— Так мы в расчете? — невинно хлопая глазками, уточнила я.
Эльфово «да», процеженное сквозь зубы, было лучшей музыкой для моих ушей.
И вроде бы все выяснили: через несколько часов, или ударов колокола, как в этом мире принято мерить время, я окажусь на земле. Отчего тогда капитан так пристально меня изучает и не уходит?
Когда я уже любовно ласкала взглядом кашу не хуже, чем муженек, отмотавший десяток лет в законном браке, — свою жинку: вроде и пресная уже, и вкус набил оскомину, а все равно, когда голодный, за милую душу пойдет, — капитан огорошил:
— Признаться, поначалу я думал, что вы слегка сумасшедшая. Но теперь я окончательно понял: такую умную, наглую и хитрую особу еще поискать.
— А вы умеете делать комплименты, капитан… Так тактично назвать меня крысой… — Я не договорила, а эльф, у которого еще имелись ошметки воспитания, растерялся и смущенно начал:
— Я не имел в виду…
«А вот не надо держать меня за дурочку и кипятить мне мозг, иначе ошпарю язвительностью», — зло подумала я, наслаждаясь своей мелкой местью. Ушастый меж тем понял, что над его словами просто зло посмеялись, и уже более сухо добавил:
— Я несказанно рад, что этот полет подходит к концу.
— Полностью с вами солидарна, — в тон проворковала я.
Засим мы и распрощались. Дверь закрылась, и я, приникнув ухом к скважине, услышала, как эльф заходит в соседнюю каюту.
Не теряя больше ни секунды, ринулась к своему наблюдательному пункту, словно чуя: подслушанный разговор может быть полезен. Но, увы, едва зайдя в каюту, эльф щелкнул пальцами и враз отрезал все звуки.
«Полог тишины», — прокомментировала более компетентная в таких видах пакостей крысявка. Но даже без звука картинка выходила занятной. Еще недавно умирающий сейчас проснулся. Он стоял, слегка покачиваясь, по центру каюты в одних штанах, на которых виднелись бурые пятна. Его бок радовал мир багровым уродливым рубцом с запекшейся кровью.
«Видимо, без магии не обошлось», — отстраненно подумала я, уже начиная привыкать к тому, что в этом мире многое происходит по совершенно иным законам. Хотя наверняка у любой волшбы есть свой предел. О правдивости этого умозаключения свидетельствовали и багровые пятна на простыне.
Судя по тому как вытянулось лицо эльфуса, тоже разглядевшего запекшуюся руду на небеленом льне, он только что узнал, что взял на борт подранка. Я же прикинула в уме, что могло быть с остроухим, если бы на его дирижабле шпион решил склеить ласты, и начала догадываться, отчего капитан побелел.
Впрочем, здоровенный тугой кошель, кинутый странным пассажиром, ушастый поймал весьма ловко. И, надо полагать, мешочек дубленой кожи был набит отнюдь не медью.
Раненый еще что-то отрывисто сказал, натягивая при этом рубашку и заправляя ее в штаны. Он ничуть не стеснялся внимания капитана, словно эльф был обслугой, а не хозяином дирижабля. Остроухий же воспринимал это как само собой разумеющееся. Гордый и надменный капитан молчал! И это наводило на очень нехорошие мысли о том, сколь высокий пост занимает мой нечаянный сосед.
Как научила меня жизнь (да и смерть тоже): хуже начальства может быть только высокое начальство. А этот татуированно-награжденный и вовсе казался донельзя большой шишкой. Если бы дело было в нашем мире, то я бы подумала, что он из тех, кто носит звезды и на погонах, и на коленях сразу и оттого опасен вдвойне.
Капитан ушел, и я аккуратно вернула сучок на место. А то вдруг мой нечаянный сосед, не занятый беседой с эльфусом, почувствует слежку. С такого легко может статься.
Время в ожидании тянулось смолой. Долго, клейко, словно минуты липли одна к другой, не желая уходить в историю. Я сидела на кровати, перебирая в уме варианты дальнейших действий. Увы, перебирать я могла разве что их, поскольку вещей у меня с собой не было. Лишь один золотой в голенище сапога. Так это не вещь. Это — мое богатство. Оно же — шанс не подохнуть раньше, чем я найду себе заработок и крышу над головой.
Крысявка тоже притихла. Не иначе прониклась торжеством момента.
Дверь в каюту открылась со скрипом. На этот раз визитер мялся на пороге, теребя в руках узелок.
