— Если сейчас не выйдешь, мы выколем ей глаз. Левый.
Лезвие переместилось к виску. «Не смотреть, не надо туда смотреть», — уговаривала себя Мия, но не могла отвести взгляда от поблескивающего на солнце острия.
Было холодно, как самыми холодными зимними зимами. Мию колотила крупная дрожь.
— Не дергайся, — прошипел на ухо бандит. Из его рта пахнуло гнилыми зубами.
— Ну!
Главарь нервничал. Очень нервничал, поминутно оглядывался, сжимая рукоять вакидзаси. Чуть подрагивал наполовину натянутый лук в руках другого разбойника.
Смешок Джина эхом отразился от стен.
— Выкалывай. Думаешь, мне есть до нее дело?
Услышать такое было все равно что получить удар в лицо. Больно так, что хоть кричи.
В первое мгновение Мия почти поверила, что ослышалась.
Во второе боль и обида от предательства затмили все. И враз перестал быть страшным нож, лезвие которого по-прежнему прижималось к ее щеке.
Как?! Как он мог сказать такое?
Дышать стало тяжело из-за душивших горло рыданий. Сквозь навернувшиеся на глаза слезы мир виделся размытым, и Мия уже не замечала, какими растерянными и неуверенными стали лица разбойников, почти не вслушивалась в короткую перепалку.
— Не ври, я помню, как ты полез под стрелы ради незнакомой девчонки!
— Я просто знал, что смогу увернуться. И мне нужна была благодарность ее отца. — Джин рассмеялся. — А ты не только трус, но еще и дурак, ронин Цутия. Неужели надеялся взять меня, угрожая какой-то девке?
«Какой-то девке»? Мия всхлипнула. Слезы потекли словно сами собой. Ей казалось, что головорез уже ударил ее ножом, и больнее не будет. Просто не может быть.
Исчезла сталь, касавшаяся ее щеки, но она едва заметила это. Если бы разбойник сейчас отпустил ее, Мия бы просто рухнула на землю. Ушел страх. Остались только боль, обида и желание спрятаться, свернуться в комочек, закрыться, уйти от всех.
Навсегда.
— А теперь я убью вас, — радостно пообещал Джин.
Хватка на теле Мии ослабла. Разбойник озирался по сторонам, выставив перед собой нож, и почти не удерживал девушку. Наверное, сейчас Мия могла бы вспомнить один из разученных за последние дни под руководством Джина приемов и попробовать вырваться из захвата. Мысль об этом вяло трепыхнулась и исчезла.
Она опустила голову. Слезинка сорвалась со щеки, расплескалась по камню серым пятном, как капля дождя.
Над ухом что-то свистнуло, булькнуло. Сверху навалилось тяжелое тело, и на маленькое серое пятнышко упали крупные алые капли.
Что было дальше, Мия не поняла и не запомнила. Все слилось в безумную мешанину. Сверкающий калейдоскоп, из которого память выхватила несколько ярких картинок.
Вот бандит навалился на нее, он хрипит, и кровь пачкает волосы и кимоно Мии. Вот она выворачивается из-под неподъемного тела. Вот мужчина падает к ее ногам и в его горле торчит такой знакомый нож танто. Крик одноглазого: «Хватайте девчонку!» И в следующее мгновение тот уже оседает на каменные плиты — голова вывернута под невозможным для человека углом. Стрела срывается с тетивы, летит навстречу, а воздух отчего-то стал вязким. Не увернуться, не сдвинуться с места. Мир сузился до смерти, блестящей на кончике острия…
И спасительный удар сшибает Мию с ног…
Она упала на убитого разбойника. Перед глазами застыла рукоять танто, торчащая из горла. Преодолевая тошноту, Мия повернулась, ухватилась за нее связанными руками и потянула. Нож поначалу не хотел поддаваться, а потом сразу выскочил из тела.
Мия вскочила, сжимая рукоять. Руки по-прежнему были связаны, никакой пользы от того, что у нее нож, но с ним все же было спокойнее. Она готова была драться и дорого продать свою жизнь…
Но все уже было кончено.
Джин стоял в центре двора, в окружении пяти трупов, похожих на изломанных и разбитых кукол. Из его руки чуть выше локтя торчала стрела.
Чуть прихрамывая, мужчина подошел к ней и перерезал веревку на запястьях. Попытался забрать нож, но Мия отшатнулась.
