— И не хочу пока представлять, — вздохнула Анриетта. — Алекс, ну куда ты поедешь далеко за полночь, в самый Темный Час? Оставайся в спальне наверху, хоть выспишься.
После этого встать и уйти, как совершенно искренне собирался сделать Алекс, показалось невозможным. Анри, как всегда, не требовала и не просила. Она даже не предлагала ничего, мгновенно уловив по тону, что любовник не в настроении повторять дневные забавы. И от ее понимания и готовности быть такой, как захочет Алекс, в душе слегка скребли гремлины. Или даже не слегка. Потому что, как ни оправдывайся, а сегодня он просто воспользовался Анри. Сбросил телесное напряжение, вбиваясь в смуглое горячее золото и представляя на месте стонущей под ним женщины совсем другую: тоже пряно-золотую, но не покорно-податливую, а упрямую, напряженную, жаждущую отодвинуться и закрыться душой и телом.
Нет, конечно, чаще у них с Анриеетой бывало совсем иначе: долго, искренне, страстно. Анри понимала его, как мало кто, а хуже всего, что она ровно ни на что не претендовала, и потому ее было невозможно поставить на место, как Незабудку. Она просто принимала Алекса любым: уставшим, раздраженным, откровенно злым или — в отчаянно редкие моменты — разнеженно сентиментальным…
А еще она была великолепной хозяйкой клуба и танцмейстером. Мужчины, с которыми она ставила публичные сцены, Анриетту обожали: умело жесткая во время представления, после него она была нежной и заботливой. Алекс точно знал, что многие из них потом просили о чести стать фаворитом госпожи Ресколь, но увы, дольше двух-трех сеансов она ни с кем не общалась, легко переходя от одного любителя боли и покорности к другому.
О том, что Анри нравится не только принимать покорность, но и дарить ее, в Лундене знали всего несколько человек. Для всех остальных она была объектом обожания и преклонения, и только для Алекса открывалась вторая грань. Ему, единственному, позволялось все — и ничего не ожидалось взамен, кроме редкого счастья быть нужной. "Использованной, — уточнял Алекс в откровенных разговорах. — Анри, ты же понимаешь, что я тебя просто использую? Неважно, что я делаю взамен, этого мало. Как только ты захочешь что-то изменить, я первый обрадуюсь этому, понимаешь?" "Как скажешь, Корсар, — блаженно и лукаво щурилась Анри. — Только не использованной, а нужной. Ты ведь юрист, ты должен понимать разницу в определениях…" "Я и понимаю, — вздыхал Алекс. — Иди ко мне, чудовище зеленоглазое…" Это было странно, сладко и трепетно близко: то ли дружба, то ли служение, но уж точно не любовь. Со стороны Алекса, разумеется.
И чего не знал вообще никто, так это что "Бархат" на самом деле принадлежал не тьеде Анриетте Ресколь, а лэрду Монтрозу. Королевский стряпчий не может позволить себе такое нереспектабельное предприятие, как клуб удовольствий, поэтому Анри стала фиктивной владелицей клуба. Ее опыт и бешеная работа вместе с деньгами и связями Монтроза — "Бархат" стал едва ли не единственным подобным заведением, принадлежащим не Ночному народу и при этом невероятно престижным. Для всех и по документам Алекс выступал поверенным клуба, в котором каждый знал, что он второй по важности человек после госпожи Анриетты. По праздникам он посылал цветы, конфеты и небольшие презенты госпоже Ресколь-старшей и пару раз в год обедал у них на правах друга и поклонника Анри. Госпожа Ресколь не ожидала от него предложения — она понимала, что лэрд Монтроз должен искать партию среди своего круга, но внимание аристократа льстило пожилой тье. Это было удобно и очень стыдно — за то, что он не может ответить на чувства Анри чем-то действительно равноценным. Но это было.
— Я останусь, — тихо пообещал Алекс, ссаживая Анриетту на диван, но продолжая обнимать. — Будем считать, что сэкономил время на дороге в Мейд Вэл и обратно. А ты определенно должна мне аванс. Схожу пока в ванную, освежусь. А у тебя есть несколько минут, чтобы подготовить необходимое. Пожалуй, наручники… Простые, кожаные. И жди меня в синей спальне.
— Да… — выдохнула Анри, облизывая пересохшие губы. — Как скажешь… Я могу раздеться?
