От первого удара Юрки увернулся, от второго тоже, но это далось ему нелегко. Браким был очень силен, и махал топором с большой для человека скоростью. Затем он пихнул Юрки плечом, и тот потерял равновесие. В этот момент Браким заехал обухом Юрки по лапе, и тот упал на землю, захрипев от боли.
Зуали, ахнув, потянулась за стрелой, но Йорвин схватил ее за руку и помотал головой.
Браким занес топор, чтобы прибить Юрки, но тот парировал удар. Однако клинок Юрки не выдержал этого и сломался, столкнувшись с железным рубилом. Браким захохотал от злорадства и презрения. Воспользовавшись этим, Юрки с силой оттолкнул Бракима обеими лапами. Того унесло, и он чуть не упал. Юрки, оттолкнувшись руками от земли, одним рывком встал на обе лапы. Из сугроба торчал его второй клинок. Выхватив его, Юрки пошел в атаку. Теперь он знал достаточно о том, в чем силен Браким, а в чем не очень. Юрки наносил удар за ударом с почти нечеловеческой скоростью. Браким парировал древком топора, которое крошилось все больше с каждым ударом. Но колун - не то оружие, которым дерутся настоящие воины. Юрки воспользовался незащищенностью рук Бракима и ударил по пальцам. Заорав, Браким выронил из рук топор. Вместе с ним на землю упали два пальца, срубленные с правой руки. Вопя от боли, Браким упал на колени, сжимая пятипалой рукой окровавленную трехпалую.
- Вставай, - велел Юрки, направив клинок острием Бракиму в грудь.
- Катись к черту, - сквозь зубы прорычал Браким. Его трясло от боли и злости, - Хочешь добить - кончай быстрее.
- Нет уж. Ты был достойным противником. А таким не пристало умирать на коленях. Вставай, говорю.
В ответ Браким сплюнул. Вздохнув, Юрки схватил его за шиворот и сам поставил на ноги.
- Может, на последок скажешь, ради чего умираешь? Мы ведь тебе ничего не сделали.
- Не сделали, - Передразнил Браким. - Вы приперлись в мой дом, до усрачки напугали мою жену, переполошили всю деревню. А по воле вон того говнюка, - Браким указал пальцем на Йорвина, - я провалялся бездвиженным пол-дня. Ты знаешь, каково это, лежать, аки сраное бревно? Ни пожрать, ни погадить по-людски.
- И все? И ради этого столько жертв? Столько разрушенных семей?
- Ты, гнида, семьи наши не трожь. За свою семью я глотки грызть буду. А ты, зверюга, мясом людским питаешься, за милью видать. Себя-то вы видели? От одного вида вашего обосраться со страху можно.
- Ах, вон, в чем дело, - грустно усмехнулся Юрки, - Рожами мы не вышли. Ну, спасибо. Прощай, Браким.
С этими словами Юрки вонзил свой клинок Бракиму в грудь. Браким захрипел, срыгнул кровью, затем глаза его закатились, и мертвое тело рухнуло на снег.
Со смертью Бракима наступила поистине мертвая тишина. За серым, как дождь небом было совершенно невозможно определить, где солнце. Было ясно одно - в ближайшее время оно не появится.
Зуали принялась вытаскивать из тел стрелы, а Юрки стал отчищать снегом клинок и одежду от крови.
- Я вот не понимаю, что у тебя за оружие такое странное? - Спросил он Йорвина, глядя, как тот укладывает тойшен обратно, в сумку, - Ранить нормально не может. Почему ты с ними так ласково? Почему не убивал этих презренных?
- А я надеялся избежать этой темы, - вздохнул Йорвин.
- Почему?
- Юрки, ты не человек, ты не поймешь.
- Но ты тоже не человек, - Юрки вернул в ножны отчищенный клинок, отстегнул пустые, теперь бесполезные ножны сломанного, и выкинул их в сугроб.
- Еще давным-давно драконов призвали жить среди людей. Жить по их законам и заповедям. Не из прихоти, нужда заставила. А люди не имеют права решать, жить или умереть другому человеку. Вот и я на себя этого права не возлагаю.
- Глупость. Щадить тех, кто хочет тебя убить, наплевав на ваши, как их там... заповеди, - Юрки покачал головой. - Ты приготавливаешь под ребром место для умелого клинка. Вот, что я скажу.
- Я и не ждал, что ты поймешь, - сокрушенно покачал головой Йорвин.