— С тобой все хорошо? Они ничего не сделали?
Она молча смотрела на него снизу вверх, задыхаясь от обиды, гнева и слез. Как, как он может теперь притворяться, что ничего не случилось? После того, как так легко отрекся, назвал «какой-то девкой»!
Но он же спас ее! Заслонил собой, поймал стрелу, которая предназначалась Мие.
Или это была случайность?
Теперь его лицо стало встревоженным:
— Мия, что с тобой?
— Ты сказал, что тебе нет до меня дела. — Она хотела, чтобы это прозвучало равнодушно, а получилась жалоба обиженного ребенка.
Джин снисходительно улыбнулся.
— А ты поверила? — Он вгляделся в ее лицо внимательнее. — Эй, Мия! Нужно было, чтобы он опустил нож. Я не мог рисковать.
Самханец по-прежнему вглядывался в ее лицо и больше не улыбался. Сильный. Опасный. Всегда сдержанный, разумный и доброжелательный. Так хорошо умеющий молчать и слушать других. Вон Дайхиро его разве что лучшим другом не называет, а ведь знакомы всего ничего.
Лазутчик из вражеской страны, уничтоживший святыню ее народа. Мия до сих пор ничего не знает о нем. Даже его родового имени.
Когда он солгал? Тогда или сейчас?
Она выпрямилась и швырнула танто. Клинок тихо звякнул о камень.
В сказаниях дева непременно бросила бы в лицо предавшему ее самураю что-нибудь презрительное. Например: «Прощай, Джин Хо!» А после обернулась белым журавлем и улетела. Но Мия боялась заговорить. Боялась, что тогда все скопившиеся в ней слезы вырвутся наружу.
И она не умела превращаться в журавля.
Она повернулась и пошла к воротам, ничего не видя из-за застилающих глаза слез.
Крик в спину:
— Мия!
Мия не обернулась.
Это было похоже на порыв штормового ветра, если бы шторм мог быть таким горячим. Джин налетел на нее сзади, обхватил, притиснул к стене, бормоча, что никуда она не уйдет, пока не выслушает его, и вообще никуда не уйдет, потому что он никуда ее не отпустит, а прямо здесь и сейчас она должна, просто обязана поверить ему…
Мия взвизгивала, бестолково отбивалась, но он был везде. Жесткие горячие ладони, стальные мышцы под тканью кимоно, колдовское сияние зеленых глаз…
— Пусти меня, Джин Хо! — выкрикнула она.
— Ни за что! — выдохнул самханец. И поцеловал ее.
Время остановилось. Все ушло: страх, боль предательства, ужас схватки. Остались только прикосновения мягких губ — настойчивые, нежные. И биение сердца в ушах, как стук молота на кузне…
— Ни за что, — повторил он, оторвавшись от нее. — Не отпущу, пока ты мне не поверишь.
Она смотрела на него снизу вверх в полном ошеломлении. Ощущая сразу невыплаканную обиду, усталость, боль в ушибленном локте и странное, смешанное с ликованием возбуждение. Все происходящее было невозможным в привычной жизни Мии. Оно принадлежало миру войны и миру мужчин.
Боль. Смерть. Ужас на краю пропасти, после которого жизнь кажется такой невыносимо яркой и сладкой.
Запах крови стоял в воздухе. Кровью пахли волосы Джина, одежда Мии и сам воздух.
— Чем это вы тут занимаетесь? — раздался в сумерках ворчливый голос тануки, и в давно лишенном ворот проеме показалась его приземистая фигура. Оборотень строго посмотрел на застывшую в объятиях Джина Мию, потом перевел взгляд на трупы в центре двора и аж задохнулся от возмущения. Шерсть на хвосте встала дыбом, усы воинственно распушились.
— Вы что… Ты что здесь устроил, самханский прихвостень? — возопил оборотень, потрясая зажатой в руках сушеной рыбиной. — Совсем стыд и совесть потерял, образина кровожадная? Что, думаешь, раз в чужом доме гостишь, так можно мусорить где попало?
Мия уткнулась в плечо Джина и всхлипнула.
— Это случилось примерно год назад. Он был самураем у даймё округа Мисава и охранял его жену в путешествии. — Джин выдернул стрелу, зажмурился и выругался сквозь зубы.
Мня поспешила приложить к ране смоченный в холодной воде бинт. Ткань немедленно окрасилась алым.
