю свою жизнь, это — приговор. Однажды отказавшись от них, я обрек себя на медленное, неотвратимое угасание. Я молод внешне, но чувствую, как с каждым днем тают силы. Природа мстительна, Лиандра, нельзя идти против ее законов. Мне остался год, возможно — пять, кто знает? Я также сильно устал жить, насколько боюсь умереть.
— Ты говорил, что тебе семнадцать лет, а Ханлейту — двести! Зачем ты солгал?
Киндар смотрел на нее и улыбался знакомой легкой улыбкой:
— Я никогда не лгу, я преувеличиваю. Но где ложь? Мне вечно семнадцать…
— Ты не боишься смерти, не испугался одержимости! Я не встречала эльфа, смелее, чем ты!
— Это не смелость, а смирение, Лиандра. Но я боюсь боли. Единственное мое желание, с которым я просыпаюсь каждое утро — покинуть этот мир безболезненно.
Так вот в чем секрет Златовласки, его спокойствия и мудрости! Нет, это неправильно! Лиандра обняла Киндара, словно в ее власти было поделиться с ним жизненными силами.
— Ты не должен так говорить, ты должен бороться!
— С чем, девушка?
Он негромко засмеялся и снова предложил ей трубку. В третий раз эльфийское зелье не жгло и не оглушало головной болью. Горячий дым разлился по телу теплом и негой, а голова стала пустой до звона в ушах.
— Твоя сила в том, что ты продолжаешь борьбу, даже если заранее известен проигрыш. Ответишь согласием Герванту — будешь биться с ним, но нелюдь не стоит сломанных копий. Найди более достойный объект, Лиандра. Брось вызов судьбе — и она его примет. И еще один совет — не сражайся в одиночку.
Комнатку ваньярской гостиницы заволокло дымом. Принимая причудливые формы, он путался в светлых волосах Киндара, заигрывая со светом свечи, лизал стены узорами теней, а голос Златовласки звучал все тише, все отдаленнее.
— Как просто тебя обмануть, он же совсем молод для эльфа! Истина — она не в словах, а рядом, учись ее не слышать, но понимать. Вас, как и меня, торопит время, поэтому я и играю в Создателя.
— О ком ты говоришь? — слабо спросила Лиандра, — со мной что-то не так, Киндар. Я умираю?
— Ты теряешь сознание. Не противься этому, бесполезно.
Она почувствовала руки эльфа на своем теле, но уже не понимала, что Киндар с ней делает. Закрыв глаза, Лиандра погрузилась в темноту, как в воду.
* * *По поверхности водоема пробегали волны, но на дне было тихо. Толща голубовато-зеленой воды давила на грудь, не разрешая сделать вдох. Лиандра утонула и смирилась, но шторм, будоража спокойные воды, качал ее тело все сильнее, а воздух настырно рвался в легкие, раня острыми иголками холода. Морок эльфийского зелья отступал, уползая завитушками серого дыма.
«Какие сильные у Киндара руки», — подумала Лиандра, приходя в себя. Ее несли куда-то, прижимая к себе надежно и бережно. Хрустел снег, горячее лицо девушки овевал морозный ветер. Сон продолжался, но на этот раз это был хороший сон. Ее нес не Киндар, а Ханлейт. Лиандра узнала сухое тепло его сильных рук — эти ладони однажды провели по ее спине, изуродованной пытками; чувствовала его притягательный запах, немного терпкий, словно в волосах эрендольского эльфа запутался аромат леса.
Раздался шорох — Ханлейт присел у стены вместе со своей ношей. Его дыхание стало ближе. Пока незнакомые, но такие желанные губы коснулись ее лба, щеки… Лиандра не стала ждать. Она потянулась к Хану всем своим существом, сожалея лишь о том, что не догадалась сделать это раньше.
Поцелуи бывают разными: будучи дружескими, они приятны; они могут служить утехой плоти случайных любовников, или быть отвратительными, когда навязаны; но ничто не сравнится с прикосновением губ любящего существа, когда навстречу ему загорелось ответное чувство. И этот поцелуй был именно таким — самым лучшим и самым первым, потому, что все остальные мгновенно забылись…
— Еще, — шепнула Лиандра и получила пригоршню колючего снега в лицо.
Она вздрогнула и раскрыла глаза. В галерее второго этажа было пусто и тихо, за резными деревянными перилами поблескивало звездами ночное небо. В общем зале пробил гонг, но до эльфа и девушки донесся лишь слабый отзвук, как будто на кухне уронили тарелку.
— Это ты?
— А ты думала — кто?! — оскорбился Хан.
— А где Киндар?
Вместо ответа Ханлейт поднялся и поставил ее на ноги. Лиандра покачнулась от слабости и оперлась о шершавую стену дома.
— Я велел дождаться меня! Лиа, Киндар опасное существо — ему невозможно отказать, когда он просит! Перед его обаянием спасовал даже Гервант, принимая в отряд. Я могу только гадать, в чем причина внезапного интереса озерного эльфа к тебе! Что было между вами в мое отсутствие? — взволнованно спрашивал Хан.
— Только эльфийское зелье.
