— Прекрасно, — сказала Маред, и это было истинной правдой. — Благодарю вас.
— Не стоит благодарности, — рассеянно бросил Монтроз.
Дорога в Мейд Вэл и в самом деле оказалась недолгой. Лэрд вел мобилер молча, и Маред, притихшая на заднем сиденье, почти задремала, потом вскинулась тревожно, но это они просто въехали в ярко освещенный двор коттеджа. Монтроз обменялся несколькими словами с вышедшей навстречу Эвелин, и подошел к дверце мобилера.
— Тьена Уинни, вы не уснули?
Маред выбралась из машины и послушно прошла в дом, уговаривая себя собраться с храбростью и рассказать все лэрду немедленно. Не вышло в лесу, так хотя бы сейчас…
Резко развернувшись, Монтроз встал на месте, так что Маред едва не влетела к нему в объятия.
— У вас еще три дня на раздумья, помните?
— Помню, — мгновенно холодея от испуга, отозвалась Маред. — И что из этого?
— Ничего, — усмехнулся Монтроз, становясь тем самым Корсаром, которого она так хорошо успела возненавидеть. — Просто напоминаю. Вы увидели и попробовали достаточно, чтобы решить. Пора делать выбор, девочка. Больше за эти три дня я тебя ни к чему принуждать не буду.
Он стоял так близко, что Маред невольно дышала легким ароматом его одеколона и — снова! — запахом реки и дыма. Еще чуть — и прикоснется. Только руку протянуть… С трудом Маред заставила себя слушать, не отшатываясь. Корсар, требовательно поймав ее взгляд, продолжил:
— Завтра и послезавтра отдыхай, а во вторник можешь выходить на работу. Но до вечера вторника ты должна решить окончательно: уходишь или остаешься.
— Вы же знаете, — с трудом шевельнула словно замерзшими губами Маред. — Я осталась…
— Еще нет, — недобро усмехнулся лэрд. — Когда решишь окончательно, то придешь ко мне сама. И тогда уж никакого кокетства, истерик и игр в оскорбленную невинность, договорились?
Отвернувшись, он взбежал по лестнице. Маред, вцепившись в перила, еще минуту стояла внизу, потом тоже поднялась, с трудом переставляя ноги, и побрела в свою комнату.
На душе было тоскливо. Ну, а на что она надеялась? Что лэрд Монтроз пожелает изобразить рыцаря для девы в беде? Только он ведь даже не знает, что Маред отчаянно нуждается в помощи. А если узнает — захочет ли помочь? Или просто воспользуется ситуацией, а потом выкинет ее, наивную дурочку, на съедение Оршезу и Чисхолму? Уже ведь говорил тогда, в апартаментах, что никто ей, случись что, не поможет…
С другой стороны, ведь Маред пока не сделала Монтрозу ничего плохого. Не нужно ей этой работы, не нужно денег, пусть просто поможет избавиться от Чисхолма так, чтобы тот не пустил в ход проклятые снимки! Завтра же она все расскажет. Или лучше сегодня? У лэрда явно что-то случилось, судя по смене настроения, но если решать — то как можно скорее.
Фониль в сумочке требовательно звякнул. Удивляясь, кто мог позвонить в такое время, Маред ответила на вызов. Голос, мужской и приятный, был решительно незнаком.
— Тьена Уинни? Вы уже видели наш маленький сюрприз?
— Какой сюрприз?
— Буклеты в вашей сумочке, — учтиво подсказал голос. — Те, что вам дали перед зданием юридического дома, где вы были сегодня. Надеюсь, вы их не выкинули? Впрочем, мы можем прислать копию…
Маред оглянулась на сумочку, из которой действительно торчали несколько листков, что всучил ей днем мальчишка-газетчик. Она про них и думать забыла, иначе бы точно выкинула.
— Нет! То есть я не выкинула. И не смотрела…
— Понимаю. Ну так ознакомьтесь, а я перезвоню немного позже с вашего позволения.
