– Ты имел в виду именно то, что сказал, Бен, – спокойно заверяю его я.
– Ага, конечно. Да ляпнул, не подумав!
Мне совсем не хочется развивать эту тему, поэтому я больше ничего Бену не говорю. Но его нечаянно брошенная фраза заставляет снова вернуться на двенадцать часов назад. Медкорпус был забит народом. Я бы никогда не подумала, что у Вани столько друзей. В основном, конечно, присутствующие были одеты в синее, белое и чёрное… Чёрное. С ейчас, на слегка успокоившуюся голову, я понимаю, какая во всём этом была ирония, тогда же мне было не до смеха. Лена сидела на коленях на полу у койки, упершись лбом в край матраса, и что-то шептала. За её спиной стояла, обхватив корпус руками, Полина. С другой стороны от кровати Аня крепко обнимала обессилевшего от крика и слёз Валентина.
Я не могла заставить ноги пошевелиться, стоило только помочь уложить Ваню на койку. Помню, как кто-то из миротворцев пытался предложить нам с Даней свою помощь, пока мы стояли плечом к плечу, держа друг друга за ладони, покрытые грязью и песком. Помню, как мы оба проигнорировали это предложение.
Мелкие частицы кирпича больно впивались в кожу, но это ни на секунду не помогало прийти в себя.
Когда я шёпотом спросила Даню, в порядке ли он, он улыбнулся. Это была одна из тех улыбок, после которых обычно следует шаг с табуретки и тугие объятия петли на шее.
“Травмы, несовместимые с жизнью”, – вот, что сказал Сергей. Насколько размытое это понятие на самом деле? Можно быть сбитым автомобилем и умереть от внутреннего кровотечения, можно прыгнуть с пристани, не зная о подводных камнях, и сломать шею, а можно принять на себя вес двухэтажного старого здания под снос и получить размозжённую голову и проткнутые собственными рёбрами внутренние органы.
Травмы, несовместимые с жизнью. То, что я почувствовала, когда увидела его тело среди обломков и услышала дикий, животный крик Валентина – тоже считается?
Ни один человеческий аппарат не в силах заставить Ванино сердце биться снова. Нам пришлось вложить в него магическую энергию невероятной силы, чтобы выиграть жалкие сутки. Нам – это Власу. Возможно, стоило как-то мягко попросить его об этом, и всё было бы иначе, но вместо этого я на него наорала, отбивая слёту все его аргументы за то, что даже у магии мрачных гончих есть границы.
Я попросту не оставила Власу выбора. И он сделал всё, на что был единовременно способен, разрезая своё предплечье магическим кинжалом и погружая лезвие в кожу так глубоко, что было слышно скрип металла о кости. Проступившая кровь имела тёмно-бордовый оттенок и вызвала у одного из хранителей тошноту.
Влас сломал закон природы, как однажды это уже сделала я, пустившись в путешествие во времени: он подарил Ване двадцать четыре часа жизни, а нам – последнюю возможность окончательно вытащить его с того света.
Теперь Влас как-то странно на меня смотрит.… Кажется, в моей просьбе он увидел нечто большее, чем попытку спасти друга. Я помню свой самый первый день в Дуброве и встречу с Власом: тогда я страшно удивилась отсутствию каких-либо шрамов, кроме совсем небольшого на руке, а Влас ответил, что это моя заслуга, ведь я, то есть, его Слава, не хотела, чтобы ему было больно.
Применение магии для мрачных гончих не просто делёжка энергии между собственным существом и окружающим миром – это короткая болезненная пытка, не только физическая, но и духовная.
Разве действительно любящий попросил бы любимого пойти на это ради спасения кого-то другого?
– Думаешь, поможет? – Бен крутит бокал меж ладоней. – Метаморфозы эти, превращения?
– В нашем прошлом помогло, – напоминаю я.
– Ну, судя по твоему рассказу, Ване тогда было без году неделя, а на детей обращения всегда действуют мягче.
Бен подносит бокал к губам, но я останавливаю его перед глотком, преградив путь ладонью.
– У тебя точно больше нет знакомых альф, которые могли бы нам помочь?
Бен сверлит недовольным взглядом мои пальцы перед своим лицом.
– Нет.
– Уверен?
– Уверен! – восклицает он резко.
Я убираю ладонь, но Бен так и не делает глоток. Тяжело вздыхая, он опускает бокал на стол с такой силой, что добрая половина пива выливается за его края.