— Мы остановились на одном постоялом дворе и утром продолжили путь вместе. Наш путь лежал в одну сторону.
— Мазь почти кончилась, — сказала Мия.
— Не надо мази. Просто зашей.
Мия растерянно поглядела на Джина. Как это — не надо мази? Он что — не понимает, что будет хуже заживать?
После всего случившегося во дворе в мыслях стояла какая-то гулкая пустота. И руки тряслись мелкой дрожью. А еще она не знала, как смотреть в лицо Джину.
— По дороге на обоз напали разбойники. Цутия струсил и не полез в драку. Спрятался под телегой. За это даймё выгнал его с позором. Цутия решил, что это я виновен в его несчастьях. Мы подрались, и у него стало на один глаз меньше. Вот и все.
— А госпожа? — спросила Мия.
— Какая госпожа?
— Жена даймё. Что с ней стало?
Джин поморщился, словно это воспоминание его не радовало.
— Я отвез ее к мужу. Важно не это. На прощанье Цутия поклялся, что найдет меня и отомстит, но прошел почти год. Почему он решил выполнить клятву именно сейчас?
— Известно почему, — вмешался тануки. — Во всех окрестных деревнях только и разговору о самханском шпионе и награде, которую наместник назначил за его голову. Так что выздоравливал бы ты побыстрее да убирался отсюда, боец наш неукротимый. Одни неприятности у девочки от тебя.
— Дайхиро! — возмущенно вскрикнула Мия.
— А что Дайхиро? Что Дайхиро-то! — фыркнул оборотень. — Я единственный в этом храме, кто с головой дружит, между прочим. И голова мне подсказывает, что как хотите, а падаль во дворе хорошо бы прибрать. Хоть в ближайшее ущелье оттащить. Так что пойду займусь.
— Он прав. — Когда за тануки захлопнулась дверь, Джин поднял голову и посмотрел в упор на Мию. — Оставаясь здесь, я навлекаю на вас большие проблемы.
Ей стало холодно.
— Ты уедешь? — почти беззвучно спросила Мия.
— Да. И я хочу, чтобы ты уехала со мной.
— Куда?
— В Самхан.
— И что я там буду делать? — беспомощно спросила Мия.
Слова Джина огорошили, окончательно выбили землю из-под ног.
Он стиснул зубы и отвел взгляд.
— Жить. Я богат, имею влияние при дворе. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Выйдешь замуж, если захочешь.
— За кого?
Он промолчал, и ей захотелось расплакаться от этого молчания.
Вот так. Тот поцелуй — короткий и страстный — ничего не значит. Джин и раньше ничем не показывал, что Мия привлекает его как женщина. И сейчас он сидит рядом, так близко, но не пытается поцеловать или прикоснуться, взять за руку…
Предложение уехать с ним просто благодарность, не больше. За то, что Мия спасла ему жизнь.
— Поедешь со мной?
— Нет.
— Как — нет?
— Вот так.
— Ты не понимаешь…
Джин говорил. Он хорошо умел убеждать, даже замечательно. Мия сидела, спрятав лицо в колени. Хотелось заткнуть уши и завыть, но она терпела. Молча выслушивала все его слова и аргументы — хорошие, разумные, правильные слова и аргументы.
В храме совсем стемнело, только в сумерках полыхали зеленым огнем глаза самханца. Он говорил, что судьба гейши не для Мии. Что она не представляет, с чем на самом деле связан этот путь. Что в Самхане у нее будет все: большой красивый дом, изысканная одежда, уважение его сограждан. И что он никому не позволит обидеть Мию.
— Нет.
— Но почему нет?!
— Не хочу, — выдавила Мия. Подкинула дров в костер, раздула почти угасшие угли. — Повернись, я зашью рану.
Он попытался что-то возразить, наткнулся на ее взгляд и замолчал. Тишина, повисшая в храме, была как подрагивающие камни над головой в горах. Стронешь один, и пойдет горный обвал.
Мия вставила нитку в иглу. Руки так тряслись, что это получилось не с первого раза. Почему-то зашивать Джина на этот раз было куда страшнее. Она боялась сделать ему больно. Или просто сделать что-то не так.
В храм ввалился тануки.
— Уф, ну вроде избавился, — самодовольно объявил он. — Не зверье — так ёкай съедят. И поделом. Не люблю бандитов. Сам бы их съел, но не питаюсь человечиной. Я все-таки последователь Будды.