— Лесса, — начал уважительно помощник капитана. — Вы не серчайте, если что… Мы тут с ребятами собрали вам немного в дорогу. Заприметили, что у вас с собой ничегошеньки нету. А вы ведь двоих из команды спасли. Мы же добро помним…
Я даже растерялась от этих его простоватых, но искренних слов. А бородач, положив узелок на край кровати, не стал дожидаться моего ответа и в лучших традициях подрывников, совершивших диверсию, начал активное регрессивное наступление, или попросту смотался. Мы с крысой пару минут посидели тихо, выжидая, не появится ли третьей партии «ходатайцев», но за дверью царила тишина.
Любопытство — первейший двигатель эволюции. Именно оно, подкрепленное жаждой халявы, сделало из обезьяны человека, а отнюдь не труд. И мне эта извечная женская черта, побудившая первую Еву продегустировать райское яблочко, была отнюдь не чужда. Я протянула руку к узелку. Развязала тряпицу и убедилась, что сей «сухпаек» — дело исключительно мужских рук. Все практично до невозможности: ложка, миска, мужские портки, мыло, нож, портянки и рядом — коврига хлеба и вяленое мясо, завернутые в тряпицу. В общем, скарб нехитрый, но дюже полезный для той, кто имеет за душой лишь опыт дачи полуматериальной взятки Смерти.
Аккуратно завернула свой неожиданный багаж. Крыса отчего-то не сильно желала к нему присоединиться, но я была категорически против того, чтобы лысохвостая путешествовала, прицепившись меховым наколенником к ноге под юбкой. Крысявке пришлось смириться и залезть в узелок, где она вольготно устроилась в глиняной миске.
Когда дирижабль причалил к пирсу, капитан лично пришел меня сопроводить. Не иначе чтобы убедиться, что по дороге от каюты до трапа я не умыкну еще одного лича. Или все дело в моем загадочном соседе? Чтобы не столкнулась ненароком со шпиёном.
Вот только едва я со сходни ступила на дощатый помост, меня ждало весьма неожиданное и не самое приятное знакомство. Молодой человек в форменном зеленом суконном мундире с амбарной книгой под мышкой и какой-то висюлькой в другой руке.
— Мытник, — пропищала из миски крыса (ее любопытный нос торчал из узелка, а усы непрестанно шевелились) на мой невысказанный глубоко нецензурный вопрос: «Какого?..»
Признаться, увидев форму, я подумала на матушку, которая решила подсуетиться и устроить мне радушный прием. Но пояснение спутницы, что передо мной всего-навсего местный аналог таможни, как ни странно, успокоило.
— Пошлинник порта стольной Эйссы Норин Арглосский, — представился юноша, кивая.
На его заученную фразу в моей душе поднялась волна: это в свое болото демонстративно плюхнулась жаба, она же жадность обыкновенная, сидящая на диете безденежья, а оттого жутко злая. Раз пошлинник, значит, будет взымать плату. А мне с единственным золотым расставаться не хотелось до дрожи. Именно от этого скаредного чувства ресницы мои затрепетали, губы непроизвольно сложились уточкой, и я выпалила фразу, столь типичную для блондинки, которую остановил гаишник:
— Ой, а вы у меня первый…
Судя по ошеломленному виду мытника, такой фразой его приветствовали впервые. Я же стреляла глазками и изображала смущение, а заодно наблюдала. Вот дернулся на тощей шее кадык, румянец расцвел на острых скулах. Щеки по цвету сравнялись с порезом, что оставила прожорливая бритва. Наверняка точеная сталь рассчитывала на матерую мужскую щетину, а получила на закуску лишь юношеский пушок и, оскорбившись, потребовала смыть позор кровью.
Наконец юноша справился со смущением и, пытаясь казаться суровым, спросил:
— Имя? Цель прибытия в столицу?
— Монсеррат Кабалье, — брякнула я первое имя, пришедшее на ум, и вспомнила, что в этом мире лишь у простолюдинов запястья чисты. Оттого незаметно поспешила одернуть манжету, пряча родовую татуировку.
Кстати, пока мы летели на дирижабле, я выяснила, как крысявка, лишь взглянув на мою кисть, смогла точно назвать имя рода. Сперва подумалось: неужели она знает все изображения, как иной геральдист — гербы аристократов? Оказалось, все гораздо прозаичнее. Татуировка — не цельный рисунок, а своеобразная вязь рун, только не тех, что использовались в быту, а более древних. Для себя я поняла, что это как кириллица или глаголица и современный русский алфавит: вроде отдаленно похожи, но без определенной сноровки не прочтешь.