- Хоронить-то их будем? - спросила Зуали, закончив собирать стрелы.
- Не стоит тратить времени, - ответил Йорвин. - Их родные позаботятся о них. А нам нужно в Гвантан.
И они ушли, оставив за собой смерть и тишину. Но даже после их ухода долгое время оставшиеся жители не осмеливались нарушить ее и выйти на улицу. Убитых похоронили, когда те были уже в окоченевшем состоянии и с выклеванными вороньем глазами.
Глава XI
Проселочная дорога вывела путников на большой тракт. На этом такте нет-нет, да появлялись торговые обозы, крестьянские телеги и одиночные всадники, которые иногда косились, а некоторые в недоумении потирали глаза, не понимая, чьи это лапы торчат из под мехов. Снег под ногами был вполне утоптан, и идти было легче, нежели по проселочной тропе, порядком заметенной снегом.
К середине дня поднялся ветер и пошел снег. Город Гвантан встретил Йорвина и компанию метелью.
Тракт оканчивался, упираясь в ворота городской стены из высокого бревенчатого частокола. Ворота были открыты, но обозам и караванам путь в город перегораживал шлагбаум, по обе стороны от которого стояли караулки стражи. Заметив подозрительных пришельцев, стражники вышли из караулки, прихватив свои двухзарядные пехотные арбалеты. На них были яйцеобразные кольчужные шлемы и красно-зеленые бушлаты, также обшитые кольчугой.
- Хто такия, окудова, и зачем пожаловали у Гвантан? - спросил первый. У него почему-то один глаз был прищурен, а другой наоборот - вытаращен.
Йорвин счел, что нет смысла что-либо утаивать от блюстителей порядка. Тем более от стража с таким пытливым оком. Он снял капюшон и кивком велел своим спутникам сделать то же самое.
- Ох, ты ж ё! - Оба стража подскочили, когда увидели морферимов. - Ребяты, шо ж вы за нелюдь такая, а?
- Мы лесная раса морфериам из великого Отророфельда! - гордо произнес Юрки. - Посторонись, страж, и дай нам войти в город, - В этот момент Йорвин забеспокоился, боясь услышать «а то хуже будет». К счастью, он этого не услышал.
- Пушщать не велено. Графов указ. Гвантан - энто людской город, а потому пушщать ельфо́в, гномо́в и прочих разных - запрешшено, - Второй страж с лицом в виде булыжника стоял твердо, но было видно, что арбалет в его руках заплясал от страха.
Юрки не нравился тон говорившего, и он потянулся за клинком, но Йорвин несильно пихнул Юрки локтем, и тот сделал вид, что хотел почесать шею. Он непонимающе глянул на Йорвина, но встретив в его взгляде сталь, подчинился.
- Но куда же нам податься? - спросил он., - Мы много дней шли в этот город, нам необходимо туда.
- Енто не мои дела. Не пушшу. Вертайте взад.
Постояв еще с минуту, и посверлив стражников глазами, Юрки развернулся и зашагал в обратном направлении. Остальным ничего не осталось, как последовать за ним.
- Ты, добрый человек, могешь ходить, - сказал стражник Йорвину.
- Нет уж, - ответил он. - Без моих друзей мне там делать нечего.
- Ну, как хош, мил человек, выбирай друзей лутче, в следщий раз, - стражники опустили арбалеты и, сделав лица попроще, скрылись в караулке.
А снег все шел и шел. И не просто шел, он валил с такой силой, что казалось, небо трещит по швам, и на землю падают его обломки и крошево. И это крошево подгонял неистовый ветер, который вполне мог бы поколебать недобросовестно сделанную крышу.
- И что дальше? - спросил Юрки, когда они скрылись из виду караульных.
- Я не знаю, - сокрушенно пожал плечами Йорвин. - Правда, не знаю. Наверное, было ошибкой тащить вас с собой. Я как-то не подумал, какую реакцию вы можете вызвать у людей. Для меня мы все под лунами равны. А для этих вахлаков некоторые сильно равнее, - Йорвин вздохнул и поежился. Его одежда неплохо согревала, но ветер такой силы сводил все тепло на нет.
Из-за тучи снега на тракте показалась повозка, накрытая тентом. Старый возница остановился около морферимов и уставился на них, разинув беззубый рот. Когда на него уставились четыре пары нечеловеческих глаз, возница опомнился. Он достал что-то из кармана, подул, потер об тулуп и сунул в рот, делая вид, что кроме снежинок ничего мимо него не пролетало.
Возница мусолил во рту непонятную съедобину, пока со смежной тракту тропинки не вышел еще один человек. Ни Йорвин, ни морферимы такого человека раньше не видели и не увидят больше нигде. Он был горбат, но отличался внушительным ростом и телосложением. Его руки были огромными как у Торвальда и Тулбора вместе взятые, и при всем при этом нечеловечески крупные ладони с неимоверной толщины пальцами. Таким ручищам, пожалуй, позавидовал бы и самый крутой гном - горняк. Этот человек был явно немолод. Волосы у него были русые с проседью на лбу и висках, курчавящиеся и нечесаные. Когда порыв ветра сдул волосы с его лица, у Йорвина отвисла челюсть. Его правый глаз был вдвое больше левого - совершенно нормального по размеру. Его нос был похож на орлиный клюв, губы тонкие, чуть презрительно скривленные, челюсть, мощная и широкая, венчалась гордым выдающимся подбородком. На горбуне была шуба на овечьем меху, льняные шаровары и чеботы из сыромятной кожи. С собой он вез биндюгу на корабельном шкоте.
- Ну, отойдите, что ли, - сказал он морферимов скрипучим, как старый пол, неприятным голосом, с едва проступающей нервецой. Морферимы дружно подчинились.
При виде горбуна, возница слез с повозки и принялся развязывать узлы на тенте.
- Наше вам, - поприветствовал он горбуна.
- Взаимно, - cухо ответил тот.
Возница снял тент с повозки. Под ним лежали уложенные рядами доски, напиленные из не очень хорошей сосны, и не очень-то недавно.
- Все доставлено в целости, - заявил он, залезая рукой в свою сумку.
Пока горбун перекладывал доски на биндюгу, возница извлек из сумки перо, чернильницу и какую-то бумагу, которую стал внимательно разглядывать, делая какие-то пометки.
- Вот, - сунул он под нос горбуну бумагу, - Накладная. Поставьте подпись. С вас двести нециев за груз и еще тридцать пять за доставку.
- Чего - чего? - возмутился горбун. - Какие еще тридцать пять нециев, бубном тебя хрясь?
- За доставку, - потряс пальцем перевозчик, искренне недоумевая, что же так удивило его клиента.
- Да ты чего, совсем оборзел, барыга? Двадцать давече было, не надо мне мозги морочить.
- А в накладной ясно написано, что тридцать пять.
- Накладная, - передразнил горбун, отмахнувшись от бумаги, - Эта... бумажка. Ты ей вообще подтереться можешь. Слушай, ты, раз ты такой пунктуальный и честный, то объясни-ка мне одну вещь.
Горбун схватил перевозчика за шиворот и сильно тряхнул. Тот попытался вырваться, но не сумел, ведь недовольный клиент был намного сильнее. А тот, держа перевозчика правой рукой, провел пальцем левой руки по одной из досок. На пальце собралась плесень.
- Чего ж ты мне, шаромыга, дерьма-то навез, а? Тут половина дерева уж зацвела, - горбун вытер палец об штаны перевозчика.
- Но я же... я не... я лишь... пе... пе...
- Пе-пе-пе, пшел вон отсюда. Забирай, сколько дают и хромай. А то я тебе не тридцать пять монет, а тридцать пять пендалей навешаю, каналья.
Вырвавшись из хватки горбуна с пузатым кошельком, перевозчик взлетел на козлы, и как только весь груз был переложен на биндюгу, развернул повозку, и что было мочи погнал лошадь в обратную сторону.
- Я вашему преподобному все скажу! - крикнул возница идалека.
- Скажи - скажи! - Крикнул горбун вдогон скрывающейся в метели повозке.
Когда повозка скрылась, горбун стал привязывать уложенные на биндюгу доски, не прекращая ругаться себе под нос. Когда доски были привязаны, горбун потащил биндюгу обратно, откуда пришел. Пройдя мимо Йорвина и морферимов, горбун резко остановился и искоса на них взглянул.
- А чего это вы тут все еще стоите? - Спросил горбун наблюдавших за сценой морферимов и Йорвина.
- Мы зд...
- А, так вас в город не пускают, - перебил горбун Йорвина, заметив, что его спутники не люди, - М-да... Ну пойдемте что-ли ко мне. Нечего тут на ветру стоять.
- Ты кто, и куда собираешься нас вести? - встрепенулся Юрки.
- Туда, где нет снега, но есть печка. Ха! Нет, вы видали этого прыща? Мало того, что привез древесину на день позже, да еще и промокшую, которая вся цветет. А требовал за привоз чуть ли не вдвое больше уговоренной цены. Надуть меня хотел. Блин, и чего мне с ней теперь делать?
- Простите, но кто вы? - спросила Зуали.
- Ах, да, пардон. Я Кейн, местный гробовщик.
Кейн протянул руку. Первым ее пожал Йорвин. По сравнению с лапищей гробовщика, его рука была похожа на ладошку десятилетнего ребенка. Примеру Йорвина последовал и Юрки. Хоть он и сдержался, но опытный глаз мог бы безошибочно определить, что Юрки был готов завыть от того, настолько крепким было рукопожатие. Эйнари перенес этот процесс относительно безболезненно, хотя он тоже оценил хватку горбуна. Кейн собрался было потянуть руку и Зуали, но разглядев ее половую принадлежность, одумался.
Кейн вел пришельцев по тропе через метель, а они следовали за ним. Естественно, они ему не шибко поверили, но выбор у них был небогатый. Околеть на ветру никому не хотелось. Через пять минут тропа вывела идущих на загородное кладбище. Из снега выглядывали надгробные плиты. Некоторые были настолько старыми, что уже изрядно искрошились и покосились, не говоря уже о том, что их почти занесло снегом, и мало кто смог бы определить, кто же там похоронен. Но иногда встречались и довольно свежие захоронения. Пару могил даже еще не успел совсем занести снег. По дороге путники увидели старушку, поникшую перед одной из могил. Кутаясь в шерстяную шаль, женщина шептала какие-то молитвы за упокой близкого человека и стряхивала снежинки с надгробия. Грусть вновь овладела Йорвином. Вновь перед его глазами пронеслись события тридцати пятилетней давности. Но вместе с грустью окрепла и решимость. Кулаки Йорвина сжались.
Гробовщик привел их к маленькой бревенчатой халупе. Ее стены были несколько неровными, но в целом строение выглядело довольно крепким. Сзади у домика была небольшая пристройка. Отперев на ее двери замок, Кейн завез биндюгу внутрь, и запер обратно. Тем же самым ключом он отпер входную дверь, вошел и пригласил войти остальных.
- Ну чего вы там застыли, как будто метлу проглотили? Заходите.
Йорвин, а затем и морферимы зашли внутрь. Кейн закрыл за ними дверь. Внутри были очень низкие потолки, поэтому Йорвину и Эйнари пришлось пригибать головы. Хозяин же при своих внушительных размерах спокойно ходил под этим потолком и даже не касался его макушкой. Кажется, помещение это было построено специально под него.
Впятером здесь было тесно. В предбаннике халупы было две двери. Одна - входная, а другая вела в соседнюю комнату. Пол был завален деревянной стружкой и опилками. Наибольшее скопление этого золота находилось возле двух рабочих столов, которые были приставлены друг к другу под прямым углом. Дверь в соседнюю комнату находилась аккурат напротив окна. По сути, помещение состояло из двух одинаковых половин - комнат, в которых было по одному окну.
Кейн пустил гостей в соседнюю комнату. Там стояли два пенька, заменявшие табуреты и маленький столик. Возле стены стоял шкафчик и маленькая военно-полевая печка, которую используют в армии для отопления шатров старшего командного состава. На другом конце комнаты стоял старый деревянный сундук с ржавым замком, и был свален в кучу различный садовый инструмент - лопаты, грабли, коса, топор, была привалена к стене тачка, у которой не было колеса, и носилки, у которых одна ручка была прибита гвоздями и перекручена проволокой. На стене висели две пилы. Одна - огромная двуручная, другая - одноручная.
Кейн приволок откуда-то еще один пенек. Теперь пеньков хватало на троих. Морферимы расположились на них, а Йорвин уселся на сундук. Гробовщик собрал с пола несколько брусков и щепок. Сунул их в печку и принялся разводить огонь. Через несколько минут в печке заполыхало, а в воздухе запахло дымом. Затем гробовщик принес чайник с водой и поставил его на специальную вмятину на печке.
- Сейчас я вам чего-нибудь горяченького соображу, - сказал он, полезая в шкафчик. Оттуда он достал деревянную шкатулку. Когда он открыл ее, морферимы почувствовали суховатый запах цикория. Когда вода нагрелась, Кейн заварил им цикорий в больших железных кружках.