— Только?! Мало?! Ты представляешь себе, что это такое? Ты хоть раз принимала эту дрянь раньше? Могла и не очнуться!
— Ты тоже его пробовал, верно? — улыбнулась Лиандра.
— Да, однажды по глупости. Но тебе оно зачем понадобилось?
— Я хотела скорее закончить эту ночь.
— Когда Киндар меня позвал, ты лежала, как мертвая! Умеешь же ты выбирать друзей!
— И ты умеешь. Ты бросил меня с Гервантом.
Лицо Ханлейта помрачнело.
— Я все знаю — Киндар рассказал. Если нелюдь решил, что ты ему нужна, он не отступится. Я смогу проводить тебя до Галаада, обеспечив временную защиту. Играть в любовь не обязательно, но сделай над собой усилие и относись ко мне с меньшей неприязнью, чем сейчас. Иначе Гервант нам не поверит.
— А что я должна буду делать, Хан?
— Я ничего от тебя не требую. Решай, что тебе противнее — жить с Гервантом или терпеть мое общество. Или можешь остаться в Ваньяре.
Ханлейт ждал со знакомым тревожным выражением на лице, но Лиандра долго молчала. Она боялась, что поцелуй Хана оказался случайностью, и Хранитель до последнего останется верен своей клятве одиночества…
— Я согласна, — наконец, печально ответила девушка.
— И все? Ладно. Я подумал было… — Ханлейт нахмурился, глядя в ночь, — возможно, тебе кое-что почудилось, пока ты была без сознания? Такого больше не повторится, я обещаю. Пойдем, здесь холодно.
Подтвердив догадку Лиандры, Хан пошел прочь. Он скрылся за поворотом, и девушка осталась одна. Сухие снежинки, залетая в галерею, ложились на ее волосы и плечи, холодили открытые руки. Одежда Лиандры была в полном порядке, наверное, Киндар постарался.
Отлепившись от стены, она подошла к перилам. Внизу под светом молодой луны искрился снег, зрение едва различало постройки и ведущие к ним дорожки. Неожиданно дверь на первом этаже трактира растворилась, выпустив полоску золотистого света. Во двор вышел высокий мужчина и быстрым шагом направился к конюшне. Через некоторое время показался снова, ведя под уздцы лошадь. Лиандра узнала Кеодана. «Куда он спешит в такое неурочное время?» — подумала девушка, но тут же забыла об этом господине. Ее ждал Ханлейт.
* * *В отличие от остальных разбойников, Хан на жилье не экономил: его комната отапливалась камином и имела выход в галерею. Лиандра вошла в приветственно приоткрытую дверь и застала эльфа в кресле перед огнем.
— Завтра ты расплатишься за сомнительные удовольствия головной болью. Ложись спать.
Похоже, Ханлейт был прав. Попав с прохладного воздуха в помещение, Лиандра снова почувствовала дурноту. Кровать была одна, но лечь в тесном платье девушка не рискнула. В напрасных попытках расстегнуть крючки на спинке прошло несколько минут.
— Помоги мне это снять, — попросила Лиандра, подойдя к Хану.
— А одевал кто? — язвительно спросил он.
За последние сутки ее унизили столько раз, что эту издевку девушка пропустила мимо ушей и молча подставила Ханлейту спину. Расстегнув платье, он придержал ее плечо.
— Смотришь на шрамы? Я уродлива?
— Ни одного не осталось. Твоя кожа безупречна, словно никогда не пробовала плетей. Удивительно, как проклятое место могло породить существо, подобное тебе.
— Ты говоришь о Морее или о мире в целом?
— Нет, я не склонен философствовать.
— Но не Проклятую же дорогу ты имеешь в виду?
— Именно ее.
Лиандра обернулась, прижимая к груди платье. Ханлейт упал обратно в кресло и безразлично отвернулся.
— Возьми что-нибудь из моей одежды. Наутро сама вспомнишь, в какой из комнат ты свою оставила.
Проглотив новое оскорбление, Лиандра порылась в сумке Хана и вытащила черную рубашку. Плотная шелковая ткань показалась ей знакомой на ощупь, а длины хватило до середины бедер. Лиандра легла, отметив про себя, что это первая в ее жизни настоящая постель.
— А ты где будешь спать? — спросила она у затылка Ханлейта.
— Здесь.
В камине гудело пламя. Хан не шевелился, возможно уснул.
— Я - одержимая? Как тварь из Одренского леса? Ты поэтому меня презираешь? — тихо спросила Лиандра.
Пусть не отвечает. Жуткие догадки невозможно носить в себе вечно. Ханлейт обернулся, растеряно глядя на девушку.
— Нет!
— Нет? — она глубоко вздохнула, — нет… Ты презираешь всех женщин, да, Ханлейт? Сбежав из ордена и нарушив клятвы Хранителей, ты следуешь обету целомудрия, как самой важной своей клятве? Ты ничего не хочешь, никого не любишь и неизвестно куда направляешься, как ветер, которому все равно куда дуть.
Лиандра подозревала, что Хану не понравятся ее слова, но не думала, что настолько. Эльф вскочил.
