— О чем это ты? — отрикошетила я вопрос.
— Ты хоть представляешь, что такое нянчить ребенка с магическим даром? Да на эти курсы заманивают посулами, их финансируют богатые родители, а желающих все равно не очень много…
— Но почему? — Я все никак не могла понять, а крысу раздражало, что я торможу, как эстонец на «запорожце» в час пик.
— Да хотя бы потому, что бонна — красивое название для няньки, обслуги. Те же, у кого есть хоть малейшая магическая искра, — чаще всего аристократы, пусть обедневшие, как церковные мыши, но благородные эктры, грефисы… Пойдут такие в услужение к разбогатевшему простолюдину, у которого чудом родился отпрыск со способностями к магии? Или, того хуже, станут наниматься в няньки к тем, кого могли бы встретить на светском рауте, если бы не бедность, что щекочет пятки?
Мне, дитю двадцать первого века, сперва было тяжело понять, что имеет в виду крысявка. Благородным, хоть и нищим, не пристало гнуть спину? Зазорно выслушивать колкости от тех, кто по происхождению ниже, а по кошельку — выше? Да плевать. По мне гораздо хуже грязной работы — грязные мысли и намерения. И если есть возможность заработать честно, то пусть и няней.
Крыса на мой пламенный спич лишь махнула лапой и глубокомысленно изрекла:
— Я всегда считала, что у умных людей ценностью должно быть достигнутое, а у дураков — желаемое…
— И? — не поняла я глубины ее сакральной мысли.
— И, послушав тебя, я осталась при своем мнении, — тактично закончила голохвостая, дав тем самым понять, что умной она меня отнюдь не считает.
— А ты, значит, у нас и умная, и красивая? — сыронизировала я, глядя на Энжению.
— Я — дальновидная… — протянула крысявка. — Помяни мое слово, эти нянькообразовательные курсы добром не кончатся.
— Чтобы они кончились, они сперва хотя бы должны начаться. Ты знаешь, где эта Академия двуединой магии?
— Кто же не знает Академию темных властелинов и светлых паладинов? — хмыкнула крыса и даже ударила хвостом о булыжник от негодования: я посмела усомниться в ее осведомленности.
Как оказалось чуть позже, не зря я сомневалась.
Квест «Найди академию» пошел на второй круг, благо лабиринт улиц этому не только не мешал, но даже благоволил, когда я плюнула и обратилась-таки к одному из прохожих. Вернее, к одной.
В родном мире, когда мне надо было у кого-то узнать дорогу, а «двагис» посылал меня не совсем понятным и чуток матерным маршрутом, я обычно выбирала на улице человека, у которого шапка с помпоном. Ну не наденет стервозная чикса такую. И агрессивный националист, и желчная старая дева. Смешно, но маркером человечности был этот самый пушистый помпон. И, к слову, он редко меня подводил. А тут…
Я пропустила мимо двух расфуфыренных и столь надушенных, что батальон химзащиты и то прослезился бы, фанаток тюрнюров, фижм и рюшей. Эти дамочки, проходя мимо, облили меня цистерной презрения. Я мысленно пожелала им состояния пюре, или, как выражалась бабуля, «картошки в депрессии»: вроде картошка как картошка, но такая подавленная…
Спешащего куда-то старичка в мантии я попросту не успела догнать. Этой своей резвой походкой он дюже напомнил мне ушлых пенсионерок, берущих штурмом утреннюю электричку. Вроде бы и почтенный возраст, но такая энергия, энтузиазм… битва на Курской дуге по сравнению с их желанием попасть на дачу — игра в песочнице совочками.
Наконец я увидела маленькую прыщавую субретку в чепце. Ее-то и взяла в оборот. Оказалось, что академию по решению градоправителя перенесли за городскую черту, дабы не смущать честной люд.
Служаночка махнула рукой, задавая направление, и я, тяжко вздохнув, потопала.
Добралась до заветной цели, уже когда солнце давно перешло зенит, а мое терпение — границу, когда осторожность держит в узде злость.
Гостеприимно распахнутые ворота с чуть покосившейся створкой, суета, что приличествует всякому учебному заведению в пору большой перемены, броуновское движение юных — и не совсем — чад, жаждущих постичь колдовскую науку…
От любования идиллией учебного процесса меня оторвал скрипучий старческий голос.