– Ладно, – Бен чешет подбородок. – Давай думать. Кто обратил Ваню в первый раз?
Я пожимаю плечами. Силюсь вспомнить имя, но оно осталось слишком далеко в памяти.
– Какой-то знакомый Дмитрия… Друг или товарищ. Может, сослуживец.
– Ещё чая? – спрашивает бармен.
Я гляжу в свой стакан. Даже не заметила, когда успела его опустошить.
– Нет, спасибо, – я отталкиваю стакан от себя, позволяя бармену его забрать.
– Тогда что насчёт информации?
Я была бы не до конца уверена, что бармен обращается именно ко мне, если бы не его ухмылка. Мы с Беном не думали, что кто-то будет подслушивать нас в месте, куда каждый пришёл за выпивкой и расслаблением, а потому, сейчас переглядываясь, мы ловим друг друга на том, что знатно прокололись.
– Извините? – переспрашиваю я.
– Вы, ребята, кажется, альфу ищете? – уточняет бармен.
У него синие короткие волосы, уложенные назад, сплошные голубые глаза без зрачка и кожа, в бледно-зелёном свете ламп отливающая оливковым золотом. Каждый день я нахожу хоть полчаса времени, чтобы продолжать обучение всему тому, что я уже должна знать, а потому с уверенностью могу сказать, что передо мной тот, в чьих жилах течёт кровь водных нимф.
– Допустим, – отвечает Бен.
Ножки табурета противно скрепят, когда он пододвигается ближе ко мне и бармену.
– Тогда, допустим, я знаю одного парня, который может вам помочь. – У бармена бейдж на груди. Приходится прищуриться и внимательно вглядываться в него некоторое время, чтобы разобрать имя. – Вы заинтересованы в этом?
– Допустим, – тем же таинственным тоном повторяет Бен.
– Хватит, – отрезаю я. – Нам очень нужна помощь, – я ещё раз бросаю взгляд на бейдж, чтобы убедиться, что всё верно прочла. – Пожалуйста, Мими.
Мими перестаёт натирать уже давно сухой бокал. Его удивлённый взгляд скользит по моему лицу, и я понимаю – местные завсегдатаи редко обращаются к бармену по имени.
– Вы хотите обратить кого-то? – спрашивает Мими. Отставляет стакан прочь, перекидывает полотенце через плечо, упирается ладонями в барную стойку и чуть наклоняется вперёд. – Зачем кому-то добровольно такая ноша?
– Мой друг умирает, – отвечаю я. – Точнее, уже мёртв. Обращение – наш последний шанс.
– Ты в полной мере понимаешь, на что обрекаешь его?
– Да.
– И думаешь, он справится?
– Абсолютно.
Мими хмыкает. Моя уверенность его смешит, но о причинах этого я могу лишь догадываться.
– Есть ещё кое-что, – произносит Мими, покусывая губы на коротких паузах между словами. – Самый главный риск. Не боишься ли, что его новая судьба будет ему так противна, что он захочет отомстить тебе за вмешательство?
Я думала об этом, вспоминая Ваню в полной животной форме – платиновым лисом: красивым, изящным, смертоносным. Я видела его лишь однажды и то мельком, но и этого мне хватило, чтобы раз и навсегда запечатлеть в памяти данный образ.
Я думала и представляла, что его острые зубы смыкаются на моей шее, прокусывая насквозь, переламывая позвоночник.
Я думала, представляла и мысленно смирилась с подобным возможным исходом.
– Пусть, – говорю я запоздало. – Плевать, – добавляю уверенно. – Зато он будет жить.
– Что ж, – Мими достаёт из кармана фартука ручку. – Как знаешь. Только учтите: Боунс – не любитель плодить полукровок. – Раньше, чем я реагирую, Мими хватает мою ладонь и принимается выводить на ней что-то ручкой. Чтобы не прыснуть от щекотки, приходится поджать губы. – Вам, скорее всего, придётся долго его уговаривать.
Когда удаётся вернуть ладонь, я различаю на коже нацарапанный адрес.
– Спасибо, – киваю я. – Боунс, значит?
Это имя кажется мне отдалённо знакомым, как слово, вертящееся на языке, но никак не желающее обретать форму.
– Так уж его зовут, – Мими хмыкает, морща нос, и тычет пальцем в свой бейдж. – Кому-то и того повезло меньше.