Вот и сейчас, памятуя об этой интересной отметине на запястье, я постаралась ее скрыть. А чтобы собеседник не проявил инициативу, уточняя мои позывные, я с милой улыбкой поинтересовалась:
— А личный досмотр проводить будете?
— А вы везете с собой запрещенные амулеты, снадобья, контрабанду? — чуть резче, чем надо, произнес пошлинник.
Я уловила эти нотки и поняла: поразить до глубины души таможенника мне не удалось, но все же я сумела выбить его из привычной колеи. Теперь оставалось дожать. Вот только чем? И тут вспомнились рассуждения бабушки Софы касательно деда, заядлого любителя футбола. Если хочешь произвести неизгладимое впечатление на мужчину, не надейся на шикарное платье, прическу, макияж, манеры. Жизнь долгая, и обязательно встретится ему та, что переплюнет тебя и нарядом, и внешностью, и лоском. И самое обидное, что попасться она может не после, а до тебя. Но вот если ты забьешь гол с углового, тогда да… Мужчина будет сражен наповал, ибо подобное навряд ли повторит хоть кто-то еще. Даже мужик.
Увы, претворить в жизнь совет бабули в точности я не могла, но основную мысль уловила: сделай или скажи то, чего от тебя не ожидают, выбей почву из-под ног.
— Не знаю, меня матушка в дорогу собирала… — С этими словами я на голубом глазу, как законопослушная гражданка, вытянула перед собой узелок, мысленно прикидывая образ «мамаши». Отчего-то на передний план лезли борода и курительная трубка.
Пошлинник, узрев перед носом узелок, из которого торчала крысиная морда, щелкавшая зубами, сделал шаг назад.
Воспользовавшись тем, что появилось место для маневра и я могу проскочить, споро прижала поклажу к груди и, протараторив: «Я так и думала, что смотреть не будете», — юркнула мимо паренька.
Мздоимец, не сразу сообразивший, что только что пустил на столичную землю девицу без уплаты пошлины, запоздало протянул руку в бесплодной попытке схватить нахалку. Но его пятерня лишь мазнула воздух.
Я, подгоняемая его выкриком: «А ну, стой!» — припустила во все лопатки. Крысявка, успевшая вылезти из узелка, вцепилась лапами в мое плечо и верещала в ухо то «пригнись!», то «влево!», когда парень начал швыряться заклинаниями, размахивая висюлькой.
Благо забег по пирсу оказался коротким. Ввинтилась в шумную, а главное, плотную причальную толпу. И все же ощущение, что кто-то упорно буравит мне спину, не покидало. Чуть отдалившись от пошлинника, прежде чем скрыться за углом, я даже оглянулась. Прошлась взглядом по пирсу, по сходням дирижабля, и на краткий миг показалось, что увидела фигуру в сером плаще. Точно таком же, как у моего давешнего соседа-подранка. Но это было мгновение, после которого я вновь начала петлять как заяц, мало заботясь о том, чтобы запомнить дорогу. А смысл? Города я все равно не знаю. Мне бы сейчас уйти от погони.
Судя по комментариям крысявки, пошлинник давно уже от меня отстал. Это я проявляла излишнюю осмотрительность. В пользу своей теории крыса выдвигала главный аргумент: таких прибывающих в Эйссу до горизонта, и гоняться за каждым…
Скорее всего этот мытник запишет меня в своем журнале как какую-нибудь Монку Кобылу, внесет два медяка и успокоится. Я же представила: реши честным способом уплатить пошлину, сколько бы я недополучила? Ведь сдать с золотого с точностью до медьки… Или попадись мне местный таможенник чуть поматерее, могла и вовсе золотого лишиться под предлогом «сдачи нет», а за вход платить все равно надо… Успокоив такими доводами свою совесть, я начала все больше замедлять шаг, озираясь по сторонам.
До столицы-то я добралась, и даже благодаря заботам матросов есть что перекусить, но вот что дальше? Где искать работу? Стучаться в каждую лавку? Или сразу подавальщицей в трактир? Крыса, восседавшая на моем плече (с этой ее дислокацией я временно смирилась) тоже не могла дать вразумительного ответа, сетуя, что ее предыдущий хозяин ни разу с такой проблемой не сталкивался. Ну да, у магистра, имевшего дюжину особняков, и заботы были чуток другие.
