Кормщик отшагнул в сторону, освобождая проход. Олаф тоже потеснился. Его взгляд не сулил ничего хорошего динни ши, но, похоже, для начала викинг не прочь был разрешить им хотя бы попытаться.
Лохлайн не сдвинулся с места:
— Я не собираюсь спорить с существами, чье достоинство заключается лишь в звериной силе и ловкости. Мне это ни к чему. Могу сказать одно: если бы великая королева доверяла вам, дикие твари, то не отправила бы сопровождать вас меня и моих воинов, о смерти которых я сейчас скорблю столь глубоко, что не замечаю вашей ненависти и ваших звериных ужимок.
Гуннар заворчал и взялся за меч. Олаф сжал кулаки. Даже Вратко ощутил, как в сердце всколыхнулось возмущение. Подумаешь, древняя раса! В двух шагах от полного вырождения и гибели, а туда же…
— Я хотел вам намекнуть, что догадываюсь о способе открыть дверь, — вел дальше подземельщик. — Получается, зря. Крупиц разума, ютящихся под толстыми черепами, явно недостаточно, чтобы догадаться. Нужно говорить прямо и безыскусно. Так получается?
— Ты говори, да не заговаривайся, — рыкнул Олаф. — Придушу, как цыпленка…
— Я хотел сказать, что открывать эти двери — работа для ворлока. Ну-ка, найдите, что возразить!
Он обвел людей торжествующим взглядом.
Вратко покосился на монаха. Парню очень не хотелось, чтобы новый знакомый заподозрил его в богомерзкой ворожбе. К счастью, гэльское слово «seunadair», то есть «волшебник», Димитрий не понял. Ну и слава Богу.
— Я не уверен, что у меня получится, — промямлил словен. — Если запор магический, к нему надо подход знать. А то, не ровен час, ловушка какая-нибудь сработает, в клочья нас разнесет.
— Вот еще придумал! — вскинул подбородок Лохлайн. — Тебя, выходит, великая королева зря дружбой почтила? Что ты за ворлок, если колдовать не умеешь? Или боишься колдовать? Почему же ты тогда в Полых Холмах хвастал — разнесу, мол, двери в мелкую крошку?
— Я не хвастал! — Жгучая обида вскипела в сердце Вратко. — Я тогда так разозлился, что и правда готов был все холмы разнести! А ты сам виноват…
— Так разозлись сейчас! Что тебе для этого надо? Посмотри — мои воины тяжело ранены, возможно, они умрут. Но они наверняка умрут, если мы не найдем надежного убежища, где они смогут отдохнуть в покое и залечить увечья. Разве ты сам не хочешь поспать, отдохнуть? А твои друзья-варвары? Или этот, меняющий шкуру на волчью, madadh-allaidh?[80] Посмотри — он измучен, он старик… Я слышал, когда-то он спас тебе жизнь. Это верно?
— Не твое дело, — устало отмахнулся Вульфер.
— Спас! Я не отрекаюсь! — подтвердил новгородец.
— А если он тебе помог, почему ты не хочешь помочь ему? Ладно, не надо нам — воины динни ши не унизятся до того, чтобы выпрашивать помощь и снисхождение у человеческого колдуна! Но помоги своим друзьям, тем, кто тебе дорог! Неужели это так тяжело?
Вратко не нашел достойных слов, чтобы возразить. Он посмотрел на осунувшиеся лица товарищей. Хочет ли он им помочь? Безусловно… Тогда почему страшится прибегнуть к волшебству? От того ли, что не уверен в собственных силах? Или по-прежнему считает чародейство неугодным Богу? Но ведь Иисус творил чудеса. Совершали чудесные деяния, не далеко ушедшие от волшебства, если внимательнее приглядеться, и его ученики — апостолы. Не является чудо тем же колдовством, только творимым не от себя, а именем Господа? Запоздало сообразив, до каких глубин крамолы и ереси могут довести его подобные мысли, Вратко передернулся.
— Что кривишься? Слова мои не нравятся? — не замедлил подлить масла в огонь динни ши. — Чистеньким хочешь остаться перед своим Белым Богом? Может, зря великая королева на твою помощь уповает? Может, ты другом только прикидываешься, а на самом деле ничем не лучше тех монахов, что призывают наши Холмы срыть до основания и место, где они стояли, солью засыпать? Конечно, мы же нелюди! А значит, жить на этой земле не имеем права! Нас под корень извести надо! Выжечь гнилое семя каленым железом…
— Перестань! — попробовал вмешаться Вульфер. — Что ты пристал к парню?!
— А ты бы и вовсе молчал бы! Ты в глазах церковников еще большее зло, чем я! Я — просто нелюдь. С моим существованием можно, если не удается уничтожить, попросту смириться, не замечать, сделать вид, будто мое племя — байка, выдумка, плод воображения поэтов и сказочников. Ты же — нечисть, порождение врага их бога. Как там его? Сатана вроде бы… Спроси у монаха, он тебе разъяснит.
— Прекрати! — голос сакса стал похожим на сдерживаемое рычание.
Димитрий, не понимая, о чем идет речь, бегал глазами от одного к другому.
Вратко похолодел: вот еще немного, и его спутники вцепятся друг другу в глотки. Тогда задание королевы Маб останется невыполненным, а надежда найти хоть какой-нибудь путь и убраться из Англии куда подальше истает, как снег под жаркими весенними лучами солнца.
— Погодите! — воскликнул парень, поднимая руки. — Не ссорьтесь! Я попробую открыть дверь колдовством.
Он решительно отодвинул плечом Вульфера и оказался «нос к носу» с серым камнем.
Вздохнув, словен прижал обе ладони к холодной и сырой поверхности. Закрыл глаза.
«Что же придумать? Какую вису сложить? Может быть, закончить ту, что пытался когда-то сказать перед заклинательным покоем королевы Маб? Как там было?
Парень затаил дыхание, опасливо прислушался. А ну, как лопнет сейчас древний камень, посечет мелкими осколками… Ведь коридор, что труба — никуда не спрячешься, не укроешься.
Стоит ли заканчивать вису? Тем более что камень под пальцами никак не отозвался на начало заклинания. Не задрожал, не шевельнулся. Чего-то не хватает…
Вратко закрыл глаза. Попытался прочувствовать дверь. Ее холод, ее усталость и многолетнее одиночество, проведенное в заточении глубоко под землей. Камень помнил прикосновение рук друидов, а после — монахов-кельтов. Словен увидел их суровые лица — седовласые и седобородые. Услышал негромкие размеренные голоса… А кроме того, различил смутные тени нечеловеческого облика. Косматые, с горящими глазами и острозубыми пастями. Они приходили из глубин земли, где жили не одну сотню лет. Они обнюхивали дверь, прикасались к ней длинными языками и черными подвижными носами, но не могли преодолеть запора, наложенного древними чародеями…
— Я не уверен, нужно ли нам туда, — прохрипел Вратко сдавленным горлом. — Там может скрываться такое…
— Такое, сякое… — пробурчал Гуннар. — Толком говори!
— Я не могу толком. Какие-то древние чудища. Вон, спроси Лохлайна — может, он знает, что это такое?
— Глубины земли таят много неизведанного, — тут же отозвался динни ши. — Мой народ некогда сражался с порождениями зла и победил их.
— Видно, не всех, — покачал головой парень.
— А выдержат ли они удар доброго меча? — сурово поинтересовался Олаф.
— Не знаю… Накилеви[81] оказались уязвимы для стали, но едва не угробили всю дружину Лосси-датчанина. Против колдовства не так просто сражаться.
— Ну, так! А ты зачем у нас? — хохотнул Гуннар. Правда, усмешка вышла не очень-то веселая. Скорее безысходная.
— Со своей стороны я готов поддержать молитвой и искренней верой в Иисуса Христа, — несмело проговорил Димитрий.
Разговаривали они по-урмански, и монах вполне мог понять, о чем идет речь. Вратко удивился, что херсонит никак не показал своего недовольства готовящейся волшбой. Будто бы разговор шел о чем-то самом простом и обыденном. Интересно, у ромеев все монахи такие или просто Димитрию плевать на богопротивные делишки новых знакомцев? А может, он нарочно мимо ушей попускает? В доверие хочет втереться, какие-то цели собственные преследует?
— Открывай, парень, открывай… — Вульфер чуть-чуть сгорбился, будто к драке изготовился. — А там поглядим, так ли страшен черт, как его малюют.
Вратко беспомощно огляделся. С ума они сошли все, что ли? Уж лучше сразиться с саксами, которые шныряют сейчас по развалинам монастыря, чем бросаться очертя голову навстречу неведомому страху. Ведь там, на поверхности, все просто и понятно. Копья, мечи, стрелы. А что ожидает в глубине, никто не знает. Ну, возможно, Лохлайн с Нехтой догадываются, но они не скажут. Или обычаи не позволяют, или их обычная гордость.
— Ну, как хотите… — сокрушенно тряхнул головой новгородец. — Мое дело — предупредить.
— Предупредил? — резко бросил Лохлайн.
— Да…
— Тогда открывай.
Поняв, что другого ответа он от товарищей не получит — просто удивительно, как они, еще недавно спорившие и пререкавшиеся едва ли не до драки, стали вдруг заодно, — Вратко решительно кивнул.
— Хорошо. Я снесу эту дверь к лешаковой бабке! Только отойдите подальше.
— И не подумаю, — нахмурился Гуннар. — Хочешь сам-один жизнью рисковать?
— Вот-вот… — поддержал товарища Олаф. — Не годится нам от опасности бегать.
— И я что-то староват туда-сюда по подземельям мотаться, — не отстал от викингов Вульфер. — Я тут с краешку посижу. Пускай косточки мои старые отдохнут, пока дело делается.
Динни ши даже не удостоили новгородца ответом. И правда! Будут гордые воины древнего народа унижаться до объяснений перед людьми, которых считают полуживотными.
«Глупцы, — подумал парень. — Или безумцы. А может, просто не хотят меня бросать в беде?»
Неожиданно на душе потеплело. Будто хлебнул горячего отвара прямо из котелка. Все-таки, пока есть друзья, жить легче. Всегда можно рассчитывать на помощь и поддержку.
Он вновь повернулся к плите.
«Как бы ее так похитрее убрать, чтобы поменьше ущерба нанести? Излишне сильное заклинание способно не только посечь осколками всех, кто собрался тут, перед запертой дверью, но и потолок на головы обрушить. А это уж совсем плохо».
Словен вздохнул, затаил дыхание…
Тишина, воцарившаяся в подземелье, прерывалась лишь жалобными постанываниями тяжелораненого динни ши. Остальные молчали. Прислушивались и верили в его, Вратко, успех.
Нужные слова нашлись сами собой. Сложились в строки.
Парню оставалось только произнести новую вису.
Плита под пальцами словена мелко задрожала, загудела на пределе слышимости и… осела кучей серого песка. Будто ее и не было.
Вратко охнул, недоуменно разглядывая испачканные мелкой пылью ладони.
— Умеешь! — крякнул за спиной Вульфер.
— А то! — самодовольно отозвался Гуннар, будто бы волшебство словена было личной заслугой самого кормщика. — Наш Подарок Ньёрда долго отнекивается, зато уж если колдует, то нам потом не стыдно за него.
— Помилуй нас, Господи, помилуй нас, ибо, не находя для себя никакого оправдания, мы, грешные, приносим Тебе, как Владыке, эту молитву: помилуй нас… — прошептал монах.
Новгородец повернулся, отчаянно борясь с желанием заорать во весь голос, заулюлюкать, подпрыгнуть до потолка. Ведь получилось же! Если раньше он сомневался — в самом ли деле исполняется загаданное в висах? — и частенько подумывал, что прослыл ворлоком только благодаря нескольким совпадениям, то теперь… Тут уж точно вышло, что называется, «по слову его».
— Получилось вроде бы… — прошептал парень.
— Скажешь тоже! — хмыкнул Олаф. — «Получилось…» Не могло не получиться! Теперь не вздумай отнекиваться, когда вдругорядь колдовать попросим. А то, ишь ты, выдумал что: не смогу, не выйдет, может, не надо… О тебе еще сказки рассказывать будут, саги слагать! Помяни мое слово!
— Вот уж без саг я как-нибудь обойдусь, — вздохнул Вратко. Перекрестился, чтобы Димитрий не принял его за полного безбожника и чернокнижника. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
— Зачем ты поминаешь христианского Белого Бога? — Сильные пальцы Лохлайна вцепились словену в локоть, бесцеремонно отодвинули его с дороги. — Ты хорошо справился и без его помощи. Пропусти теперь вперед воинов.
«Тоже мне воин, — подумал Вратко. — От горшка два вершка, а туда же».
Но вслух не сказал ничего. Посторонился, как и требовал динни ши.
Лохлайн нырнул в открывшуюся темноту — жирную, смоляную, поглощающую весь свет без остатка.
— Хоть бы свечку взял! — сокрушенно воскликнул Димитрий.
— За него не переживай, — ухмыльнулся Вульфер. — Народ Полых Холмов темнотой не напугаешь.
— Полых Холмов? — удивился херсонит.
— Ты многого еще не знаешь об Англии, ромей.
— Твоя правда. Мне еще многому нужно учиться.
Гуннар с Олафом тем временем протолкались вперед. Кормщик заглянул в проем.
— Не гоже нам прикрываться коротышкой, который в пупок дышит настоящему бойцу, — пояснил он по-урмански.
— Тихо там что-то… — прошептал Вратко.
— Значит, никто не нападает. — Нехта тоже оказался тут как тут. Он держал заряженный самострел. Холодный прищур единственного глаза сомнений не оставлял — динни ши готов выстрелить в любой миг. На звук. И вряд ли промахнется.
«И все-таки. Почему так долго нет Лохлайна?»
Вратко казалось, что прошло уже очень много времени. Парень успокаивал себя: когда ждешь, мгновения тянутся долго-долго, как ползущая по стеблю улитка. Но тем не менее сердце начало колотиться в ожидании неизвестности.
— Сотворил бы ты свой огонек… — задумчиво проговорил Вульфер. — Свеча-то потухнет вот-вот.
— Не надо пока, — возразил Гуннар. — Себя подсветим. Если там стрелки прячутся…
Тут кормщик понял, что сморозил глупость — откуда стрелки в заброшенном и замурованном много десятилетий назад подземелье? — и замолчал. Потупился и смущенно засопел.
Новгородец оглянулся. Огонек свечи, зажатой в ладони оборотня, дрожал и брызгал мелкими капельками расплавленного сала.
Пожалуй, и правда, придется колдовать…
Голос Лохлайна, прозвучавший под самым ухом, заставил вздрогнуть.
— Никого. Можно идти!
«Подкрался! — с неоправданной злостью подумал Вратко. — Не мог хотя бы кашлянуть?»
Глядя мимо бесстрастного лица динни ши, словен скороговоркой повторил вису, в которой просил солнце дать ему полгорсти огня. Светящийся шар послушно возник над протянутой вперед ладонью. Он получился гораздо слабее, чем в первый раз. Может быть, оттого, что Вратко только что колдовал, а возможно, из-за толщи скал и земли, разделявшей небесное светило и его частичку.
Но, тем не менее, яркости едва теплого огонька хватило, чтобы осветить небольшую пещеру, вход в которую и перекрывала уничтоженная новгородцем дверь. Древние строители потрудились здесь немало. Если в залах королевы Маб сохранялась суровая красота природы: каменные сосульки и столбы, натеки на стенах, промытые подземными потоками ямы и ручейки, даже от обломков скал пещеры расчищались лишь в том случае, когда без этого было не обойтись; то здесь зубила и резцы каменотесов потрудились на славу. На глазок комната, шагов десять в поперечнике, выглядела совершенно круглой. Ровные стены и потолок куполом, которые заставлял припомнить часовни и базилики христианских церквей.
— Это не работа друидов, — покачал головой Вульфер. — Скорее всего, монахи святой Хильды постарались.
— Зачем? — недоуменно пробормотал Олаф. — Разве жрецы Белого Бога творят молитвы в подземных укрывищах?
— Творят, северянин, — назидательно произнес Димитрий. — Примером тому тот монастырь, в стенах которого я получил духовное напутствие на подвиг во имя Веры… В народе так и зовут его: пещеры Святого Климента. Говорят, первые кельи вырубили еще при жизни священномученика. А также первую церковь построили. В честь Святого апостола Андрея Первозванного. Потом их расширили, достроили церкви на поверхности, связали подземным ходом с крепостью Каламита…[83]