Мы с Беном благодарим Мими, оставляя чаевые, превышающие сумму наших заказов, и наконец покидаем душный бар. Двигатель припаркованного напротив входа внедорожника Бен не глушил, поэтому трогаемся с места мы сразу, как только размещаемся внутри. Я вслух зачитываю Бену адрес с ладони, он на ходу вбивает его в навигатор.
– Ничего себе, – удивлённо протягивает Бен, когда навигатор находит нужное нам место. – Это за чертой города, в десяти километрах к востоку. Заправка какая-то. Ты точно верно всё прочитала?
– Да, – заявляю я, но лишний раз пробегаюсь глазами по поплывшим буквам. – Октябрьское шоссе, пятьдесят пятый километр. Ещё приписка: второй съезд налево.
– Ладно, – соглашается Бен. – Так или иначе, хоть прокатимся, развеемся немного.
В отличие от Лии, Бен правилами дорожного движения пренебрегает. Всё, что остаётся мне – это вцепиться пальцами в ремень безопасности и надеяться на хороший исход.
– Могу я сказать, что ты хорошо держишься? – интересуется Бен.
– Можешь, но это будет неправда, – отвечаю я.
– Ну, я то было подумал, тебе станет ещё хуже… – Бен замолкает, притормаживая перед светофором. – Не пойми меня неправильно, но …
– Чтобы мне не понять тебя неправильно, тебе стоит наконец заткнуться, – говорю я.
– Да, да, – Бен отмахивается. – И всё-таки, когда ты успела заиметь стальные яйца?
– Мужская способность приравнивать силу к самому слабому своему органу вызывает у меня дикое умиление, – протягиваю я. – А вообще, я просто… – Вздох. – Знаешь, раньше я думала, моё состояние – это результат происходящего вокруг, но оказалось, что именно оно является всему причиной. Я давно преодолела свой критический рубеж и уже больше не могу просто двигаться вперёд. Это как американские горки, знаешь? – Я перевожу взгляд со своих коленок на Бена. Он жуёт губами, не сводя глаз с дороги. – В какой-то момент жизненно необходимо менять курс и идти либо вверх, либо вниз.
– Очень мудро, – произносит Бен.
– Не смейся надо мной.
– Даже не думаю. Это действительно очень мудро, и я… – Бен быстро простукивает большими пальцами по рулю. – Круто, когда ты сама в состоянии поставить себя на ноги.
Слова Бена имеют физическую тяжесть и фактическую ценность.
– Спасибо, – искренне благодарю я.
И ловлю себя на мысли, что похвала Бена как друга для меня действительно многое значит.
Отворачиваюсь к своему окну. Бен включает радио, салон наполняется звуками знакомой музыки. Он слушал эту группу у себя на телефоне, когда мы проводили время за изучением изменений. Я начинаю покачивать головой в такт мелодии; она оказывается не такой противной, если мы просто едем по дороге и не обременяем собственные головы информацией, которая на практике, большая вероятность, всё равно будет применена неправильно.
Даже тихое подпевание Бена меня не раздражает. Я продолжаю следить за меняющейся картинкой за окном, пока лишённый в последние сутки сна разум не решает, что самое время наверстать упущенное. Я закрываю глаза. Но лишь на секунду, как мне кажется; вскоре поступает лёгкий толчок в бок, требующий моего внимания.
– Кажется, мы прибыли, – сообщает Бен.
Открываю глаза. Перед нами небольшая стоянка грузовиков и прилегающая к ней заправка. Бен останавливает внедорожник у дверей, и я различаю в окнах магазинчика двух мужчин.
– Оружие есть? – спрашивает Бен.
Он глушит мотор, но ключи оставляет в замке зажигания. Я хлопаю по нагрудным карманам куртки и по поясу, куда прицепила пистолет.
– Да. У тебя?
Бен шарит рукой за спинкой своего сиденья и достаёт оттуда ружьё.
– Разумеется! – довольно сообщает он.
– А ничего поменьше взять не мог? – спрашиваю я, следя за тем, как Бен покидает салон.
С опозданием, но следую за ним.
– Не вижу смысла.
Я не успеваю ответить, потому что Бен открывает дверь магазинчика. Трель колокольчиков оповещает хозяев о нашем приходе. Мы с Беном притормаживаем на пороге, и происходит именно то, о чём я предполагала: мужчины мгновенно реагируют на Беново ружьё.
