За пределами зала меня уже ждали Бруно с Мелинором и сотня верных эльфов и людей. Я кивнул им и мы ворвались обратно в зал. Мы выволокли бояр из зала, протащив по всему замку, они бились в корчах, кричали и молили о помощи, но мы были непреклонны. Еще больше нас укрепило то, что на улице нас приветствовал простой люд, приветствовал мою расправу над боярами.
День был прекрасным, светило солнце, небо было пронзительно-синим, воздух удивительно чистым. Очень скоро он наполнился криками бояр, увидевших небольшой новый лесок из кольев, "выросший" в нескольких ярдах от стен Тырговишты. Я сел за специально приготовленный для меня стол и наконец сделал глоток из своего кубка, который нес в руках от самого дворца. Я смотрел на то, как бояр одного за другим сажают на колья, прихлебывая вино и наслаждаясь их мучениями.
- Я и не знал, что ты так жесток, - сказал стоявший рядом Бруно. - Не слишком ли страшная казнь?
- Они предали свою страну, продали ее мравакам и халинцам, - ответил я, делая знак бледному слуге подлить мне вина и поставить на стол корзину с хлебом. - Мой отец карал их, обычно лишая всех наделов и лишь в крайних случаях казня, но этого оказалось мало. Значит, надо быть еще более жестоким с ними, чтобы они боялись не просто потерять свое имущество, но саму жизнь, да еще и расстаться с ней столь жестоким способом.
- Это может вызвать ожесточение среди оставшихся в живых, - заметил Бруно, оказавшийся на поверку не только отличным воином, но и довольно умным человеком. - Ты нажил сегодня множество врагов - родственников казненных бояр.
- Трясущихся от страха, - усмехнулся я, - которым по ночам будут сниться колья с их родителями, братьями и прочими родственниками.
С этого началось мое правление.
Когда с предателями было покончено полностью, я начал укреплять страну, что оказалось весьма непростым делом. На меня разом свалилось столько дел, что если не помощь Делакруа - моего единственного советника, которому я мог верить безоговорочно; я был бы просто погребен под ними. Страна была практически разорена правлением Петра Алди, тратившего деньги направо и налево, совершенно не заботясь о княжестве. Он бездумно брал деньги у Яноша, влезая в долги перед богатой Мравией, умудрился сдать в бессрочную аренду Салентине наш единственный порт, Констанцу, радовало лишь то, что ввязавшийся в серьезную войну с халифатом Янош не спешил требовать возврата денег и я мог спокойно заняться решением проблемы с салентинцами, распоряжавшимися в Констанце, как у себя дома.
- Ты собираешь разорвать договор, заключенный Петром Алди? - спросил у меня непосредственно перед аудиенцией Делакруа.
Я коротко кивнул.
- Зря, - покачал головой он. - От Констанцы проку будет весьма мало. Салентина и Билефельце полностью контролируют всю торговлю во Внутреннем море, к тому же там свирепствуют халинские корсары, а собственного флота для защиты у нас нет.
- Но и сейчас, по договору Алди, от Констанцы мы практически ничего не получаем. Прибыль от порта идет в карман к салентинцам, а расходы несем мы. Меня это не устраивает. К тому же, вчера прибыл посланник Билефельце, он привез новый проект договора аренды Констанцы. Его положения меня устраивают полностью.
- Я и не знал об этом, - покачал головой Делакруа. - Как-то мимо проскочило.
Послов Салентины, прибывших выяснить, что станется с договором аренды Констанцы было трое, он были шикарно одеты по последней моде, надеясь этим потрясти патриархальное и отсталое с их точки зрения княжество. Меня это мало волновало, выросший среди роскоши халифского дворца, я относился к ней с презрением. Они вежливо раскланялись, сняв шляпы, но под ними оказались скуфейки.
- Почему вы оставили на головах эти скуфейки? - спросил я у послов на салентинском, сильно удивив их знанием их языка (вообще, языки были единственной наукой, обучению которой я не противился в халифате). - Я, конечно, князь, а не король или император, однако же я - такой же помазанник Господен, как и любой из владык нашего мира, перед коими вы обнажаете головы.