Фониль отключился. Маред подтянула к себе сумочку, вытащила и расправила листки. Обычная реклама нового дамского магазина… Хотя нет, между страницами буклета оказалась вложена газета. Дешевая серая бумага, зато яркие заголовки и камерографии на половину страницы — пресса самого низкого сорта. Маред поморщилась, разглядывая и недоумевая, потом развернула двойной лист. "Открыт ли факультет шлюх?" — бросился в глаза ядовито-синий с желтым заголовок. Ниже и немного мельче: "Студентки Университета готовятся к экзаменам в мужских объятиях". И камерография! Благая Бригита… Одна из камерографий Чисхолма…
Онемев и затаив дыхание, Маред смотрела на снимок, где она, обнаженная, лежала на кровати в апартаментах Монтроза. Лицо, грудь и часть бедер прикрывали крупные нарисованные цветы — ради слабого подобия приличия…
С трудом вдохнув ставший вдруг густым воздух, Маред пробежала глазами статью. Строчки плыли перед глазами, буквы сливались… Она в отчаянии ущипнула себя за руку, острая боль помогла — и Маред снова впилась глазами в газету. В статье не было ее имени. Бригита милосердная — там вообще не было ни имени, ни факультета. Репортер писал, что некоторые студентки Университета, презрев общественную мораль и… — Маред пропустила абзац ядовитых издевательств — зарабатывают на учебу, выполняя извращенные желания мужчин, потерявших стыд… — и снова смакование подробностей…
Она осторожно положила газету, глядя на нее с отвращением и ужасом, как на ядовитую гадину. Наклонившись, перечитала снова, внимательнее и подмечая подробности, которые упустила. Да, там не было ни имени, ни примет, ничего, что позволило бы бросить хоть тень подозрения именно на нее. Речь шла о студентках — и не более! Но камерография…
А внизу под собственно репортажем газета любезно разместила комментарии господина декана, двух-трех преподавателей и некоторых студентов. Негодование! Отвращение! Лэрд декан прямо заявил, что это низкая клевета, поскольку ни одного доказательства… ах вот! Камерографии попали в газету уже затемненными в нужных местах. Маред всхлипнула от облегчения, но глаза сами бежали по строчкам, отмечая знакомые имена. Ни одного женского… Ну, это и понятно, кто же покажет такую мерзость приличным барышням? Преподаватели грозили судом за оскорбление чести учебного заведения — газете, разумеется, если не будут предоставлены бесспорные доказательства, что подобная тварь действительно марает стены Университета своим грязным дыханием. Студенты… Кто-то писал с брезгливым отвращением, у кого-то слова сочились глумливой издевкой…
Кровь бросилась в щеки, зашумела в висках. Отстраненно, как будто все это происходило не с Маред, проплыла мысль, что было бы, окажись лицо на камерографии не закрашенным. А ведь ей не хватило нескольких минут, чтобы пойти к лэрду Монтрозу и все рассказать… Маред беспомощно посмотрела на последние строчки статьи: "Мы будем рады сообщить читателям продолжение этой истории…"
Зазвонивший фониль она взяла непослушными пальцами, с трудом нажала на кнопку.
— Ознакомились? — бодро поинтересовался незнакомец.
— Кто вы? — прошептала Маред. — Зачем… все это…
— О, не беспокойтесь, милая тье. Как видите, никто, решительно никто не мог бы заподозрить в неизвестной развратной девке вас, с вашей безупречной репутацией… Это всего лишь небольшой привет и предупреждение от тьена Чисхолма. Мы надеемся, что подобные меры не понадобятся, но вы же сами понимаете — у этой гадкой статьи может оказаться продолжение. И там — кто знает? — читатели могут увидеть лицо…
— Что вы хотите?
— Говорю же, пока — ничего. Мы ведь договорились, правда? Вы окажете нам маленькую услугу, когда будет нужно, а мы забудем про такую же маленькую шалость благонравной тье. Ах да, позвольте поздравить вас с успешным прохождением собеседования. Лучший балл, не так ли? Мои поздравления, тье Уинни, успешной вам карьеры.
Фониль звякнул — собеседник отключился. Разжав мокрую от пота ладонь, так что фониль упал на кровать, Маред снова посмотрела на газету. Осторожно взяла ее, словно бумага могла укусить, и разорвала на мелкие кусочки. Самые мелкие, какие смогла, пока пальцы не заболели от напряжения. Из груди рвались рыдания, которым сейчас было никак не время.
То ли всхлипнув, то ли рассмеявшись, Маред ссыпала бумажные обрывки в сумочку — потом выкинет их в городе. Села на кровать и, поджав ноги, обняла колени руками. Она ничего не расскажет лэрду Монтрозу. Никогда, ни одного слова, даже под пытками. Она будет врать и делать все, что ей скажут. Да, Монтроз был с ней гораздо честнее и даже милосерднее этих ублюдков. Он честно дал ей возможность не соглашаться на проклятый договор, но… Выбора нет. Только не то, что она увидела на страницах грязной газетенки. Если в Университете узнают, что это она… Маред просто не сможет жить.
