Монтроз сидел так тихо, словно его в мобилере не было, да Маред и не хотела, не могла отвлекаться на него. Она словно впервые почувствовала, как удобно сиденье принимает тяжесть и форму тела, как приятно пахнет в салоне кожей обивки… Внутри плескался восторг, и она с трудом его сдерживала, ведя мобилер благоговейно и с легким страхом. Как раз таким, который не мешал, а, напротив, подстегивал, обостряя до предела чувства. Так вот как страх может стать союзником…
Опомнилась она, только почти выехав на дорогу, ведущую к жилым предместьям. Затормозила в последний момент. Там уже проезжали экипажи и тяжелые грузовые мобилеры для дальних перевозок.
По спине лил пот, Маред даже испугалась, что появятся пятна на платье, вроде бы надежно защищенном рубашкой и корсетом. Остановившись, она еще с полминуты сидела, просто глядя на дорогу, потом сконфуженно дернулась. Монтроз, так и не говоря ни слова, молча вылез, поменялся с ней местами, сел за руль, со святотатственной небрежностью повернув ключ в замке. Посмотрел на Маред — по узким губам скользнула улыбка.
Она же молчала, млея в небывалом удовольствии. Потом очнулась, поймала губами струю воздуха из открытого окна, подставила под нее пылающее лицо и, дождавшись, пока щеки перестанут гореть, искоса глянула на Корсара. Четкий профиль, красивые руки, уверенно лежащие на руке…
— Благодарю.
Собственный голос показался хрипловатым. Монтроз так же небрежно кивнул и улыбнулся. Потом протянул руку, легко и быстро погладил Маред по голове, как маленькую девочку, и тут же ладонь убрал.
До коттеджа они ехали снова в молчании. Самолично загнав мобилер в гараж, Монтроз догнал в холле замешкавшуюся Маред. Рассеянно поздоровался с вышедшей встречать экономкой, попросил ужинать без него и ушел наверх.
— Накрыть вам в малой столовой?
Маред замялась с ответом. Сидеть в одиночестве за столом, рассчитанным на десять человек и накрытым для нее одной, не хотелось. Не было настроения любоваться белоснежными накрахмаленными салфетками, цветами в хрустале и столовым серебром. Но пойти на кухню, как в прошлый раз, ей не предлагали, так не напрашиваться же самой…
— Может быть, принести вам ужин в комнату? — предложила Эвелин, глядя участливо. — У вас усталый вид, тье Уинни.
— Да, пожалуйста…
Ноги действительно словно свинцом налились, но есть не хотелось, она бы с большим удовольствием легла спать. Поднимаясь по лестнице, даже зевнула, хотя время едва ли перевалило за девять. Ступеньки, коридор, голос Монтроза… Нет, она не собиралась слушать, да и не смогла бы, но лэрд, стоя с фонилем у перил верхнего этажа, сам поманил ее в свою комнату.
— Нет, Эдди, это уже твои сложности, — сообщил он собеседнику, — пропуская Маред вперед и закрывая за ней дверь. — Это тебе стоило сначала подумать, устраивать ли мне такую гнусность, а потом подумать еще раз — и не устраивать ее.
— Какую гнусность, Алекс, о чем ты? — громко возмутился из фониля неизвестный Эдди, и Маред словно обожгло — она узнала голос.
— С даблионом, Эдди, — сухо подтвердил ее мысли Монтроз. — Или ты действительно надеялся, что сможешь это провернуть? Нет, это ты погоди… Мало того, что ты хотел меня обокрасть, так у тебя хватило везения нарваться на одну из моих служащих со своим дурацким предложением. Вот такие случаи меня и убеждают, что у богов есть чувство юмора и понятие о справедливости.
Он отвел трубку от уха, подойдя к Маред и с интересом глядя на нее, замершую от растерянности. Из фониля потоком лились уверения, что сам Оршез бы ни за что, никогда и ни при каких обстоятельствах… И вообще, это была не его мысль, подлая девчонка сама предложила, желая заработать…
— Да, да, — насмешливо сказал Монтроз, возвращая телефон к уху. — А ты, конечно, не устоял, как невинная леди перед королевским гусаром. Помолчи. Помолчи, я сказал.
Даже не повысив голос, он каким-то образом добавил в него столько льда, что собеседник на том конце замолк, будто поперхнулся.
