– Уже поднимаюсь, – я салютую Власу оттопыренным в кулаке большим пальцем. – Уже в пути, блин, – добавляю себе под нос. – Сейчас, только парашют прихвачу и чиркну пару строчек в завещании.
Ноги и руки дрожат одинаково. Вместе с ними ходуном идёт лестница. Влас исчезает за краем крыши, и я наконец позволяю себе выругаться матом. Главное, не смотреть вниз. И наверх, пожалуй, тоже. И вообще лучше передвигаться на ощупь; так, по крайней мере, если я вдруг сорвусь, то пойму об этом не раньше, чем меня расплющит по земле.
Преодолевая пролёт за пролётом, я вспоминаю похожий вечер, когда собственноручно загнала себя на эту же лестницу в попытке проверить, не изменилось ли моё восприятие высоты после первой миссии. Тогда меня спас Бен. Здесь выкручиваться придётся самой.
Не знаю, сколько времени мне требуется на подъём, но я делаю больше перерывов, чем должна. Когда наконец оказываюсь на крыше, Влас уже расстелил клеёнку и плед, разложил скромный ужин, установил две переносные лампы. Теперь лежит на спине, сложив руки под голову, и разглядывает звёзды.
Стараясь не думать о том, что под нами сейчас четыре этажа, я иду к нему.
– Ты чего так долго? – спрашивает Влас, когда я устраиваюсь рядом.
Он переворачивается на бок ко мне лицом. Я не смотрю на него прямо, но чувствую его взгляд на себе.
– Мне позвонили, – неумело вру я. – Я остановилась, чтобы поговорить.
– Странно. Я не слышал мелодии звонка.
Я облизываю губы, удерживая паузу. Если скажу, что телефон на виброрежиме, то Влас сразу поймёт, что я блефую. Лучше просто промолчать.
– Я принёс фруктов, – Влас привстаёт на локтях. Я снова вторю ему. – И сыр с хлебом. И шампанское.
– Выглядит так, словно мы что-то отмечаем, – протягиваю я, оглядывая скромные, но вкусные на вид угощения. Власа моё выражение заставляет приподнять брови, и я спохватываюсь: – Что? Я и правда забыла про какую-то годовщину?
– Нет, – смеясь, отвечает Влас. – Мы празднуем твоё выздоровление.
Ну да, я же, типа , болела.
– Это очень мило.
Я улыбаюсь. Влас садится. Тянется ко мне, как я понимаю сразу, чтобы поцеловать. У меня две секунды на размышление.
Один. Хочу ли я, чтобы он поцеловал меня?
Два. Почему бы и нет.
Чуть наклоняюсь вперёд, наши губы находят друг друга. Я чувствую, что Влас уже успел попробовать шампанское, пока я поднималась.
– Я очень соскучился, – произносит Влас, едва отстраняясь. – Ты немного меня напугала, хотя сама знаешь – это очень непросто.
– Прости. Я не хотела.
– Я знаю, – Влас откидывается обратно на плед.
Нахмуренные густые брови и направленный в никуда взгляд; и вот передо мной словно тень Христофа. По телу пробегает дрожь, приносящая физический дискомфорт, но я держусь из последних сил, стараясь её перебороть. И чтобы это сделать, начинаю отмечать те, даже самые мелкие, различия, которые есть между Власом и Христофом; как внешние, так и внутренние.
Влас хороший. Влас никогда не сделает больно тем, кого любит. Волосы Власа совершенно не вьются. Влас чертовски мудр. На ладонях у Власа есть мозоли, как от поднятия тяжестей. Влас редко смеётся заливисто, предпочитая глухие, короткие смешки.
Влас. Влас. Влас. Влас . Я слышу, как кто-то раз за разом произносит его имя у меня в голове с одной и той же интонацией: нежной, с придыханием. Я любила его. Мне кажется, я любила его слишком сильно, чтобы сейчас не чувствовать совсем ни чего.
До Власа, – и это я точно знаю, – у меня не было парня ни в этом настоящем, ни в том, что пришлось оставить. Поэтому мне тяжело судить, действительно ли он такой хороший, или мне просто не с кем сравнивать, но… хочется верить, – и верится, на самом деле, без особого труда, – что мне, Славе Романовой из Дуброва, действительно очень повезло встретить парня, – чужой? – мечты.
– О чём думаешь? – спрашивает Влас.