– Что вам здесь нужно? – спрашивает один из них.
Раньше я видела только его спину, а потому от удивления в очередной раз забываю выдохнуть, когда он разворачивается, и в меня впериваются два ярких голубых глаза. Высокая фигура, скрытая за фланелевой рубашкой и джинсовой жилеткой, когда-то явно принадлежащей кому-то раза в три крупнее нынешней владелицы, никак не выдаёт в ней девушку, но это она и есть: русоволосая, хмурая и хорошо знакомая не только мне, но и Бену.
– Романова, – моя фамилия, срывающаяся с губ Лизы, напоминает предупреждающий рык.
Лиза дёргается на нас, но рядом стоящий мужчина успевает перехватить её за руку, останавливая. У него, в отличие от девушки, глаза горят оранжевым. Кажется, именно его я видела за рулём грузовика, который мы с Лией обогнали, когда колесили по городу.
– Зачем вы пришли? – спокойно интересуется, как я понимаю, тот самый Боунс.
– Просить о помощи, – отвечает Бен.
Я рада, что он взял инициативу в свои руки. Пока передо мной очередной изменившийся призрак прошлого в лице Лизы, я временно парализована и растеряна, но впервые за всё время ни капельки не напугана, даже несмотря на враждебное отношение.
Одно понятно точно: мы с ней знакомы, раз она знает меня по фамилии, но явно не друзья, раз она выглядит так, словно готова вырвать мне позвоночник.
– Романова, – повторяет Боунс сказанное Лизой. – Дочь Дмитрия?
Я молчу. Бен легко толкает меня, побуждая хотя бы кивнуть.
– Да. Меня зовут Слава.
– Я думал, тебе сейчас лет десять, не больше, – Боунс ухмыляется. Лиза, замечая добродушное расположение к нам своего товарища, выпрямляет спину и немного расслабляется. – Быстро, однако, время летит!
– Что вам здесь нужно? – снова повторяет свой вопрос Лиза.
– Лизавета, – произносит Боунс на отцовский манер.
– Я не собираюсь быть с ними милой, Бо, – заявляет Лиза. – Она, – не глядя в мою сторону, Лиза указывает на меня пальцем. Вместо ногтей у неё коричневые острые когти, – посадила меня за решётку на трое суток.
– Ты была участницей драки, – напоминает Боунс. – И заслужила своё наказание в качестве напоминания о том, что есть правила, нарушать которые нельзя.
– Но я не хочу…
– У тебя нет другого выбора, – уже более строго произносит Боунс.
– А мне Слава нравится, – произносит кто-то третий.
Хозяина голоса мы видим только когда он выходит из-за стеллажа с журналами. Тай. Я улыбаюсь ему, он, что немного удивляет, отвечает тем же. Я рада, что с этим несносным ребёнком всё в порядке.
– Она освободила меня.
– Но сначала схватила, – ворчит Лиза, правда, уже не так уверенно.
Она знает, что Боунс ей на это ответит и знает, что правда снова будет на его стороне.
– Мне казалось, вы с сестрой враги, – говорю я Таю.
Лиза реагирует первой:
– Ты кому попало о наших семейных проблемах треплешься?
– О! – Тай округляет голубые глаза. – Хочешь поговорить о семейных проблемах теперь, когда я по доброте душевной принял тебя обратно после того, как ты считала своей, – Тай показывает “кавычки”, – “семьёй” наших врагов?
– Они были частью нашей стаи!
– Они убили отца, Лиза!
Лиза фыркает. Мне кажется, она знает, что виновата, просто слишком гордая, чтобы это признать.
– Но я же вернулась к тебе, Тай, – тихо произносит она, опуская взгляд на свои ботинки. – Сама. Меня никто не выгонял.
– И что мне теперь, может, памятник тебе поставить?
– Кого-то они мне напоминают, – шепчет мне Бен.
– Ага, нас, – отвечаю я. – Правда, мне повезло больше – ты мне не родня, и я в любой момент без зазрения совести могу от тебя избавиться.
– Если вы оба планируете продолжать ссориться, то можете сразу собирать свои вещи и отправляться на все четыре стороны, – Боунс ещё не выходит из себя, но уже явно на грани. – Ваш отец не хотел бы, чтобы вы так себя вели. Разве он не говорил вам, что вы друг у друга – это единственное, за что стоит бороться?