Он достал из шкафа пару вещей и положил их на диван, замер, снова наткнувшись на меня взглядом. Пару секунд мы просто смотрели друг на друга. Я заправила мокрую прядь за ухо и улыбнулась:
— Я думаю, что наш зрительный контакт неловко затянулся. — Брендан не нашел что сказать. — Я вернусь в ванну, переоденусь.
— Стой, переодевайся здесь, мне надо все равно спуститься вниз.
С этими словами он вышел из комнаты, а я лишь с улыбкой покачала голой. Неужели Брендан смущен? Как долго я спала? Хотя… Мои руки замерли прежде, чем я дотронулась до предложенных вещей. Мы же целовались! Черт, это я должна быть смущена! События последних дней настолько выбили меня из колеи, что я и думать забыла о… Вот и ладненько, не думай об этом, Эленора! Элеонора Макартур, не смей, я сказал! Ну все, теперь поздно… Щеки окрасились в цвет спелого томата и загорелись. Ладно, это же Брендан, чего мне стесняться?
Наскоро переодевшись в кофту с длинными рукавами, которые пришлось закатать по локти, я проигнорировала брюки. Кофта и так была мне как платье, а в брюках я рисковала разбить лоб, запутавшись в штанах уже на первом шаге. Я забралась с ногами на кровать, на которой стоял деревянный поднос с нарезанным хлебом, сыром, мясом и тарелкой чем-то напоминавшим рагу. От этого блюда шел пряный аромат, услышав который мой желудок заурчал. Я схватила еще горячую тарелку себе на колени, и, вооружившись ложкой, с удовольствием начала есть. Это действительно было овощное рагу с кусочками мяса и большим количеством специй. Я уже приканчивала тарелку, как в комнату вернулся Брендан, неся с собой две дымящиеся кружки.
— Чай. — Пояснил он.
Я кивнула и, поставив тарелку на место, взяла два куска хлеба и накрыла их ломтиками мяса и сыра, протянула один из бутербродов парню:
— Меняю на напиток. — Улыбнулась я. Тот с усмешкой поставил мою чашку на поднос и принял у меня мини-сэндич. — Еда потрясающе вкусная. — Уверила его я. — Спасибо.
— На здоровье. — Произнес парень, откусывая чуть ли не половину бутерброда и запивая глотком чая. Я последовала его примеру, с удовольствием чувствуя, как от горячего напитка по всему телу пробирается тепло и уют. Лишь когда с подноса была съедена последняя крошка хлеба, и мы увидели дно своих больших чашек, Брендан соизволил начать разговор.
— Давай сначала ты ответишь на несколько моих вопросов?
— Как скажешь.
— Что ты помнишь про ту ночь? — Спросил он.
Мне не надо было уточнять, какую ночь он имеет в виду.
— Крекеры. — С готовностью ответила я.
Брови парня взлетели вверх, поздоровавшись с парой свисающих с челки прядей черный волос.
— Крекеры?
— А ты не помнишь? Когда мы пришли к машинам, нам дали колючие пледы, горячие чашки с очень сладким травяным чаем и соленые сырные крекеры. — Я откинулась на кровать рядом с Бренданом, закинув одну руку под голову, и задумчиво посмотрела в потолок. — Ты не отпускал меня тогда. Мы укрылись пледами, сложили два вместе, потому что я не хотела сидеть под ними по отдельности, и пили чай. И ели крекеры. — Я сглотнула комок в горле. Эта ночь преследовала меня всю мою жизнь. Но я ни с кем о ней не говорила. Даже со Стеллой. Тем более со Стеллой. Я повернулась на бок и встретилась взглядом с Бренданом. — Спасибо. — Сказала я то, о чем думала всю свою жизнь. Это было большое спасибо. Спасибо, что вернулся за мной. Спасибо, что защищал меня. Спасибо, что был рядом. Спасибо, Брендан.
Брендан не ответил мне, и я продолжала, снова скользя взглядом по комнате:
— Конечно, я помню машины. Огромные, я видела их перед этим только на картинках и по рассказам отца. Эти зеленые гиганты дико пугали меня, как и люди в форме, но я не хотела тебе говорить, никогда бы не признала перед тобой, что трушу. — Услышав смешок со стороны парня, я улыбнулась и сама. — Я помню… Маму.