- Согласно обычаю, признанному всеми, - ответил мне глава посольства, - мы - жители Салентины не обязаны снимать скуфейки ни перед кем, будь то князь, король или император. Лишь перед Господом в храме обнажаем мы головы.
- Хороший обычай, - сказал тогда я, вспоминая послов халифата, также не обнаживших головы перед моим отцом. - Я признаю его.
Я сделал знак слугам. Один из них склонился к моему уху и отдал ему приказ, он кивнул и вышел.
- Они принесут небольшой подарок для всех вас, - пояснил я послам свои действия, - как подтверждение вашего обычая.
Следом в комнату, где я принимал послов, ворвались несколько стражей и Бруно с молотком и длинными гвоздями.
- Я принимаю ваш обычай, синьоры, - усмехнулся я, вколачивая первый гвоздь в голову главы посольства, - и усугубляю его.
Посланник Билефельце, которого я принимал следом удивленно косился на пятна крови на полу и белый платок, которым я стирал кровь с ладоней.
- Гости, бывшие здесь до тебя, - объяснил я ему, - были невежливы.
В итоге договор был заключен на еще более выгодных условиях, чем предполагалось, наверное, посланник был слишком напуган.
Однако этот город надо было еще отбить у салентинцев, занявших его, потому что согласно договору Алди они имели право держать там неограниченное количество солдат и военных кораблей. Отлично понимая, что мне не справиться с Салентиной, но и не желая открытой войны со Страной поэтов, билефельцы провели через Штирию несколько рот своих солдат, как они называли такие маленькие армии, экспедиционный корпус, формально временно вошедших в мою армию.
Тем временем я выдвинул свои войска на северо-запад на соединение с корпусом билефельцев, под командованием Иогана фон Штауффенберга. Я оставил в Тырговиште Виктора Делакруа, а сам возглавил армию, хотя военного опыта у меня не было никакого. Об этом я честно сказал фон Штауффенбергу, который покивал и произнес:
- Я понимаю, что вам нужна слава военного. Что же, ничего не имею против. Я - солдат, мне слава не нужна, все, что я хочу, вернуться домой живым.
Я кивнул ему и более не возвращался к этой теме.
Полководцем фон Штауффенберг оказался превосходным, его задачей было не просто взять Констанцу, но и как можно меньше повредить его, ведь он должен начать давать прибыль в самом скором времени. В этом были заинтересован и я, и билефельцы, по вполне понятным причинам. Салентинцы не стали выводить солдат в поле, более того, они оставили в городе минимальный гарнизон, мои шпионы-эльфы сообщали, что они активно жгут склады с товаром, который не успевают вывезти, а из порта один за другим отплывают торговые суда в сопровождении боевых галеонов. Услышав эти новости, я мысленно поздравил себя с верным решением: незадолго до отбытия из Тырговишты я отправил тайную весточку халинским корсарам, на которых имел выходы Делакруа. Думаю, они хорошо поживятся на этих караванах, ослабляя экономическую мощь гордой Салентины.
К невысоким стенам Констанцы подтащили целую батарею пушек, скорее для устрашения, нежели из желания, действительно, разрушать город. Она дала лишь один залп, неся часть крепостной стены и проломы устремились мои кавалеристы и билефелецкая пехота. Бой был недолгим, но кровавым. Ведомые Бруно конники вихрем пронеслись по городу, вырезая всех вооруженных людей на своем пути, он первым ворвался в порт, промчался по сходням салентинского галеона, готовившегося дать залп по наступающим. Бруно, не слезая с седла, взлетел на капитанский мостик корабля и приставил к горлу его капитана свой меч, вынудив его поднять белый флаг. Билефельцы за спинами кавалеристов занимались грубой и кропотливой работой, прочесывая город частым гребнем, они добивали салентинцев, прекращали грабежи и мародерства, которые я запретил, нередко расправляясь с моими конниками, как этим и занимавшимися. К слову, тех, кого взяли при грабежах и насилии, я велел посадить на кол.