Она разделась, аккуратно сложив вещи, и, ложась, подумала, что тянуть не стоит. Она пойдет к Монтрозу прямо завтра — пусть уж все случится скорее. А еще — отметилось краешком сознания — у них наверняка есть свои люди в "Корсаре", раз уже сегодня Чисхолму стало известно о ее высшем балле на тестировании. И лучше бы Маред, наверное, утопиться на этом пикнике, да вот — не повезло. Впрочем, еще не все потеряно…
Перед глазами стояла серебристая рябь на речных волнах, потом ее сменило лицо Корсара, но видимое мутно, и Маред поняла, что разглядывает его сквозь опустевшую бутылку исфаханского вина. А потом… Потом ничего не было, кажется, до самого утра.
Глава 12. Когда поверенный берет аванс
Если бы кто-то спросил Алекса о преимуществах и недостатках жизни в Мейд Вэл, он смог бы назвать множество первых и только один второй — расстояние до деловой части Лундена. Даже на мобилере дорога всегда занимала изрядную часть утра и вечера. Вот и сейчас потеря драгоценного времени была особенно ощутимой, так что Алекс невольно поморщился, садясь в мобилер. Ничего, умница Анри позвонила ему раньше, чем полиции, так что к главному действию он точно успеет.
А вот что хорошо в дороге — так это возможность подумать. Нет, думать о том, что случилось в "Бархате", не имеет смысла, пока неизвестны детали, но ему и без того было о чем поразмыслить.
Выехав на коронный тракт, Алекс нажал педаль — мобилер рванул так, словно до этого стоял. Редкие фонари по обеим сторонам дороги замелькали все чаще, так что глаз уже устал следить за появлением новых столбов.
Стрелка на указателе скорости, правда, еще далеко не приблизилась к предельной черте, но здесь, вблизи от предместий, "Драккарус" и не мог показать все, на что способен. Мотор тихо рычал, готовый выдать еще — только позволь, шины почти бесшумно шелестели, и все это сливалось в ощущение послушной мощи, радостно повиновения механизма человеку. Дорогая игрушка, хоть и окупается частично выигрышем во времени, но главным для Алекса всегда было удовольствие. Водить мобилер он любил и умел, хотя настоящую скорость позволял себе только на загородных пустынных дорогах и в одиночестве. На дороге всегда возможны случайности, иногда роковые, но это его выбор, а пассажиры ни при чем?
Интересно, Маред нравится скорость, или после несчастного случая с мужем она боится мобилеров? Жаль, если так, на многих женщин скорость действует подобно лучшему афродизиаку…
Мысли настойчиво возвращались к сегодняшнему вечеру. Звонок Анриетты скомкал его окончание, и разговор на лестнице получился резковат. Но, пожалуй, это и к лучшему. У Маред Уинни в последний год было слишком много работы и слишком мало сильных чувств. Девочке полезно встряхнуться, если в меру. Девочка слишком глубоко погрузилась в учебу и одиночество. Если все-таки не сбежит в последний момент, непременно нужно будет поводить ее по клубам, из тех, где приняты маски, чтобы не портить репутацию. В "Бархат" — безусловно! Вот только решится сегодняшняя сложность, мда…
А сбежит она вряд ли, раз уж выдержала до сих пор. Девочка умна и честолюбива. Конечно, воспитание в добропорядочной провинциальной семье наделило ее куда большим почтением к приличиям, чем хотелось бы, но и это имеет свою прелесть. Расчетливая хищница, что без колебаний легла бы под будущего начальника, Алексу и не нужна. Нет, но что же там в клубе-то? Какое, к темным богам, убийство?
Ночной Лунден горел разноцветными огнями, так что на небе не было видно звезд: мешали отблески витрин и рекламных щитов. Одна из величайших столиц Мидгарда не засыпает никогда, и это Алексу тоже безумно нравилось в любимом городе. Представить невозможно, что в часе езды отсюда все еще стоит лес и плещется настоящая дикая вода, а не прирученный покорный Темез…
Да, пикник все-таки удался. Маред расслабилась, когда почувствовала себя в безопасности, разомлела даже слегка. И разговор об отце явно дался ей нелегко. Вполне можно было противопоставить ее почти детской дерзости сочувствие, обещание заботы, понимание. А дальше все было совсем просто. Несколько теплых слов, ласковый тон, обнять, поцеловать… И девочка непременно сдалась бы! Правда, это значило бы выиграть битву, проиграв войну. Тьена Уинни осторожна, замкнута и недоверчива. После первого же нарушенного обещания она уже не поверит ничему. А вот так — все вышло правильно, и еще один пролет моста доверия между ними воздвигнут прочно.