Напряжения, царившего в храме, маленький оборотень словно и не заметил. Скептически оглядел сидящую у костра парочку, принюхался и объявил:
— Ты как хочешь, Мия-сан, но тебе никак нельзя появляться в таком виде в школе.
— А что не так с моим видом? — Мия перевела взгляд на забрызганное в крови кимоно и замолчала.
— Вот-вот! У тебя и в волосах кровь. И на лице. Так что ступай-ка ты мыться. И калеку нашего прихвати.
— Но мне надо возвращаться.
— Так и быть, прикрою.
— Нельзя! Директор Такухати…
Дайхиро презрительно фыркнул:
— Поду-у-умаешь, директор. Сказал бы я, где твоего директора видел, да не полагается слышать такое юным благовоспитанным девам. Нет уж, давай, топай на источники.
— Но… — Она перевела взгляд на Джина. Тот подмигнул:
— Зуб даю — у него там женщина.
— Но-но! — возмутился тануки. — Так и без зубов можно остаться, рыжий.
Но самодовольная ухмылка, возникшая на морде оборотня словно против его воли, свидетельствовала, что самханец прав.
Над чашей источника все так же цвела сакура, роняя в воду нежные лепестки. Искроцветы полностью распустились в воде. Теперь их сияние отливало аметистом и пурпуром.
— Они поменяли цвет.
— Почти созрели. — Мия старалась не смотреть на Джина.
— А когда совсем созреют?
— Станут красными. Как кровь. А потом выпустят семена и умрут.
— Символично. Кстати, насчет крови… — Он коснулся ее вымазанных в крови волос. — Иди мыться.
На этот раз Мия не стала просить Джина отвернуться. В душе все так же ощущались ноющая пустота и странная обида. Как будто самханец мимоходом взял и забрал у Мии что-то важное.
Может, правда уехать с ним? Покинуть навсегда этот край? Никогда больше не видеть Дайхиро и покатых силуэтов гор на фоне неба. Таких привычных, знакомых до последней черточки.
Ей все равно придется уехать. Гейши не живут в деревнях. Мисава — ближайший крупный город — в трех днях пути.
Она знает язык Самхана, тот почти не отличается от родного языка Мии. Иероглифы пишутся так же, только читаются чуть иначе.
Мия никогда не мечтала быть гейшей. Она просто знала, что это ее судьба — другого выбора нет.
И вот теперь этот выбор появился. Будущее, которое готов предложить ей Джин, конечно, будет куда более обеспеченным.
Но будет ли оно счастливым?
Теплая вода расплела волосы по прядкам, вымывая засохшую кровь. Джин снял кимоно, но в воду не полез. Склонился над источником, наспех умылся, стараясь не смотреть в сторону Мии.
— Надо постирать твою одежду. — Его голос звучал хрипло.
— В храме. Кровь лучше отстирывать в холодной воде.
— Ясно.
— Ты не будешь мыться?
— После тебя.
Мия закусила губу, чтобы не спросить — почему? Что с ней не так, раз самханец на этот раз брезгует даже купаться с ней одновременно?
Снова невыносимо захотелось разреветься.
Где-то над головой вскрикнуло, захохотало. Несмотря на теплую воду, Мия зябко поежилась. Надо вылезать. Не войти дважды в те же воды. Нынешнее купание в источнике было злой пародией на маленький ханами.
Она отступила к сложенным в ступеньки камушкам на краю купели, когда сверху спикировала и пронеслась прямо в лицо жуткая черная тень. Мелькнули клыки, кожистые крылья почти коснулись щеки Мии. Снова всхохотнула неведомая тварь над головой…
Это стало последней каплей.
Мия взвизгнула, отшатнулась, рванулась вверх, оскальзываясь на гладких камнях. Сердце колотилось где-то под горлом, пальцы срывались с покатых валунов. Созданные самой природой ступеньки находились совсем близко, всего в полушаге, но испуганная девушка не замечала их, тщетно пытаясь вскарабкаться по почти отвесной скале.
— Тише, тише… Не бойся.
Тяжелое тело опустилось в воду рядом, обдав ее брызгами. Сильные руки обняли и прижали Мию к груди.
— Джин! — Она всхлипнула и обвисла в его руках. — Ты видел это, Джин?