Мы с победой вернулись в Тырговишту, где я на деньги, полученные от корсаров, как они выражались "за наводку" (знали бы они кому платили процент с прибыли от разграбленных салентинцев), и взятые на не успевших отплыть кораблях, я устроил праздник. Я с усмешкой наблюдал за тем, как дети казненных мню не так давно бояр пьют и едят в том же самом зале, из которого их отцов выволакивали на казнь, хотел было поднять тост "за наших отцов", но не стал портить такой день напоминанием о предателях.
Однако праздновать нам пришлось очень недолго.
Потерпев несколько поражений от мраваков, объединивших силы с Каганатом. Это, пожалуй, был еще более противоестественный союз, нежели мой - с эльфами. Однако он сработал едва ли не лучше моего. Привыкшая воевать на открытых пространствах своей степной родины каганатская конница, мало уступавшая в мощи и тяжести, как халинской, так и западной, разметала несколько пограничных армий халифата, мраваки заняли города. Это вынудило Мехмеда, тогда уже ставшего халифом, двинуть против них серьезные войска, что привело к затяжной войне, в которой мраваки и каганы потерпели сокрушительное поражение, но и халифат был настолько истощен, что вторгаться на территорию Мравии сил у него уже не было. Однако обида на все княжества у Мехмеда осталась и он начал "покусывать" наши границы, постоянными налетами своих полудиких союзников - азабов, джинсарров и сипархов. Они несли смерть и разрушение моим пограничным городам и крепостям, "летучие отряды" ускользали до того, как успевали подойти части моей армии, даже эльфийские дозоры, обнаруживавшие их до нападения помогали далеко не всегда, да и не везде они были, эти дозоры.
Они раз за разом атаковали мое княжество, все больше наглея, что вызывало все большее недовольство в народе. Да, меня все еще любили, некоторый почти боготворили, но уже кое-кто из жителей пограничья начинали спрашивать: "Где же ты был, князь Влад? Где твои были войска, когда халинцы жгли наши посевы, убивали наших жен и детей, разрушали наши деревни?" Но я понимал, что настоящей войны даже с сильно ослабленным халифатом нам не выдержать, поэтому я довольствовался рейдами вдоль границы, не преследуя отряды врага, чтобы не дать Мехмеду повода к войне.
Хотя он нашел его и сам. Этим поводом стал Лучан, претендовавший на трон княжества. Его поддержал Мехмед, лично выступивший с ним в поход против меня с многосоттысячным войском. Он перешел границу одновременно на юге и западе, желая взять меня в клещи, а Лучан в это время засыпал моих бояр подметными письмами. Мой братец призывал их предать меня, перейти на сторону победителя - то есть его, - обещал вознаградить их за мудрость. Однако мой новый орден - орден Дракона - был настороже.
- Итак, - произнес я, просматривая длинный список, врученный мне Делакруа, - это все, кто получил послание от моего братца?
- Именно, - кивнул тот и добавил: - Особо отмечены те бояре, кто не сообщил о письме.
Я проглядел список снова, особо останавливаясь на тех из не сообщивших, кто был в ордене, к счастью, таких не оказалось. Что же, орден оправдывал себя, я был даже несколько горд за свое детище.
- Что будем делать? - вырвал меня из плена приятных мыслей Делакруа. - Халинцы наступают по двум направлениям, скоро будут под стенами Тырговишты.
- Тех, кто не сообщил о письме, на кол, - первым делом бросил я и обратился к Бруно, который был моим главнокомандующим. - Отправляйся на юг и принимай командование. Отводи войска на север, сжигая за собой все, что нельзя вывезти или забрать с собой, отравляй все колодцы, ставь дамбы на пути халинской армии, чтобы земля у них под ногами превращалась в болото.
Бруно кивнул и вышел, я же обернулся к Мелинору:
- Ты должен превратить каждый шаг халинцев в кошмар. Нападай со своими эльфами на лагеря, атакуй их в пути, особенно разоряй фуражиров, не жалея ни людей, ни скота, ни зерна.
- Смысл слов "партизанская война" мне объяснять не надо, - хищно улыбнулся Мелинор и также вышел.
- Не изменяешь себе, Влад, - когда остались одни, сказал Делакруа. - Твоя жестокость, похоже, только растет с годами.
- Именно благодаря ей я все еще сижу на троне, - заметил я, подкручивая недавно отпущенные длинные усы.
- У Мехмеда и его любовничка, твоего братца есть более чем реальные шансы скинуть тебя.
- Хорошо сказано: "реальные шансы", - усмехнулся я. - Но пока я жив, князем Сибиу будет Влад Цепеш, и никто иной. Если погибну я, то им станет мой сын. Думаю, ты сумеешь воспитать его.
Несколькими месяцами ранее моя жена, Ванда, дочь богемского князя Кароля, с которой я заключил брак, дабы укрепить союз с соседями, родила мне сына и наследника престола, которого я по давней традиции рода Цепешей назвал Владом. Я вывез их из Тырговишты как только стало известно о вторжении халинцев.
- Тактика "выжженной земли", конечно, не нова, - сказал Делакруа, - но обычно она ожесточает население и настраивает его против правителя. Ты рискуешь потерять свой народ, который уже начинает роптать.
- Пусть ропщут, - отмахнулся я, - народ почти всегда чем-то да недоволен, как правило, правителем.
- А если что - на кол, - покачал головой Делакруа. - Не находишь, что скоро в Сибиу не останется деревьев, чтобы делать из них колья.
- Ничего. - Я попытался скопировать хищную улыбку Мелинора. - Сибиу не зря называют страной лесов.
Я вновь выступил с армией на север, но уже не к Констанце, а - к Снагову, укрепленному городу-крепости на севере княжество, выстроенной на острове, на основе древнего монастыря. Там я решил закрепиться и дать бой халинцам под его стенами. С самого начала своего правления я укрепил старую крепость, выстроенную первыми детьми Церкви на этих землях, кишевших самыми разными язычниками и эльфами, теперь ее стены превышали человеческий рост вдвое, а толщина их позволяла выдержать залпы халинских пушек, на пяти башнях были установлены гаубицы, купленные у Билефельце, простреливавшие местность на несколько сотен ярдов вокруг. Над погребами потрудились монахи ордена святого Йокуса, так что в них хранились запасы провизии, способные прокормить все население Снагова в течении года.
Я отступал, а по пятам за мной следовала армия Мехмеда и Лучана. Я глядел на поля, с которых селяне лихорадочно собирали урожай, на дороги, полные беженцев, они шли и шли вместе со мной на север, упряжки тащили исхудавшие быки и кони, многие несли весь свой скудный скарб на плечах, кое-кто пытался спекулировать на чужом горе, продавая еду и зерно по грабительским ценам, а часто попросту грабя и убивая беженцев. С этим я боролся безо всякой пощады - и вскоре вдоль дорог потянулись целые леса из кольев, на которых корчились спекулянты и разбойники, дабы остальным неповадно было.
Сибиу не зря зовут страной лесов, они покрывают большую часть территории княжества, что сейчас играло мне на руку. Лес - вотчина волков и эльфов, давних союзников, практически братьев. На дорогах солдат Мехмеда и Лучана ждали постоянные атаки Бруно, налетавшего на них словно призрак среди ночи, а часто и днем, в лесу же - стрелы эльфов и зубы волков. Еды на пути армии не было практически никакой, не было и домов, где можно было бы укрыться, солдаты выстраивали лагеря, многие ночевали под открытым небом, что не улучшало настроений в войске. Джинсарры, как докладывал мне один из разведчиков, уже начинали роптать, они были свободолюбивым народом и привыкли к быстрым налетам и богатой добыче, затяжная война, да еще в таких жутких условиях, была им не по душе.
- Вспыхнуло несколько восстаний, - сообщил мне эльф-разведчик, явившийся ко мне с докладом о положении во вражеском войске. - Джинсарры развернулись и двинулись назад, на юг. Их предводитель бросил в лицо Мехмеду оскорбление и вышел из его шатра без разрешения. Халиф велел казнить его и отправил за джинсаррами азабов, те окружили дезертиров и тогда к ним вышел сам халиф. Он пообещал жизнь тем, кто вернется в его армию, хотя раньше ничего подобного не случалось.