Никогда и ни с кем я не говорила о родителях.
— В общем, — Я сглотнула. — Я думаю, что помню абсолютно все.
— Хорошо. Ты знаешь, почему это произошло?
Я пожала плечами:
— В ту ночь террористические акты были на всем юге страны. О нападение на города, стало поздно известно в верхушке и когда на помощь пришли андабаты, мало кого удалось спасти. — Выдала я версию, которую нам рассказали в Академии.
— Хорошо… Что ты знаешь о Катастрофе?
Я удивленно моргнула:
— Катастрофе? Ну, то что знала всегда и что узнала на уроках истории в Академии.
Брендан сделал движение рукой, веля мне продолжать рассказ. Я пожала плечами и заученным тоном, будто читая выжимку из учебника, проговорила:
— ВТК, или Великая Технологическая Катастрофа — это миг, когда мир поглотила тьма. Солнечные колебания изменили атмосферу и сделали Землю непригодной для использования техники. В один момент изменилось все: отключилось телевидение, перестали работать мобильные телефоны и, этот… Пауки… Паутина… Интернет, да! Грубо говоря, человечество отмотало назад множество лет развития. Государством были приняты экстренные меры для создания необходимых условий жизни людей. Все особо опасные объекты были уничтожены. Остались самые необходимые, они могут функционировать, но только в экстренных целях. Ну и конечно доступ к ним имеют только высшие эшелоны власти.
Я повернулась к Брендану и тот мне одобрительно кивнул:
— Хорошая ученица, — Погладил он меня по голове. — Никогда бы не подумал.
Я обиженно ударила его по ладони.
— Так к чему этот экскурс в историю?
Брендан устремил взгляд вперед и, пожевав нижнюю губу, ответил:
— Это сложно представить, поверить еще сложнее, но я хочу, чтобы ты серьезно отнеслась к моим словам.
Я повернулась на живот и, положив подбородок на скрещенные руки, обратилась в слух.
— Тогда, несколько десятков назад, эта ВТК… Это не природная катастрофа. Она была тщательно спланированной операцией, созданной правительством всех правящих стран.
В комнате повисла тишина, во время которой шарики в моей голове медленно перекатывались. Я нахмурилась:
— Ты шутишь? Кто может отключить ВСЕ? И, главное, зачем? Стирать достижения всего мира без серьезной причины, достигнутые таким кропотливым трудом человеческого мышления. Гениями! От былого величия остались сейчас лишь жалкие крохи, мы же просто деградировали. Кто специально спровоцирует деградацию?
Брендан терпеливо выслушал мою смесь вопросов и возмущения и продолжил:
— Те, кому необходима власть, конечно. В какой-то момент миром начала править четвертая власть, сми, массмедия, информационные войны были страшнее сражений. Люди стали сами себе хозяевами, ценили свое мнение. Независимые люди с собственным мнением никому не нужны. И многие захотели вновь создать иерархию…
— В мире всегда была иерархия.
— Но не такая ощутимая и видимая. Касты просто переписали весь мир под себя, под свои желания. Эленор, все работает, понимаешь? Все работает без угрозы для жизни. И работало всегда.
— Но… Но зачем?
— Представь верхушку фанатиков, которые хотят безграничного подчинения. Всегда были люди, которые хотят поработить весь мир. История стирала их с лица земли, когда им противостояли более сильные, сплоченные противники. И еще, это, чаще всего, была идея одного ума, родившаяся в одном воспаленном создании. Нет, потом они конечно обретали союзников и сеяли семя своей идеологии, но люди все равно боролись за чужую идею.
— Ты имеешь в виду кого-то вроде… Эм… Наполена, Гитлера? Тех, кто хотел захватить единоличную власть?
— Да, именно. А теперь представь, что в каждой стране есть такой Наполен, или Гитлер, которой хотел власти и процветания лишь арийской нации и нещадно губил все на своем пути. И все они объединяются, ведомые одной идеей. У них уже есть власть, есть силы, но они жаждут большего. Жаждут переписать историю, переписать судьбы людей и весь мир — под себя.
В комнате было достаточно тепло, но я все равно озябла и стала растирать плечи. Брендан заметил это и, оборвав свой рассказ, встал с кровати.
— Ну ка, привстань, — Я послушалась и он вытянул из под меня большое одеяло. — Вот так. — Пробормотал парень, накрывая меня, как ребенка. — Может, продолжим завтра? День был трудным.