— Нет, — усмехнулся Алекс. — Раздевать тебя я буду сам.
Он легко и обещающе пробежал кончиками пальцев через шелк рубашки по ложбинке спины, заглянул в пьяную зелень глаз, вдохнул горьковатые духи, смешанные с ароматом тела. Уронил руку на бедро, погладил, сжал. Прикрыл глаза, дождался учащенного дыхания на своем плече и тихого умоляющего стона. Встал, соображая, в какую ванную сходить ближе. В голове было совершенно пусто. Анриетте сегодня будет хорошо — она это безусловно заслужила. Но какого боуги вместо кошачьих зеленых глаз перед внутренним взором совсем другие? Льдисто-голубые, пронзительно ясные… Скорее бы уложить ее в постель, получить свое — и успокоиться. Три дня, Корсар. Всего три дня. Не может она не прийти. Подарочек на день рождения, чтоб ее…
Глава 13. Все дороги ведут вперед
Лэрд королевский стряпчий изволил вернуться домой уже за полдень. Устроившись на диване в библиотеке, Маред яростно стучала по клавишам вычислителя, терзая проклятый контракт. Распечатанный документ с требованиями Монтроза действительно обнаружился утром в ее комнате, принесенный неизвестно кем, пока она спала. Заглянув в три аккуратно сшитые скрепкой листа и пробежав их глазами до конца, Маред покраснела и воровато оглянулась: ей послышались в коридоре шаги Эвелин. Но экономка прошла мимо, Монтроза вообще неизвестно где гремлины носили, а требования — вот они. Сама выпросила… И Маред, старательно попытавшись взглянуть на это, как на обычную работу, притащила в библиотеку вычислитель, добыла с полок "Кодекс прав и уложений", еще несколько книг, показавшихся подходящими — и попыталась совместить несовместимое: свое желание отвоевать хоть какие-то права и указание лэрда эти права максимально ограничить. Совместить получалось не слишком хорошо. Если следовать всем требованиям Монтроза, выходило, что она поступает к лэрду в самое настоящее рабство. Но если поработать над формулировками здесь и вот здесь…
Увлекшись, Маред не расслышала легкие шаги по паркету, пока они не прозвучали совсем рядом.
— Картина радует взор, — насмешливо сообщил его светлость, опускаясь в кресло напротив дивана.
Выглядел он отвратительно довольным жизнью и привычно холеным: от кончиков узких, идеально вычищенных туфель до тщательно уложенной прически. И пахло от него едва заметно все тем же одеколоном, запах которого Маред уже узнала бы в любой толпе.
— Благодарю, — сдержанно отозвалась Маред, снова торопливо опуская глаза и изо всех сил показывая, как занята.
Клавиша пробела снова начала заедать от ее торопливых движений. Вычислитель совсем старенький, да и сколько уже на нем отработано… Ничего, нужно просто почистить клавишу. Снять и почистить. Но потом. Сначала внести еще вот этот пункт и поменять те два местами…
Да, она увлечена работой. И у нее еще три дня, так что нечего… Но лэрд, не откликаясь на столь явный намек, потянулся к столику и нажал кнопку, которая до этого выглядела деталью инкрустации на красивой наборной крышке. В библиотеку заглянула горничная — одна из двух или трех молчаливых и незаметных девиц, старательно не попадавшихся Маред на глаза, как и положено хорошей прислуге.
— Принесите чаю. Тье Уинни, вам кофе, конечно?
— Не беспокойтесь, ваша светлость — торопливо выпалила Маред.
— Тогда только чаю и что-нибудь перекусить.
Он откинулся на спинку кресла, разглядывая Маред. Она еще сильнее склонилась над вычислителем, понимая, что нельзя запретить хозяину дома пить чай, где он хочет, лишь потому, что тебе противно с ним лишний раз общаться. Уйти самой? Глупо и невежливо…
— Итак, я уже могу ознакомиться с результатами? — поинтересовался Монтроз, вставая, делая пару шагов и опускаясь рядом.
Он заглянул в открытый на экране документ, положил руку на спинку дивана позади Маред и склонился ближе. Так близко, что по спине пробежала дрожь и захотелось немедленно отодвинуться. Да, с учетом некоторых пунктов контракта брезгливость — непростительная роскошь. Маред пожалела, что не успела уйти.