— Чего надыть-то?
Я оглянулась на появившуюся невесть откуда привратницу. Сгорбленная старуха не иначе совмещала тут три важные профессии: фейсконтроля, вышибалы и секретаря.
— Я по объявлению, на курсы… — оборвала сама себя, нарочито смущаясь.
Помню, как еще малявкой, будучи отправлена на летние каникулы к бабушке в Одессу, не раз слышала поучения: «Ира, не забывай вовремя закрыть рот с той стороны! Недосказанность позволяет досочинить твоему собеседнику нужную для тебя концовку!» Вот и сейчас я не стала уточнять, что да как, а «дама с ресепшена», почесав свой крючковатый нос, задумчиво произнесла:
— А-а-а… так ты на няньку пришла учиться… Добро… Не то что эти напомаженные лессы, что спят и видят, как в акэдэмию протиснуться и мужика себе отхватить побогачее! — Бабулька, узнав, что я не в адептки намылилась, а на «прослушивание менеджера низшего звена», оттаяла, приняв за свою касту, и перешла на простое и понятное «ты».
— А может, и я так же, — сказала полушутя, ожидая реакции старухи.
Как говорится, чаще всего самый правдивый ответ — на тот вопрос, что задается вроде бы не всерьез.
Привратница гортанно хохотнула:
— Ну, уморила… Я же по руке вижу, что ты благородная… Хотела бы мужа отхватить, шла бы на иллюзионку. Там самый малый взнос, даже небогатые могут… Другой вопрос, что их — как собак нерезаных… Зато вроде как магичка, — выдала старуха, а потом, одобрительно крякнув, прошлась по мне взглядом с ног до головы. — А ты за работой пришла.
— А вы не больно-то здешних аристократов боитесь, — слегка удивилась я тому, что с виду простолюдинка без всякого подобострастия отзывается о «золотой» молодежи.
— Тю, а шо мне их тихариться-то? Тута акэдэмия… здесь слегонца другие законы, не имперские… Да и сижу я невысоко, оттого падать не боязно.
Я лишь усмехнулась про себя: у нас в фирме тоже страшнее уборщицы бабы Глаши зверя не было. Ее знаменитое: «Куда по намытому!» — заставляло нервно вздрагивать даже директора.
— Так вот, девонька, ты меня, старуху Храфу, послушай. Если хочешь попасть на курсу енту, нянькой, то поторопись. В этом году, почитай, уже группу набрали…
Привратница подробно расписала, куда следует идти и что спрашивать, и я под ее напутствия направилась на таинственный «экзамен». Вот только вряд ли я могла ожидать, что за дверью, где заседала приемная комиссия, меня ждет отнюдь не веер билетиков, разложенных на сукне.
Я миновала внутренний двор магистерии, полавировала по коридорам южного корпуса и постучалась в дверь с табличкой, на которой была выгравирована перевернутая руна жизни. Хрипловатое «войдите!» посчитала знаком свыше, но едва открыла дверь и переступила порог, на меня понесся клубок из сцепившихся шавок.
Псины остервенело и, что самое поразительное, беззвучно драли друг другу глотки, как шопоголики на распродаже в черную пятницу. Первой моей реакцией было отскочить подальше от этой грызни, на худой конец — заорать. Но из глубин памяти всплыли слова друга Сашки-кинолога: «Если видишь собачью свару, ни в коем случае не ори, не делай резких движений и главное — не бойся».
Если с первыми двумя пунктами я пусть и не блестяще, но справилась, а попросту — застыла соляным столбом, то что касается «не бояться»… И тут до уха долетело женское ехидное: «Ну эта хотя бы в обморок не свалилась». Я оторвала взгляд от псин и увидела комиссию, вольготно расположившуюся в креслах у камина. Трое профессоров в мантиях: дама стервозного вида, старик и молодой мужчина — с умеренным интересом наблюдали за мной. Вернее, за моей реакцией на грызню здоровенных бойцовских собак.
— И что вы встали? Разнимайте, — лениво протянул сухопарый экзаменатор, чья кожа вызывала у меня стойкую ассоциацию с ветхим пергаментом. — Можете использовать магию и подручные средства. Ваша задача — чтобы они друг другу не навредили. В идеале — и вам тоже.