Я помотала головой, удобнее устраиваясь под одеялом.
— Нет, я все равно сейчас вряд ли засну, и я хочу знать все. — Мои слова совсем не подтвердил зевок.
Брендан улыбнулся:
— Врушка. — Но все-таки вернулся на свое место рядом со мной.
— И что же сделали все эти люди, когда нашли друг друга? И как они нашли единомышленников? Создали группу по интересам в Фэйсбук? — Вспомнила я название сети, которая была популярна у наших ровесников до Катастрофы.
Брендан пожал плечами:
— Ни малейшего понятия. Нашли, наверное, потому что изначально были одного уровня. Богатые, жадные, приверженцы старых традиций. Любители тех времен, когда по дому рассекает многочисленная прислуга, исполняя любое желание хозяина. Лю-бо-е. — Растянув последнее слово на слога, Брендан поморщился. — Что они сделали? Многое, Эленор. Они погрузили мир в мрак, отрицая все достижения человечества и возвращаясь к старым устоям. Оставляя у себя все и забирая у растерянных людей привычное. Если раньше те, кто был у власти, жаждали, например, денег, и не могли усмирить свои аппетиты, то позже они стали желать абсолютно всех благ в единоличном владении. Позже они захотели поменять поколения, воспитать молодую кровь так, как им было необходимо. И не знаю, но догадываюсь, чья извращенная фантазия придумала устроить Зачистку…
Я уже боялась дышать, ловя каждое слово Брендана, следя за движением его губ и серых глаз, рассеянно смотрящих за племенем в камине из под длинных ресниц. Как я должна была относится к происходящему? Поверить в вселенский заговор? Это было немыслимо и просто не укладывалось в моем сознании. Это было страшно. Страшно еще и потому, что Брендан заставил меня поверить в этом, каждой новой фразой собирая паззл в моей голове.
Парень указательным пальцем потер бровь и, вздохнув, продолжил:
— Зачистка — это что-то списанное с «Майн Кампф». После спровоцированной катастрофы люди стали потеряны и изолированы друг от друга. Не было телевизионных новостей, не стало Интернета, телефона. В такой обстановке можно делать все, что захочется, была бы сила. И она была. Множество самых жестоких убийц стали войнами. Стали теми, кто без зазрения совести отняли детей у матерей. Они убивали целые города, уничтожая старое поколение, поколение, которые знало достаточно. Они переписывали историю, оставляя детей, из которых вырастили первых андабатов и рабынь. Система терпела изменения многие годы, но суть ее не менялась: зачистки происходят и сейчас. Небольшие поселения остаются без взрослых жителей, за ночь превращаясь в города-призраки. Детей увозят и юных мальчиков отдают в обучение военному искусству. Так мир получает самых сильных воинов, защитников, тех, кто будет защищать интересы своих хозяев — андабатов. Ими становятся те, кто выжил, конечно. А монархи заключают браки друг между другом, убивая низших и рождая высших.
Брендан, наверняка не осознавая того, провел рукой по кофте, обрисовывая пальцами то место, на котором был его первый шрам. Вечное напоминание о дне, когда его мир изменился навсегда.
— И наш город?.. — Тихо, на выдохе, сказала я.
Парень кивнул:
— ВестХилл — жертва зачистки. Не знаю, как происходит выбор очередной цели. Считаю, что мы просто попали в дьявольскую лотерею и нам не повезло. Но тогда нас не спасли, нас забрали для услужения. На меня надели черную форму, на тебя и других девочек — школьные платья, чтобы вырастить лучших из лучших, а потом продать с аукциона как кукол.
Кончики пальцев похолодели, в горле пересохло. Я вспомнила липкие, алчные взгляды спонсоров, разглядывающих нас как товар на витрине, и облекающих это в заботливые фразы. Что бы со мной было, если бы не Брендан?
— Что?.. Что происходит потом? После аукциона? Ты знаешь?