— Может быть, вам распечатать? — вежливо осведомилась она самым холодным тоном, на который была способна, не отрывая взгляда от экрана.
— Пожалуй… Два экземпляра и поля пошире.
Монтроз рассеянно пробежал взглядом строчки, потом наклонился и извлек провод печатника, спрятанного, оказывается, в том же столике. А она надеялась улизнуть под предлогом поиска… Дура, где же и быть подобной технике, как не в библиотеке или кабинете самого лэрда? Закусив губу, Маред подключила провод, изменила ширину полей и нажала кнопку печати, краем глаза наблюдая, как лэрд достает из ящика стола разноцветные карандаши. Молча положив на стол еще теплые листы, вздрогнула от нечаянного прикосновения колена к ее бедру, когда лэрд потянулся за контрактом. Словно и не было вечера на реке, который должен был их сблизить.
— Та-а-а-ак, — протянул Монтроз, пристраивая листы на колене, хотя рядом имелся такой замечательный столик.
Правда, чтобы дотянуться до него, лэрду стряпчему пришлось бы отодвинуться от Маред с ее уже ненужным вычислителем.
— Так вот, значит…
Следующие несколько минут он изучал контракт, оторвавшись только раз, чтобы улыбнуться и кивнуть экономке. Бесшумно вплыв в библиотеку, тье Эвелин поставила на стол поднос с чайником и блюдом плюшек в сладкой пудре и так же тихо вышла. По библиотеке поплыл аромат свежей сдобы и ванили. А чашек на подносе было две — Маред украдкой вздохнула. Ну, хоть не надо пользоваться большим столовым прибором, на постижение которого она так и не решилась.
— Вас не затруднит налить чаю? — попросил Монтроз и снова погрузился в чтение контракта.
Пучок тонких ярких карандашей он зажал в кулаке и теперь увлеченно раскрашивал текст в разные цвета. Маред, как ни косилась, закономерности в этом странном занятии уловить не смогла. Лэрд то выделял целый абзац зеленым, то черкал желтым на полях, то оставлял пару красных слов посреди синей фразы. Наконец, удовлетворившись клоунским видом бумаги, он расправил изрядно смятые листы на колене, вернувшись к началу документа.
— Теперь берите свой экземпляр и смотрите сюда, — велел он Маред, взяв чашку. — Вот это — пункты и положения, об отмене которых с моей стороны не может быть и речи. Это — то, что для меня неприемлемо в ваших требованиях. Вот это, синее, можно обсудить: я готов пойти на уступки, если вы тоже на них пойдете. А вот это… Ну-ка, скажите мне сами?
Маред вгляделась в сиреневые пятна, мелькающие то тут, то там, сравнила…
— Неточная формулировка?
— Именно, — отозвался Монтроз, поднося чашку к губам. — Прочтите еще раз мой экземпляр, потом возьмите свой и сделайте так же. Обозначения понятны?
— Розовое — это что?
— Подумайте. Не догадаетесь сами — тогда скажу.
Маред старательно подумала. Снова проглядела контракт, отмечая раскрашенное розовым и пытаясь свести воедино отмеченные пункты, как до этого сиреневые фразы. Вычислитель, теперь только мешающий, она закрыла, использовав его крышку как подставку для листов бумаги.
— М-м-м… То, что вас устраивает?
— Умница, — довольно хмыкнул лэрд.
Через пару минут чтения Маред с удивлением поняла, что исчерканный, раскрашенный, как цирковой занавес, текст выглядит гораздо понятнее. Цветной правкой Монтроз выделил основные положения, указав места, где Маред явно не справилась с определениями, и теперь хотелось все взять и переделать. Обязательно переделать! Вот здесь, здесь и здесь. А это вообще выкинуть. А вот это…
Положив рядом два экземпляра, постоянно сверяя их и совершенно провалившись в текст, она не сразу поняла, что наложенных друг на друга областей разного цвета не так уж и много. Выходило, что в большинстве случаев они вполне могут договориться, если, конечно, это не очередная уловка лэрда Корсара. Ну, разве что несколько камней преткновения, с обеих сторон раскрашенных в ядовито-алый, все же обнаружилось. Например, совместные посещения публичных заведений, на которых настаивал лэрд.
— Готово?
Монтроз снова наполнил чашку из белоснежного, сияющего ярким глянцем фарфорового чайника. Нет, две чашки. Одну он подал Маред, потянув с ее колена край вычислителя и пристроив на своем, так что получился мостик.