— Эдди, голову ты будешь морочить своим акционерам. Тем, которых дуришь с налогами и прибылью процентов на двести и понятно, в какую сторону. Но "Корсар" твои дела больше не ведет. Я доступно изъясняюсь? И даже не вздумай вспомнить про договор на обслуживание и мои обязательства. Я ведь их тогда самым тщательным образом выполню. Наичестнейшим и с превеликим удовольствием. До самого конца отчетного года, как в контракте и записано. А тогда, Эдди, раз в жизни и налоговая, и акционеры увидят настоящие цифры. И дай им боги здоровья пережить такое счастье, как говорит Эбенезер Цойреф.
Он помолчал, слушая возмущенные и, кажется, изрядно перепуганные вопли, снова заговорил:
— Ах, точно не надо? Тогда ищи себе другого юриста и не забудь выплатить неустойку за разрыв контракта. Да, конечно, по твоей инициативе. Я-то могу не разрывать… Да… нет… Эдди, ты даже в квартиру сам залезть не сумел, а теперь лезешь в сферу, в которой тем более ни боуги не смыслишь. Не стоит — это тебе мой последний профессиональный совет. Не было никакой кражи. Не бы-ло. Девчонка работает на меня… И если эта история где-то и когда-то всплывет хоть краешком, я утоплю в дерьме тебя, а не ее. Да… Нет… Нет, Эдди, сука и мерзкая тварь — это я, а не она. Потому что она не пообедает с твоим председателем совета акционеров, а я — с удовольствием. И еще радуйся, если не набью тебе физиономию при встрече. Подсвечником, как шулеру. И тебе не хворать.
Хмыкнув, он нажал на кнопку. Положил фониль на столик, развязал галстук, весело глянул на поникшую Маред.
— Вот так вот, девочка, слышала? Запомни: если когда-нибудь снова решишься на преступление, то сообщников выбирай надежных. А то ты у нас опытная мошенница и воровка, а тьен Оршез — невинная овечка и жертва заговора. Вот ведь…
Он брезгливо поморщился. Маред попыталась сглотнуть стоящий в горле плотный ком — не вышло.
— Почему… — она закашлялась, но овладела голосом, только говорить получалось хрипловато, — почему вы ему так сказали? Что я ваша… служащая. И что это была не кража…
— А как иначе? — изумился Монтроз, снимая сюртук, расстегивая рубашку и кладя ее на спинку кресла. — Чтобы он первым запустил слух, представив все так, как ему выгодно? Девочка, у меня на вечеринке ты расплачивалась не только за свою глупость, но и за сохранение репутации — вот я ее и сохраняю.
Маред совсем низко опустила голову, безуспешно пряча загоревшиеся щеки.
— Успокойся, — вздохнул Монтроз, шагнув ближе и снова небрежно погладив ее по волосам, как тогда в мобилере. — Я тебя не оправдываю, но могу понять. Отчаяние толкает на глупые и скверные поступки. Но ты сделала глупость, а Эдвард Оршез — подлость. Принципиальная разница, поверь мне.
— Потому что он ваш… друг? — тихо спросила Маред, понимая, что ответ важен совсем не из-за Оршеза.
— Потому что он предал мое доверие, — холодно и жестко ответил Монтроз, мгновенно став Корсаром, как называла это Маред. — Эдвард бывал у меня дома, я не ждал от него подобного, понимаешь? Дело не в даблионе, дело в ударе в спину. Такого я не прощаю никому. И тебе советую.
— Понимаю… — с трудом проговорила непослушными губами Маред.
Все, как она и думала… И даже расскажи она все сейчас, не посчитает ли лэрд и это предательством? Он простил ей кражу, впустил в дом и — нельзя не признать — даже сблизился с ней слегка. Вряд ли королевский стряпчий рассказывает кому попало о своем детстве… Он заботится о Маред, пытается чему-то научить… А она ведь согласилась даже не на воровство, а на предательство, настоящее. Или нет? Чисхолм хочет отнять у лэрда контору, но ведь Маред еще ничего не сделала!
И не хочет делать — поняла она с внезапной ясностью. Монтроз-Корсар может быть каким угодно извращенцем с собственным понятием о справедливости, но…
Додумать Маред не успела. Лэрд приподнял кончиками пальцев ее подбородок, заглянул в глаза испытующе, на миг показалось — сейчас поцелует. Маред напряглась, пытаясь не отшатнуться, но Монтроз сразу отпустил ее и равнодушно сказал, выходя из спальни:
— Идемте. Я хочу принять душ вместе с вами.
— Как вместе?!
— А почему нет? — усмехнулся лэрд уже от двери. — Советую тоже надеть халат, это удобнее всего.