Пока же мы просто бродили по улицам и вертели головами. Крысявка, не бывавшая на твердой земле уже триста лет, с не меньшим, а может быть, даже и с большим интересом глазела на все. И на всех. Ведь на торговом дирижабле даже пассажиры — та еще редкость. Отчасти из-за характера капитана, отчасти банально из-за нехватки «посадочных мест». Всего два закутка, которые с натяжкой можно назвать каютами. Иначе нам бы ни за что не быть нечаянными соседями со шпионом: имейся выбор свободных кают, эльфус наверняка бы поселил загадочного пассажира подальше.
Ноги несли меня по булыжной мостовой, рабочие кварталы сменялись уютными улочками, по которым неуловимым ветерком начал сквозить запах шика.
«Похоже, район богатеев», — мелькнула мысль. И действительно: на глаза больше не попадались практичные булочные или мясные лавки, зато пестрели вывески рестораций и дамских салонов. На перекрестке появился даже газетчик со свежим выпуском местной многотиражки.
— Сенсация, сенсация! — верещал пацаненок в кургузом сюртуке, размахивая листовкой. — Только в свежем выпуске «Столичных известий» все правда об убийстве достопочтенной крауфы Анжалийской! Кто станет наследником покойной миллионщицы? — вещал, не щадя глотки, продавец.
Какой-то щеголь кинул мальчишке серебряную монету, и пацаненок протянул ему газету. Я же от нечего делать стала наблюдать за франтом, что, поигрывая тростью, направился к терраске летнего кафе. Вот этот денди сел за столик, походя огладив взглядом стройную фигуру подскочившей к нему подавальщицы, вот развернул газету, ожидая свой заказ. Минуты не прошло, как пижон скривился, отложил прессу. Неужели «сенсация» его разочаровала?
По тому как небрежно он отодвинул свое чтиво, как расплылся в плотоядной улыбке, следя за милашкой, что приняла его заказ и сейчас порхала меж столиков, я поняла: к газете он не вернется. И даже наверняка ее оставит, покидая террасу. Он уже о ней забыл, поглощенный новым, более интересным зрелищем: молоденькой обслужницей.
А вот мне бы эта газетка оказалась весьма полезна. Оттого я притаилась и стала ждать, когда же франт изволит отбыть.
Крысявка, которая вместе со мной битых полчаса наблюдала за тем, как «золотой» мальчик кадрит свое очередное развлечение, уже начала позевывать. Но вот наконец пижон расплатился, сунув в кулачок девушке несколько монет, и, шепнув ей что-то на ушко, удалился. Как я и полагала, оставив газету на столе. Пока девица занималась тем, что прятала щедрые чаевые в лиф платья, Энжения шустро проскакала по булыжнику, запрыгнула на террасу и, пропетляв меж столиками, взобралась на скатерть. Вонзив резцы в газету, голохвостая под истошный визг подавальщицы: «Крыса!» — дала деру за угол, где я и поджидала свою усатую героиню.
Ее подвиг был не напрасен. На предпоследней странице обнаружилось именно то, ради чего стоило пойти на бумажную кражу. В колонке объявлений среди прочих было одно, не сулившее золотых гор, а оттого перспективное.
«С 20-го по 30-е травеня при Академии двуединой магии проводится набор на курсы бонн для детей с магическими способностями. Обучение бесплатное, выдается стипендия. Наличие дара у абитуриенток обязательно».
Машинально глянула на дату выхода газеты — 29-е травеня.
Сухие, казенно-типовые слова, за которыми скрыто обещание желанной еды и средств к существованию. А в моем случае уж лучше специализация «няньки» и присмотр за одним ребенком, чем обслуживание дюжины клиентов в трактире. Хотя моя коллега — молодая мамочка, недавно сбежавшая из декрета на работу, заявляла, что ребенок — это двигатель внутреннего сгорания ее нервных клеток, и уж лучше она будет мешки с цементом таскать, чем цельными днями — дитя… Признаться, я ей не верила.
Я, как-то раз справившаяся с годовым финотчетом нашей фирмы для налоговой, да не смогу с пеленочником сладить?
Вот только крысявка не разделила мою радость, а покрутила лапой у виска.
— Больная или тебе жизнь не мила? — уточнила голохвостая.