— Всегда разное. Мало с кем остается связь. Кому-то повезет, их берут в семью порядочные люди, иногда даже растят как дочерей, или компаньонок для своих детей. Нянек, гувернанток, даже учителей, если девушка особенно умела в чем-то. Иногда из них делают прислугу, что тоже неплохо. Но чаще они становятся рабынями. Настоящими рабынями, которым можно приказать полаять, попрыгать, посмеяться, одеть в любую одежду. Унижать. Или их можно трахать. Одному, с друзьями, так, как хочет твоя извращенная фантазия. А потом можно передарить. Или просто сразу купить как подарок. И не забывай, что большая часть из вас девственницы. А это очень дорогой товар.
Я закрыла разгоряченное лицо холодными руками и вспомнила то количество докторов, которое тщательно обследовало нас и записывало все показания. Для нашего блага, да? И слова того ведущего…
— Не знаю что страшнее, жить как сексуальная рабыня или смерть. Я знаю несколько семей фанатиков, которые скупают девушек, чтобы принести их в жертву своим внутренним демонам. Или… Эй. — Моих плеч коснулись две теплые ладони. — Эленор, прости, хватит на сегодня, ладно?
Я не поняла с чего он так решил, пока не почувствовала, как он собирает слезы с моих щек. Они струились и струились из глаз, щипали солью царапину на щеке. Я шмыгнула носом и, резко подавшись вперед, уткнулась в кофту парня, обнимая его за талию.
— Тише, девочка. Прости меня. Прости. — Ох, за что же ты просишь прощения, Брендан? За то, что спас меня от неизвестной участи? Я не стала говорить этого, лишь крепче обхватила руками его тело, вцепляясь пальцами в мягкую ткань кофты. Затем страшная мысль проникла в мою голову. Оттолкнувшись назад, я посмотрела на друга:
— Стелла и Джулия! Брендан, как же Стелла и Джул?! И другие девочки! Мы должны что-то сделать, верно? Должны! Все произошло недавно, мы обязательно успеем! — Я попыталась выпутаться из одеяла, показавшегося мне теперь не уютным и теплым, а жутко тяжелым, давящим, оно бесило меня. Сильные мужские руки остановили мои попытки, я непонимающе посмотрела на их обладателя.
— Мы никуда не пойдем. Не сейчас. Не время. — Ответил Брендан на мой немой вопрос. — Нам нельзя совершать опрометчивых поступков. Спасая тебя — мы рисковали привлечь лишнее внимание, спасая множество девушек — мы станем открытой оппозицией. Пока что этого сделать нельзя.
— Мы должны! — Сверкнула заплаканными глазами я, понимаю, что в них вновь собираются слезы. Слезы злости, обиды и понимания, что он прав. — Мы должны! — Мой голос сорвался на хриплый крик и я, с громким, грудным рыданием, снова прижалась к парню, а он гладил меня по подрагивающим плечам.
— Мы обязательно найдем способ. Если им можно помочь, мы это сделаем. Я обещаю тебе, Элли. — Он еще долго тихо шептал мне на ухо успокаивающие слова, в которые я безумно хотела верить. Так, укачиваемая в руках друга детства, под его голос, я не заметила, как уснула. Не знаю, были это обрывки сна или я действительно просыпалась, но каждый раз, когда я приоткрывала тяжелые веки, я видела ониксовые глаза моего друга, смотревшие на меня из под густых ресниц.
Проснулась я одна, комната все еще была погружена в кромешную тьму из-за задвинутых плотных штор. Брендан объяснил, что они для того, чтобы извне не увидели свет в башне. Зевнув, я встала и прошагала босыми ногами к окну. Подняв тяжелую ткань, я убедилась, что сейчас утро и посеменила к ванной комнате.
Глаза после вчерашних слез были чуть опухшими, я брызнула лицо холодной водой и взяла зубную щетку Брендана. Как только я начала чистить зубы, в ванной возник ее хозяин.
— Эй, подвинься. — Брендан бесцеремонно пихнул меня бедром от раковины и, взяв из рук щетку, ополоснул ее, набирая новую порцию пасты и отправляя ее в рот. Я понимаю, что в условиях войны ему явно было не до гигиены, да я и не брезглива, но все же!
— Фто ты, тьфу — Я сплюнула остаток пасты изо рта. — Что ты творишь, я могу хотя бы утром побыть одна? И почему ты не сделал этого раньше?
— Йа, убешал на несколько минут. — Прошамкал парень, начищая свои 32, и, выплюнув и прополоскав горло, с обворожительной улыбкой добавил: — Кто виноват, что ты проснулась сразу, как наша постель опустела?