Сейчас мы оба смотрим на небо, но он всё равно каким-то образом чувствует, что сейчас я нахожусь где-то ещё дальше этих созвездий.
– Обо всём по чуть-чуть, – честно отвечаю я.
– Например?
– Ну… – я привстаю на одной руке, поворачиваюсь, пытаясь взглянуть Власу в глаза. Он тихо посмеивается над тем, как я неуклюже, едва не падая, пытаюсь разместиться на животе. Наконец, складывая ладони вместе у него на груди и кладя на них подбородок, я спрашиваю: – Почему мы вообще вместе? Как ты меня выбрал?
Влас вопрошающе глядит на меня. Тени от ресниц падают ему на щёки.
– И ты решила поинтересоваться об этом после стольких месяцев?
– Просто я наверняка не самая умная, самая красивая, самая интересная из тех, кого ты встречал за всю свою долгую жизнь…
– Только не произноси эту цифру вслух, молю!
– Не буду, – смеюсь я. – Но тем не менее.… Насколько же низкие у тебя критерии?
Влас улыбается, и я чувствую сердцем, что раньше частенько видела эту улыбку: добрую, тёплую, как его объятья, и сладкую, как чёрный чай с двумя ложками сахара, который он так любит.
– Я не выбирал тебя, – отвечает Влас. – Я искал родственную душу. Поиск затянулся на целый век и был временами настолько сложен, что я… знаешь, когда встречал кого-то особенного, мне казалось, будто вот она – та самая золотая рыбка, которая волшебным образом превратится в …
– Это другая сказка, Влас, – смеюсь я. – Там была царевна-лягушка.
Влас морщит нос:
– Знаю, но лягушки противные.
– Вот то-то и оно. Золотые рыбки нравятся всем, потому что они красивые. А лягушки нравятся только тем, у кого проблемы со вкусом. Я – лягушка. Поэтому и интересуюсь, как так вышло, что меня к себе решил взять самый рьяный фанат золотых рыбок.
– Ты сегодня на занятиях головой не билась? – Влас вытаскивает одну руку из-под своей головы и ерошит ладонью мои волосы. – Странные разговоры ведёте, миледи.
– Миледи, – повторяю я. – В таких словечках есть что-то возбуждающее до тех пор, пока я не вспоминаю, каким веком от них попахивает.
Влас смеётся, и его задорное настроение передаётся мне лёгкими вибрациями в его мышцах.
– Возвращаясь к твоему вопросу…
– Забей, это была глупость, – я уже жалею, что вообще подняла эту тему, но Влас перебивает меня:
– Возвращаясь к твоему вопросу, – повторяет он настойчиво. – Давай просто сойдёмся на том, что мы были предназначены друг другу? Как того, кто был свидетелем зарождения сотен любовных историй, такой сюжет меня устраивает больше всех других. А тебя?
– Ну, – протягиваю я. – Думаю, с этим можно работать.
И вроде уже не так уж и неловко. И Влас кажется чем-то хорошо знакомым и родным, как возвращение домой после десяти лет путешествий в других странах.
Как возвращение домой… Дом.
Неужели возможность снова его обрести наконец маячит на горизонте?
Влас вздыхает и снова переводит взгляд в небо. Я же продолжаю разглядывать его самого. Не хочу, очень не хочу вспоминать Власа слабого, изнеможённого и находящегося под влиянием Христофа, но образ сам всплывает в голове, накладываясь на реальность искажённой маской.
Он был мучеником, несмотря на злодеяния. Всё, что он делал, было последствием, а не изначальной целью.
Я безоговорочно поверила ему уже тогда, несмотря на всех, кто был уверен в провальности моего мнения. Значит ли это, что мы с ним изначально понимали друг друга гораздо лучше остальных?
– Хватит так пристально на меня смотреть, – произносит Влас. – Лучше взгляни на небо. Сегодня оно как никогда красиво.
– Нет, – я, несмотря на неудобную позу и уже затёкшую шею, качаю головой. – Ты мне нравишься больше неба.
На мою глупость ответить Влас не успевает – его перебивает трель, доносящаяся из кармана моей куртки. Чтобы достать телефон, приходится выбраться из объятий и подняться на ноги.
На дисплее – имя Вани.
– Алло? – отвечаю я.
– Ты где? – голос запыхавшийся, а на его фоне ещё как минимум два, о чём-то разговаривающих наперебой.