Чуть было не ляпнула: «Вот прям сейчас же, только разбег возьму», — но вовремя прикусила язык. Зато злость помогла мне отмереть, и я уже по-другому глянула на «вытянутый билетик». Прикинула, что лезть в драку, где клыки клацают не хуже капканов, — да проще сразу мозги в криокамере оставить. Оттого поступила в лучших еврейских традициях: бери, что с краю и не сильно лягает, и тяни к себе. Ближе всего был хвост. Матерый хвост волкодава. В него-то недолго думая я и вцепилась одной рукой. А второй — в ляжку ошалевшего от моей наглости пса.
Зверюга, потерявшая равновесие, перестала сучить лапами, но челюсти так и не разомкнула. Даже когда я начала тягать ее на себя на манер репки. Вторая участница драки тоже решила, что нельзя вот так просто уволочь ее законно покусанного противника, и уперлась лапами, мешая моему тянутельному процессу.
И тут на помощь пришла крыса. Проскакав по моей руке, Энжи прошмыгнула по пушистому хвосту волкодава, натянутому, как тетива, и, цепляясь за шерсть, устремилась вниз. Доля секунды — и волкодав, тоненько взвизгнув, разжал челюсти. Я дернула посильнее и в победном рывке умудрилась не только оттащить, но и повалить здоровенную тварюгу.
Вторая собака, видя такой произвол, отчего-то начала пятиться, а потом и вовсе сочла за лучшее забиться в дальний угол.
Профессора застыли, с недоверием глядя на картину: я и поскуливающий волкодав. Лишь крысявку ничего не смущало. Она с независимым видом проскакала по шкуре поверженного противника и, цепляясь коготками за ткань платья, вновь взгромоздилась мне на плечо. Правда, там начала фыркать, отплевываться и чесать нос.
— Я что-то не так держала? — задала я вопрос чуть охрипшим голосом.
Сказанное возымело эффект антидота к заклинанию стазиса: все трое экзаменаторов отмерли и начали активно переглядываться, а потом, не преуспев в пострелушках глазами, и вовсе склонились друг к другу и зашептались не хуже заправских двоечников. Наконец, когда волкодав перестал себя жалеть и оживился, пытаясь поймать на зуб дотошную блоху, что решила разбить ранчо в его шерсти, мантийные огласили свой вердикт:
— Вы прошли экзамен. Хоть и не без помощи вашего питомца, но все же. Разнять двух молодых оборотней…
При этих ее словах волкодав начал изменяться. Зрелище оказалось то еще. Картинки в учебниках для патологоанатомов, я думаю, по сравнению с увиденным — что вегетарианский салатик супротив мяса. Мяса на обеденном столе каннибала. Меня не вырвало лишь по одной простой причине: нечем было.
Но вот смотреть, как шерсть выворачивается наизнанку, как ломаются кости и трещат суставы, лопаются жилы, а потом все это обрастает кожей… Даже вид молодого мужского тела, поджарого, загорелого и, что неудивительно, абсолютно нагого, как-то не вдохновил. Перед глазами все еще стояло кровавое месиво из мышц, сосудов, хрящей. Живое, шевелящееся.
Зато парень ничуть не смущался своего костюма Адама.
— Спасибо, адепт Кайрин, вы свободны, — сухо произнес магистр, своим обликом напоминавший мне жителей Поднебесной. А потом, зыркнув в угол, где сидел другой драчун, добавил: — И вы, адепт Стонгр, тоже.
Второй волкодав, не пожелавший расхаживать голышом, печально опустив морду, потрусил ко второму выходу. Обойдя меня по широкой дуге и отчего-то опасливо покосившись на крысявку. Бочком протиснулся в дверь. Кайрин тоже не горел желанием приближаться ко мне и почти в точности повторил маневр своего лохматого собрата.
На меня же уставились три пары глаз. Пристально так, въедливо. Первой начала магесса:
— Назовитесь.
— Рейнара Эрлис, — постаралась ответить как можно тверже, вопреки тому что имя было мне до жути непривычным.
Дамочка скривилась и продолжила, отринув родовое имя:
— Рейнара, скажите, у вас ведь есть магия?
— Да, — ответила я, уже чуя, к чему клонит эта гюрза.
— Тогда почему вы не воспользовались ею? Представьте, что вам пришлось бы разнимать двух сцепившихся малышей-перевертышей? Неужели вы вот так же, бесцеремонно, руками…
— Боюсь, что реши я применить свой дар, то малыши бы оказались не просто успокоены, но и упокоены. — Я развела руками. Дескать, вы же не указали в объявлении, какой именно дар вам нужен.