Только вот при расставании девочка была какой-то странной. То ли напряженно думала о чем-то, то ли хотела поговорить. Очень уж у нее был взгляд на лестнице такой… характерный.
Алекс сосредоточился, вспоминая все до мелочей: позу, выражение лица, блеск светлых глаз. Она хотела что-то ему сказать, явно хотела… Неудачно вышло. Но вряд ли что-то серьезное, с чего? Просто поблагодарить, наверное, или попросить об отсрочке…
На стоянке возле "Бархата" почти не было мобилеров и карет, и это в субботний-то вечер. Зато стояла "медицинка", издали мигая ало-зеленой змеей на чаше, и полицейская труповозка без опознавательных знаков, но уж этих Алекс в свое время навидался и мог опознать без труда. Оба конных экипажа выглядели совершенно неуместно рядом с белоснежным "Кельпи" Анриетты, и от этого становилось еще тревожнее.
Припарковавшись на постоянном месте, Алекс привычно глянул на черную вывеску с изящными серебряными буквами, ровно мерцающую на фасаде здания. Прошел мимо непривычно хмурого охранника в вестибюле. И неожиданно понял, что же ему напомнил робкий и одновременно нетерпеливо-просительный взгляд Маред Уинни. Девочка смотрела точь в точь как клиентка, которая решила признаться адвокату в собственной вине. Вот именно так! Это и было той неправильностью, что царапала его память все время, беспокоила. Не так она должна была смотреть, потому что этот взгляд — теперь Алекс вспомнил точно — появился не после его слов на лестнице, а гораздо раньше, как раз на речке. Но теперь об этом и вправду некогда было думать.
Поднявшись по застеленной ковром лестнице, он свернул из маленького зимнего сада под стеклянной крышей влево — в деловое крыло. Здесь все было отделано в спокойных кремовых и черных тонах, очень дорого, изысканно и респектабельно. Ни малейшего намека на вольность, не говоря уж о развязности. Алекс прошел почти до самого конца коридора и остановился. Напротив кабинета Анриетты в небольшой комнате-нише для курения сидел на низком диванчике Ксавье, метрдотель клубного ресторана. Согнувшись, он обнял себя за плечи, на бледном лице под глазом наливался фиолетовой мглой свежий кровоподтек.
— Где хозяйка? — спросил Алекс, остановившись рядом.
— Там, в кабинете, — вяло мотнул головой метрдотель. — Меня уже допрашивали… Теперь госпожу Анриетту… Ваша светлость, клянусь, не я это…
— Я верю, Ксавье, — мягко проговорил Алекс. — Верю… Все будет хорошо. Давно этот парень у вас работал?
— Нет! Он новичок, третий день всего… Милэрд…
Губы Ксавьеа задрожали, он с неподдельным ужасом вгляделся в лицо Алекса, решив что-то для себя и сам же этого испугавшись.
— А ну, успокойся! — тихо рыкнул Алекс. — Соберись с мыслями, быстро! Рассказывай все по порядку.
— Да не знаю я ничего, — простонал метрдотель. — Все началось с клиента. Этот новый официант ему нагрубил… Клиент, конечно, возмутился, потребовал извинений, а тот… его ударил!
Ксавьеа явно передернуло при одном представлении о столь возмутительном случае в вверенной его попечению ресторации.
— Я… в зал выскочил, когда это уже случилось. Нажал на кнопку вызова охраны, попытался его урезонить. Ну… сами видите, милэрд, он и мне… Потом по зеркалу бутылкой коньяка — зеркало вдребезги. Прибежала охрана, скрутили его. Госпожа Анриетта тоже на шум пришла, начала клиента успокаивать, повела его в кабинет, а я в зале остался. Там было совсем немного посетителей, человек с дюжину… Я принес извинения, велел подать на каждый столик десерт и коктейли за счет заведения… Кто-то еще пошутил, что ради наших десертов готов терпеть такое зрелище каждый день…