— Теперь смотрите сюда.
Дорогая автоматическая ручка с тоненьким пером запорхала над листами экземпляра Монтроза, обводя, зачеркивая и вписывая слова идеально разборчивым почерком. Маред следила за изменениями, закусив губу и чувствуя себя полной дурой. Королевский стряпчий расставлял пункты немного в ином порядке, чуть-чуть менял формулировки, доплонля, убирал и этим перекраивал ткань контракта совершенно иначе. С каждой новой фразой и предложением текст документа обретал восхитительную, чеканную, не допускающую никаких иных толкований четкость. Маред же было нестерпимо стыдно!
С кем она решила тягаться этим глупым контрактом? Да она и половины ловушек, расставленных самой себе, не заметила! Монтроз же выразительно обводил их тонкими и резкими овалами, ставил на полях вопросительные и восклицательные знаки и шел дальше, время от времени рассеянно поднося к губам чашку.
К концу проверки у Маред, так и поставившей чай на столик нетронутым, снова горели щеки. Точно как в тот момент, когда она впервые взяла в руки список требований лэрда. Только теперь от стыда не за его содержание, а за собственную, как оказалось, профессиональную непригодность. И вот ее лэрд стряпчий собрался брать на работу? После этого позора?
— Ну-у… во-о-от… — спокойно протянул Монтроз, откладывая ручку. — С этим уже можно работать дальше. Считайте, что с первым этапом предварительного обсуждения мы справились.
— С первым? — растерянно переспросила Маред.
— Еще пару раз точно придется дорабатывать, — насмешливо успокоил ее Монтроз. — Но вы и в самом деле умница, для первой попытки очень достойно. Только скажите мне, тье Уинни, почему вы не воспользовались образцами?
— К-какими образцами? — запнувшись, проговорила Маред, стараясь сосредоточиться на последних словах лэрда, а не на том, что она, оказывается, не совсем глупенькая бездарь.
— Типовыми образцами контракта о содержании, — терпеливо повторил Монтроз. — В Кодексе их нет, конечно, очень уж специфический предмет, но в примечаниях указано "Руководство редкими особами в услужении". Там как раз представлены образцы необычных контрактов. С музыкантами, например, с архитекторами… И с фаворитками. Обычное общественное лицемерие, ведь это как раз очень распространенный вид служащих. Большинство образцов — ужасная дрянь, но некоторые моменты могли вам пригодиться. Просто потому, что вы не подозреваете об их существовании, как любая женщина из приличной семьи.
— Я не знала… — тихо проговорила Маред. — Что такое… имеется…
Монтроз смотрел на нее со спокойным интересом, покачивая в пальцах пустую чашку. Маред сглотнула вмиг пересохшим ртом. И это ей пару минут казалось, что она дура? Нет, по-настоящему она дура именно теперь! Если книга указана в примечаниях к Кодексу, она не такая уж редкая, в библиотеке лэрда наверняка имеется. Не знать о таком нужном справочнике! С ее-то опытом добывания любой информации, какой бы редкой та ни была… Так… так опозориться… А ведь Монтроз уже говорил что-то про контракты фавориток. Тогда… в парке…
— Я… найду и переделаю, — еще тише сказала Маред, еле шевеля непослушными губами под мягким пристальным взглядом серебристых глаз. — Простите… я вас покину…
Взяв оба экземпляра контракта, она молча встала с дивана и вышла из библиотеки, спиной чувствуя взгляд так же молчащего лэрда. Прикрыла за собой дверь и побрела по коридору. Наверное, нужно было поискать указанную книгу и начать с ее изучения, но сейчас Маред просто не могла этого сделать. В горле стоял комок, к глазам подступали слезы. Она снова опозорилась, как и на тестировании.
"Все, что не идеально — недопустимо", — учил ее отец. Она должна быть лучшей, всегда и во всем, иначе не сможет соперничать с мужчинами в мире, который принадлежит им. Она даже с большинством женщин соперничать не может. Кто-то может купить себе хорошую судьбу деньгами или знатностью семьи, кто-то получить ее за красоту и милый нрав, а ей нужно работать. Не просто больше, чем другим, а несравнимо больше. Так, чтобы и сравнения никакого не могло быть, кто же лучше, только так она может получить заслуженное…