Все, что она минуту назад чувствовала к Монтрозу хорошего, испарилось, как капля воды на раскаленной сковороде — мгновенно. Возмущенно уставившись в спину уходящего лэрда, Маред от души пожелала тому захлебнуться.
Увы, идти все-таки пришлось. Пока Маред переодевалась, накинув вместо домашнего платья все тот же шелковый лиловый халат, лэрд уже успел обосноваться в ее ванной, раздеться и даже намылить волосы. Обнаженное мужское тело блестело в струях воды — Маред старательно отвела взгляд. Таким она Монтроза еще не видела, даже на реке это было не столь откровенно и вызывающе. Она медленно развязала пояс, и скользкий шелк халата потек с плеч, едва не упав к ее ногам. Спохватившись, Маред подняла его, повесила и задержалась на границе с душевой, зажмурившись, чтобы не видеть… Сильные руки бесцеремонно притянули ее к себе и…
Лет! Маред успела взвизгнуть, и тут же дыхание перехватило: из широкой пластины рассеивателя хлестала совершенно ледяная вода, показавшаяся сначала кипятком — так обожгло разогретую дневным солнцем кожу. Ослепнув и оглохнув, Маред дернулась назад, но лэрд, перехватив ее запястье жесткими пальцами, толкнул к стене, за себя, не давая вырваться, закрыл рот поцелуем, а другой рукой повернул рукоятку душа. Арктически холодные струи, мгновенно выбившие из тела усталость, сменились едва выносимо горячими, и Маред, ловя воздух ртом, снова попыталась вырваться — уже от контраста — и широко открыла глаза.
Монтроз целовал ее жадно и торопливо, отпустив запястье и придерживая ладонями за плечи. Прижимался обнаженным телом, ласкал языком ее рот изнутри, потом провел ладонью по спине и задержался на талии, притиснув Маред к себе. Нехотя оторвался, требовательно и яростно глянув. Сверху хлестала горячая вода, наполняя ванную комнату паром, Маред мгновенно согрелась, и это оказалось восхитительным и опасным: тело расслабилось, как бы они ни пыталась сжаться, скрывая наготу.
— Я соскучился… — сообщил лэрд. — Повернись, девочка. Спиной ко мне…
Во рту, несмотря на хлещущую вокруг воду, сразу стало сухо и жарко. Маред молча повернулась к бледно-голубой изразцовой стене. Вот и цена всем ее попыткам обнаружить в лэрде что-то человеческое. Сейчас просто возьмет ее, как… Думать, что в ней видит Монтроз, было больно и противно, зато отрезвляло.
Она напряглась, чувствуя на теле скользкие горячие ладони, но Монтроз, огладив ее от плеч до бедер, неожиданно убрал руки. На голову полилось что-то душистое, тут же размазанное и взбитое в густую пену.
Закрыв глаза от лезущих в лицо ароматных хлопьев, Маред всхлипнула, пытаясь вжаться в стену, как бы ни глупо это выглядело, но ее снова бесцеремонно дернули за плечо, теперь назад. Второй рукой Монтроз снял со стены еще один шланг и велел:
— Расслабься. А то холодный включу. И голову назад…
Она послушно запрокинула голову, чувствуя плотную теплую струю, смывающую пену, и то, как лэрд ерошит пальцами ее волосы, разминая, гладя и перебирая мокрые пряди. Точно извращенец… Но прикосновения были уверенными и даже приятными, если бы не затаенный страх, а Монтроз, промыв ей волосы тщательно, как умелая горничная, спустился тугой струей воды ниже, проведя насадкой по ложбинке спины, затем вверх — к основанию шеи, кругами прошелся по плечам и опять спустился вниз, лаская ягодицы и ноги.
Потом, выключив этот шланг, сделал верхний душ приятно теплым и придвинулся ближе, прижался горячим телом, так что бедром Маред почувствовала твердость возбужденной мужской плоти. Замерев и тяжело дыша, она ждала, но вместо рук по телу скользнула намыленная мочалка. Круги, спирали… То жесткая сторона, от которой кожа начала приятно гореть, то мягкая, ласкающая… Когда мочалка, наконец, сменилась руками лэрда, Маред уже не напряглась. Просто стояла под нежащей тело водой, пока уверенные сильные ладони разминали ей плечи и шею, гладили грудь, бока, бедра. Было уже все равно: ни страха, ни стыда, только желание, чтоб уже поскорее уже что-нибудь случилось, а потом закончилось. Погладив низ ее живота, намыленные пальцы скользнули между ног, и Маред судорожно вздохнула.