— Да как ты смеешь!
— Смею что? Сказать правду в лицо?
— В твоем нелепом обвинении нет ни слова правды! Что за бред про обет целомудрия?! Я такого не давал! — искренне возмутился Ханлейт.
— Ты о себе ничего не рассказываешь. Не только мне, даже Герванту.
— Что значит «даже»? Я ни перед кем не исповедуюсь!
— Ты выше слов и исповедей, да, Хан? Соглашусь, я — посторонняя, и Гервант тебе не друг. Все живое — лишь мусор у твоих ног, эрендольский убийца!
Как и всегда, эмоции Ханлейта вызвали в Лиандре ответный взрыв. Она больше не сдерживалась, выплескивая все, что накопилось на душе.
— Чем я заслужил твой оскорбительный тон? Считаешь меня орудием смерти без чувств и мозгов? Поздравляю, ты права, так и было задумано! Меня таким воспитали.
— Хранители?
— В том числе…
Хан не договорил и подошел к двери в галерею. Лиандра подумала, что он хочет уйти совсем и взвилась на кровати.
— Только не уходи! Я хочу все выяснить прямо сейчас!
— Я не нарушал своих клятв, — глухо сказал Ханлейт, — я сбежал из ордена потому, что он продался ариям. Я не буду служить Императору, даже если меня казнят за непослушание. А в тебе я ошибся, но это моя беда, а не твоя.
— Она стала моей, когда ты напал на меня на нашем последнем поединке! За что?! Я считала тебя другом, но тоже ошиблась. Довольно откровенничать, я спать хочу.
Лиандра повернулась лицом к стене, но эльф не уходил.
— Ты отдалась аквилейцу. Я видел.
— Любишь подглядывать? В следующий раз не убегай, а смотри представление до финала! Я рассталась с Лето, провела ночь в блужданиях по лесу в поисках лагеря и чуть не погибла в метели!
Послышался негромкий шорох.
— Что ты делаешь? — подозрительно спросила Лиандра.
— Раздеваюсь.
— Ты же хотел провести ночь в кресле?
— Я передумал.
Кровать скрипнула под тяжестью еще одного тела. Ханлейт лег на самый край к ней спиной. Обернувшись, девушка увидела древо совсем близко: четкие линии переплетенных ветвей и одиннадцать символов повествовали о какой-то тайне. Очень красивый, изящный рисунок… Осмелев, она провела по позвоночнику Хана кончиками пальцев. Эльф не пошевелился.
— Я видела такое древо на фреске в огромном зале. Вернее, его видела та, чьими глазами я помню. Жаль, я не понимаю смысла изображения…
— Ты все также боишься уснуть и стать свидетельницей чужих жизней?
— Уже нет. Я не вижу прошлого с тех пор, как Чазбор стал одержимым.
— Это плохо. Магия моего народа могла бы тебе помочь вспомнить прошлое, но эльфийские маги вне закона, как и архонты. Кроме некоторых из них… Я расскажу тебе о Хранителях, чтобы ты не выдумывала лишнего и не верила ерунде. Этот орден зародился не в Эрендоле, а на севере, его родина — Архона…
Лиандра любила слушать голос Хана, не особенно мелодичный, но глубокий и волнующий. Если бы еще Ханлейт повернулся и разговаривал с ней, а не с камином!
— Во времена, когда династия северных королей только-только взошла на трон, Эймар раздирали междоусобные войны, все одиннадцать провинций норовили стянуть территорию у соседей, и только Эрендол хранил нейтралитет. Король Агнар I обратился к стране эльфов с просьбой о помощи в наведении порядка в стране. Не просто так, а в обмен на независимость: Эрендол частично закрывал свои границы для соседей — так сложилось, что мои родичи никогда не любили гостей. На орден Хранителей возложили дело мира, а в его состав вошли лучшие воины, политики и маги из числа эльфов. Я мало живу, чтобы знать наверняка, как все было, поэтому рассказываю тебе о минувшем по преданиям и книгам, что я прочел… Они говорят, что общими усилиями войны прекратились, и Эймар стал единым сильным государством. Сохранился и орден, но теперь Хранителей отбирали еще тщательней и готовили с самого рождения. Орден поклялся служить Эймару до тех пор, пока не угаснет род первого короля, Агнара I. И так было много веков…
— Ты был Хранителем-воином, верно?
— Да. Почему «был»? Я им остался! Я ношу на своем теле символы всех провинций: змея архонтов — северный Эймар; орел ариев — южный; оцелот, лесная кошка — это знак Эрендола, моей родины; кета — символ Аквилеи; кит — Галаада; кабан — Мореи; лошадь — Карии; сойка олицетворяет Озерный край, бык — земли Серебряного пояса, выдра — Лаконские болота, а медведь является символом северных островов. Но дело не в рисунках… С тех пор, как убили последнего короля единого Эймара Северона I, страну разорвало на части. Арии захватили власть на юге, пришла скверна, началась Столетняя война, продлившаяся девяносто шесть лет… Все это случилось до моего рождения, но я поклялся в верности истинному престолу Эймара и не желаю быть игрушкой в чужих руках.