— Некромантия? — дотошно решил уточнить старик.
Я лишь кивнула, а он заинтересованно спросил:
— И какой силы дар? Сколько лет назад проявился и как?
И тут я поняла, что говорить про попытки самоубийства не стоит… Все же вроде как в перспективе маячит работа с детьми. А вдруг у них тут дискриминация для кандидаток в нянечки по суицидальному признаку? Оттого решила рассказать правду, но не всю.
— Я умерла. Нечаянно. После этого дар и открылся. Правда, пока проявился лишь в том, что я умудрилась договориться со Смертью.
— Что ж, это многое объясняет, — пробубнил маг себе под нос.
Я не удержалась от вопроса:
— Что именно?
— Ваш внешний вид, юная леди. Столь нетипичный для того, в ком есть дар некроманта, — начал чародей.
И по тому, как заблестели его глаза, а голос обрел глубину, я поняла: передо мной лектор. И не просто лектор, а оратор, затронувший любимую тему. Так и вышло.
Короткий, но содержательный рассказ сводился к тому, что каждый чародей, обращаясь к своей стихии, сливается с ней. И если магу огня его единение дарует энергию, заряжает силой, на мага земли после прикосновения к стихии снисходит спокойствие, то некромант отдает часть своей жизни. Через кровь и шрамы, через здоровье или молодость, через отмеренные всевышней богиней годы. Оттого зачастую некроманты отнюдь не красавцы или же в двадцать могут выглядеть стариками, а у тех, кто молод и красив, руки покрыты шрамами, рубцами. И это все — не результат научных изысканий, сложных обрядов или великих подвигов. Нет, такими милыми атрибутами внешности некроманты обзаводятся, когда дар только просыпается и они не умеют им толком управлять, а ведь попробовать хочется. А с учетом того, что сила обычно появляется в детские или юношеские годы… Вот и выходит, что к моменту, когда ума в голове уже поднаберется, в избытке будет и результатов «ошибок юности».
Слова преподавателя заставили меня призадуматься: какой я буду, если начну использовать дар?
Меж тем лектор разошелся не на шутку. Коллеги позевывали в кулаки, но судя по тому, что урезонить его не пытались, он был тут главнюком.
Из его речи следовало, что некроманты хоть и в почете, но по большому счету — в пролете. В общем, среди трех факультетов темной магии — чернокнижия, боевой магии и некромантии — последний самый малочисленный по причине ранней смертности. Ибо чуть переоценил свои силы — и все, примеряй белые тапочки. Те же чернокнижники хотя бы не чистую энергию смерти используют, а через каббалистику. Про боевиков и говорить нечего.
Лектор красочно расписывал перспективы некромантии, и на душе становилось все мрачнее. Наконец магесса все же рискнула оборвать речь коллеги, иначе экзамен плавно грозил перейти в первую, а то и вторую пару собственно занятий. Причем сделала она это весьма странным вопросом, вклинившись в паузу:
— Скажите, Рейнара, а вы замужем? А то я не вижу на вашей руке брачного браслета.
Ее вопрос настолько удивил, что я брякнула, не подумав:
— Нет.
— Очень жаль, — с наигранной печалью протянула дама, проигнорировав недовольство лектора, который только вошел во вкус. Сделав вид, что не заметила косого взгляда, она продолжила: — Видите ли, вы нам подходите. Уровень восприятия, адекватность, некоторое хладнокровие, а также упорство и выдержка — те качества, которые нужны няне при работе с юными магами.
Она усмехнулась, поймав мой скептический взгляд, и пояснила:
— Да-да, обращение оборотня тоже было проверкой. Многие не выдерживали подобного зрелища.
— А я полагала, что главное в работе с детьми — это знания: целительские, педагогические… — На этом мое воображение спасовало и я замялась.
Магесса же хохотнула:
— Знания? Даже осла можно выдрессировать бить копытом по клеткам, играя в кресты и треугольники. Гораздо тяжелее научить выдержке. У вас же все это есть, но имеется и одна маленькая загвоздка: вы юны, симпатичны и свободны. Многие дамы именно по этой причине могут не захотеть брать вас в качестве бонны.