– Что-то случилось?
– Да. И тебе лучше это увидеть.
Мне хватает с головой. Я виновато гляжу на Власа, продолжая выуживать из своего телефонного собеседника необходимые факты: где он будет меня ждать и что мне стоит взять с собой.
Влас тоже поднимается. Как только я сбрасываю звонок, он спрашивает:
– В чём дело?
– Задание, – отвечаю на удивление спокойно. Сую телефон обратно в карман. – Мы сегодня дежурная команда, а я совсем забыла.
– Мне пойти с вами?
– Зачем? – уточняю я с осторожностью. – Не бери в голову, это обычный вызов, может даже ложный.
– Тогда почему ты так взволнована?
Разумеется, это он заметил. Как же иначе.
– Я не взволнована, – говорю я. Касаюсь его предплечья. – Просто расстроена, что приходиться прерывать наше свидание.
Влас едва ли верит мне, и всё же свою помощь больше не предлагает.
Он так и остаётся стоять высокой, чёрной, мрачной, худой статуей посреди крыши, пока я исчезаю на ступеньках, в этот раз собирая в кулак не только мужество и силу воли, но и необходимость как можно скорее оказаться рядом с близнецами, которые могут не дождаться меня и попасть в неприятности.
У Вани был слишком обеспокоенный голос, чтобы проигнорировать это.
***
Мне кажется, я помню, как тихо по ночам бывает в этом районе. Кто-то из моих знакомых, должно быть, живёт здесь, потому что я ощущаю, что раньше уже была на этих улицах в столь поздний час.
Спальный район. Скамейки, бродячие кошки, частые фонари и звенящая сумеречная тишина.
Это в идеале. В моей голове и видении людей, здесь живущих.
Сейчас же всё изменилось.
Я смотрю на тлеющую деревяшку, когда-то бывшую опорой для одной из горок, чувствую неприятный запах жжёной краски и пытаюсь прикинуть, сколько же всё это длилось, если стражи прибыли на место спустя всего лишь пять минут после звонка, а от строений на детской площадке уже остались лишь головешки.
Я думаю о детях, которые могли бы здесь находиться, если бы не поздний час, и меня едва не выворачивает наизнанку.
– Самодельная ручная граната кустарной сборки, – говорит Ваня, когда я подхожу к нему, сидящему на корточках и что-то исследующему. – Маленький радиус поражения, поэтому загорелась только площадка. Ты бы, кстати, маску надела, а то надышишься.
– Я в порядке, – отмахиваюсь я. Сам Ваня правилами не брезгует, а потому разговаривает со мной через респиратор. – Что за состав?
– Точно сейчас не скажу, но явно ничего местного. Химикат или средство, привезённое из другого мира.
– И что, кто-то решил просто подорвать детскую площадку веселья ради?
– Сомнительное времяпрепровождение, – Ваня прячет пробы в мешок, выпрямляется. – Дань, у тебя что?
Я оборачиваюсь на второго близнеца, стоящего с вызвавшей стражей женщиной. На ней тонкий шёлковый халат и пушистые тапочки с мордой собаки. Каштановые волосы собраны в съехавший на бок хвост, на лице красуются следы ещё днём, должно быть, лежащего идеально макияжа. Навскидку, ей лет тридцать. А потому ситуация с опросом её восемнадцатилетним парнем со стороны кажется немного абсурдной.
– Пять секунд! – кричит Даня в ответ.
Ещё что-то говорит женщине, затем протягивает ей руку, сжатую в кулаке. Когда ладонь раскрывается, женщина берёт с неё что-то маленькое, затем прячет это в кармане халата.
Даня прощается с ней, разворачивается на каблуках и бежит к нам.