— Немного назад, — мягко прозвучал голос позади нее.
Она покорно отодвинулась от стены, невольно выгнув спину.
— Вот так, пра-а-авильно…
Пальцы Монтроза нежно гладили чувствительные складки ее тела, нежили, ласкали… И то, что неминуемо должно было последовать, показалось не таким уж страшным.
— Холодная вода уносит усталость, — негромко сказал лэрд. — Горячая расслабляет. А немного удовольствия — лучшее средство, чтобы хорошо заснуть. У тебя был трудный день, девочка…
Зажав Маред между собой и стеной, Монтроз бесстыдно ласкал ее спереди, и уклониться было невозможно, только прижаться к жилистому телу лэрда, словно свитому из плоских мышц. Пальцы между ее ног двигались в медленном, томительном ритме, и Маред глотала влажный теплый воздух, не в силах вдохнуть полной грудью, тихонько постанывая, едва слыша себя. Один из пальцев нащупал что-то, погладил по кругу, тронул чуть резче — тело пронзила острая яркая вспышка удовольствия.
— Это называется жемчужина Керидвен, — шепнул ей на ухо Монтроз, прижимаясь еще сильнее. — Она дарит наслаждение даже девственницам, о моя маленькая скромная тье… Попробуй поиграть сама, когда ляжешь в постель. Тебе нравится.
Он не спрашивал, а утверждал, и Маред отчаянно замотала головой, не соглашаясь. Внутри вспыхивали сладкие горячие фейерверки, и хотелось уже не отодвинуться, а лечь, прижаться к горячему гладкому мужскому телу, подставить себя всю рукам, которые делают так приятно. А может, и не только рукам…
Она снова тихонько всхлипнула, пытаясь не шевелиться, но тело само выгибалось навстречу руке лэрда.
— Скажи, что хочешь меня, — ровным голосом предложил Монтроз из-за ее плеча. — Мы оба знаем, что это правда.
— Нет, — прошептала Маред, изнемогая. — Не-е-ет…
— Глупая упрямая девочка. Я же не признания в любви требую… А если так?
От сладкого спазма перед глазами вспыхнули цветные круги. Закусив губу, чтобы не кричать, Маред уже не понимала, что происходит вокруг, зная только, что нельзя сдаваться. А почему нельзя? Почему, если это так…
— Приятно, — подсказал-промурлыкал Монтроз, играя с ней: то прижимаясь всем телом, так что кожу обжигало, то отклоняясь — и Маред невольно тянулась за ласкающей ее рукой то вперед, то назад, и внутри все горело, но не болью, а никогда не испытанным удовольствием…
— Так не пойдет, девочка, — снова с легкой насмешкой проговорил Монтроз. — Я могу играть с тобой долго, очень долго… Или хочешь, как вчера? Мне уйти? Я ведь могу, только сначала свяжу вам руки. За спиной…
Представив, что останется одна и в подобном состоянии, Маред в ужасе попыталась оглянуться назад, но руки лэрда исчезли, чтоб мгновение спустя придавить ладони Маред к стене, не давая вырваться. Возбужденная плоть лэрда терлась о ее бедра внутри, и Маред поняла, что ей уже все равно, лишь бы скорее…
— Пожалуйста, — прошептала она, изнемогая от стыда и мечтая провалиться куда-нибудь под землю к антиподам. — Прошу…
— Просто скажи, что хочешь меня, — мягко сказал ненавистный голос. — Скажи, что тебе нравится то, что я делаю. Можешь меня ненавидеть, но скажи правду, девочка.
— Да, — всхлипнула Маред. — Я хочу. Пожалуйста… Я… хочу…
Ее ладони, накрытые ладонями лэрда, вдруг освободились, едва не соскользнув с гладких изразцов, чьи узоры уже плыли перед глазами. Но вместо ожидаемого проникновения Маред снова почувствовала как пальцы Монтроза возвращаются к тому крошечному местечку, что лэрд назвал жемчужиной.
Это было, как удар молнии, если только молния может не убить, а расцвести внутри. Еще один, и еще… Сладкие судороги скручивали ее, били вверх и вниз горячими вспышками. Маред стонала, подчиняясь беспрекословно тому, что владело сейчас ее телом, двигая бедрами, насаживаясь на восхитительно умелые пальцы, попадающие именно туда и так как надо. И, наконец, очередная вспышка стала полной, всеобъемлющей, заставила забыться, выгибаясь назад, прижимаясь к мужчине сзади, почти повисая на нем…