– Короче, вот как ты и думал, – Даня хлопает брата по грудкам. – Свидетелей как минимум половина двора, они до сих пор обрушивают на штаб звонки. Вот, – Даня протягивает нам свой наладонник экраном вперёд, – Анита пересылает мне их контакты на всякий случай. – Я слежу за бегущей строкой, обновляющейся каждый раз, как я моргаю. – Первой дозвонилась Тарасова Юлия Сергеевна, восемьдесят пятого года рождения, проживающая в угловой пятиэтажке на втором этаже. Она курила в окно, когда увидела четырёх молодых людей в странных масках с красными дырами на месте глаз. Они под гогот и шумные разговоры двигались по периметру двора и, как она сказала, всё высматривали что-то в окнах. Женщину это напугало, и она даже присела, спрятавшись за подоконник, когда шайка обратила внимание на её дом. Немного погодя она выглянула снова и увидела, как один из ребят забрался на растущее дерево, с которого прыгнул в окно третьего этажа соседнего дома. Раздались крики, мешаемые со смехом шайки, и несколько мгновений спустя из разбитого окна что-то вылетело. Юлия Сергеевна не поняла, что именно, но она утверждает, что хруст, с которым это что-то приземлилось на одну из фигур на детской площадке, она запомнит надолго. Затем один из тех, кто стоял на земле, кинул что-то в упавший мешок, и по району пронёсся звук взрыва. – Даня делает паузу, чтобы облизать губы. – Юлия Сергеевна бросилась к телефону, чтобы звонить в штаб.… Дальше вы знаете.
– Точно не местный состав у гранаты, раз взрывчатое вещество так быстро поглотило детскую площадку, оставив только деревяшки и обугленные камни, – кивает Ваня, довольный подтверждению своей теории.
Я не хранитель, да и вообще умом никогда не блистала, но, прокручивая в голове историю Дани, я уже знаю, что мы найдём вместо мешка на выжженной площадке, когда проведём детальный осмотр.
Это был не просто разбой. Это было убийство.
А худшая часть моего положения – по несчастливой случайности я уже в конце этой книги и знаю, кто убийца.
Безумная маска с красными дырами вместо глаз – такое невозможно позабыть, увидев хотя бы раз.
Критический рубеж. Глава 4
Я проклинаю себя десятками ругательств за то, что не имела привычки вести дневник. Насколько было бы легче, имей я на руках исповедь от первого лица, где все точки стояли бы над нужными буквами, а ответы на вопросы составляли бы целую картину!
Но увы, ни там, ни здесь – нигде я так и не смогла, – а ведь попытки были! – заставить себя записывать важные и запоминающиеся моменты биографии. Мне нравилось жить эмоциями, но записывать их было сродни пытке. Хорошо, хоть фотографий полно.
Все альбомы, которые мне удалось найти в квартире, я пока храню у себя под кроватью; до того момента, как не изучу и не запомню каждое попадающееся лицо. Бабушки, дедушки, дальние родственники. Филоновы. Взрослые мужчины и женщины, одетые в цвета стражей. Влас. Кирилл, совсем ещё маленький и не похожий на преступника, укладывающего волосы назад, носящего маску и отнимающего жизни: людей, других существ, виновных или случайно попавшихся под руку.
Ведь когда-то всё было по-другому: Кирилл был у меня, а у нас – одно прошлое на двоих. Двор с игровой площадкой, начальная школа. Даже разные пятые классы не помешали нам общаться. До тех пор, пока…
Я достаю из-под плёнки собственную фотографию. На ней мне не больше тринадцати и я, одетая во всё чёрное, сижу в кухне, подобрав под себя левую ногу. Взгляд – стеклянный, направленный мимо объектива. В одной моей руке зажата собственная туфля, а в другой – томик какой-то книги.
– “Волшебные приключения фей-проказников”, – читаю я вслух её название. От пренебрежения морщу нос. – Это я такое в детстве читала?
– Я думал, ты выкинула это фото, – голос за спиной заставляет вздрогнуть от неожиданности и испуга.
Оборачиваюсь. На пороге в комнату в уличной одежде и ботинках стоит Артур. Ночью его не было, и я совсем позабыла спросить у мамы, вернётся ли он под утро.
– Когда ты пришёл? – произношу я, пока сама, не глядя, спешно пытаюсь скрыть под пледом, на котором разложила альбомы и фотографии, хотя бы часть из них. – Я не слышала, как открылась дверь.
– Я даже спросил, есть ли кто дома, – Артур приподнимает одну бровь. – Ты и этого не слышала?
Я качаю головой. Артур исчезает из поля моего зрения, но лишь на пару секунд. Я слышу, как что-то с глухим стуком падает на пол, а когда Артур снова возвращается, вижу, что он разделся.
– Я должен был догадаться, – говорит Артур, проходя в мою комнату. – Совсем позабыл, что уже конец октября.
Я озадачиваюсь, пытаясь понять, к чему Артур может вести, но не успеваю выдвинуть никаких предположений, когда он добавляет: