Жизнь за гранью - Любовь Тильман 11 стр.

– Как же ты не побоялся снять с головы кастрюлю и спуститься с дерева, увидев нас?! – улыбаясь спросил я Жоржа.

– А я видел, как Вы кушали… – рассмеялся в ответ парень, и покраснел, – я случайно увидел, Вы говорили, что у вас нет времени и что-то писали, а девочки и маленький мальчик отщипывали по кусочку лепёшки и засовывали Вам в рот… малыш ещё смеялся, чтобы Вы не укусили его за пальчики….

Как только мы обнаружили ребят, сразу же создали локальное силовое поле, не дающее возможности внешней прослушки, выставив за него часовых. И по мере их рассказа убеждались, что сделали это не зря, а когда они дошли до «тварей болотных» и вовсе стало ясно, кто против нас воюет и какими средствами. Лопнул ещё один мыльный пузырь нашей наивности. Люди больше доверяли клеветникам и интриганам, чем тем, кто был с ними честен, легче верили в злое, чем в доброе, хотя именно последнее и было правдиво, и с превеликим удовольствием расплачивались злом за добро. Я не был настолько наивным, чтобы не знать этого. Я не был настолько разумным, чтобы уметь воспользоваться этим знанием на практике.

Ситуация требовала серьёзного подхода. Надо было подумать и посоветоваться с Петерсом, не вызывая его в эфир. Стоило мне подумать об этом, как перед моим мысленным взором предстал Юрчик. И я вдруг вспомнил, как монах настоял, чтобы мы взяли этого малыша с собой, а прощаясь с нами сказал: «Юрчика берегите! Он не простой ребёнок – большой умничка, сильный и храбрый! Всё, что знает этот маленький тигр, знаю и я». Мне тогда стало смешно: «Полагаю, что ты, брат, знаешь немного больше, чем это дитя, но обещаю тебе беречь его, как зеницу ока». И только теперь до меня дошёл истинный смысл слов монаха.

Срочное собрание семьи, в одном из самых закрытых и глубоких залов пещеры, было недолгим. Два поселения уничтожены, место нахождения лесных и нашего нового пищевого отряда неизвестно. Понятно, что людей опаивали и зомбировали. Но вероятно среди них были и такие, которые сознательно шли на разбой, и те что искренне обманывались, и люди, которые всё понимали, но не видели выхода. Я напрасно во все глаза пялился на Юрчика, он тихонько сидел, ничем не выдавая своего отношения к происходящему.

Посовещавшись, мы пришли к выводу, что невозможно отгородиться от всего и жить собственной жизнью, когда рядом царят страдания и несправедливость. Надо помочь наладить быт и другим. Фруми и я были ненамного старше наших новообретённых детей, и юношеский максимализм, в паре с неистребимой верой в победоносное шествие добра, граничащей с глупостью, одержал верх над рассудочностью, уже слегка приболевшего, опыта.

Посёлок речников располагался на макушке, нависшего над рекой, холма. В пределах часа ходьбы от селения лесных, никаких других высоких берегов не было. Поэтому ямы для ночёвок было логично искать именно там. Теперь у нас не было продовольственного отряда, и никого не должно было насторожить, что мы занялись собирательством сами, выйдя незадолго до рассвета и двигаясь двумя группами сначала по лесу, а потом вдоль реки, огибая холм выше и ниже по течению. В наши планы были посвящены только проверенные годами совместной борьбы члены общины. Мы даже и представить себе не могли насколько были наивны и предсказуемы.

Осознавая опасность предстоящего мероприятия, я попросил Юрчика остаться в пещерах. «Папа, я не могу! – серьёзно ответил мальчик. – Вы без меня не справитесь. Я маленький, и мне не надо наклоняться под листики, чтобы найти гриб или корешок…» – при этих словах, личико его озарилось такой хитрющей улыбкой, что я так и не понял, говорит он серьёзно или шутит.

Двигались мы нарочито шумно, смеясь и переговариваясь, но против нашего ожидания, без происшествий прошли лес и вышли к реке. Здесь даже я чувствовал какое-то напряжение, но сколько ни пытался определить его причину, ничего подозрительного не диагностировал. Пройдя около трёх километров широкой полосой суши, между всё повышающимся обрывом берега и слегка болотистой частью русла реки, собрав по дороге растения и моллюсков, мы встретились со второй половиной нашей группы и решили продолжить движение сместившись к подножию холма.

Однако, едва мы приблизились к нему, как сверху посыпались песок, камни и люди, прыгающие прямо на нас, или спускающиеся рядом на длинных канатах. Через мгновение все они корчились на земле хватаясь за голову и воя от страшной головной боли, созданного сенситивами поля, но цели своей они достигли.

Пораненные и сконцентрированные на этой атаке, мы пропустили начало второй, куда более серьёзной: из воды поднимались и шли на нас холмогорские мутанты. Мы поспешили надеть слетевшие каски нашим, не обладающим способностями сенситивов, соратникам, и выстроились полукругом, создав вокруг себя защитное поле. Каждый из наших детей обладал более сильной энергетикой, но противников было значительно больше, поле мерцало, не давая постоянной защиты, а отступать было нельзя. Мы могли подняться на вершину холма и скрыться, но за нами были люди. Сверху в ряды мутантов полетели камни, не причинив им никакого вреда, они также были под защитным полем.

Внезапно Крис вышел из-под защиты и направился к мутантам, остановившись в паре метров от них.

– Сайман, Пол, что они с вами сделали?! – возмущённо закричал он. – Они же обещали мне, что если я буду шпионить в их пользу, то вас не тронут.

– Ты нам больше не брат! Ты просто сбежал, бросив нас! – ответил мальчик лет девяти, выйдя из-под поля мутантов ему навстречу.

Следом за ним выскочил парнишка лет 16-ти и бросился Крису на шею: «Братуха… братуха… ты жив, братуха, я уже не надеялся, что увижу тебя. Нас держали изолированно, в свинцовых контейнерах… Сегодня мы впервые, с твоего исчезновения, увидели друг друга и белый свет».

– Этих можете убить! – пробился к нам мысленный приказ мутантам. – Ну что вы стоите, как истуканы?! Действуйте!

Никто не пошевелился. Все стояли молча, вслушиваясь в разговор братьев. Сверху полетел камень. Один из мутантов протянул руку, искривив поле и не дав ему попасть в стоящих между двумя армиями ребят. Ряды мутантов нарушились. Они вдруг осознали, что могут так же, как и мы, выйти из-под власти Холмограда. Однако имелись и несогласные, не желающие ради свободы лишать себя комфорта и таблеток, продлевающих жизнь, которыми, как цепью, держал их Город.

Часть мутантов, вместе с Крисом и Сайманом, убедивших младшего брата, что его обманули, перешла на нашу сторону, образовав второй защитный купол. Голос пригрозил им, что если все не вернутся обратно, таблеток не получит никто. Фраза возымела обратный эффект. Некоторые мутанты рассудили, что если они всё равно не получат таблеток, то незачем возвращаться, существенно пополнив ряды наших сторонников. К сожалению, среди них были такие, которые не могли долго находиться на воздухе и снова погрузились в воды реки.

Мы возвращались расстроенные, довольные и озадаченные… Как это возможно совместить?! Смею предположить, что и вы не раз пребывали в подобном состоянии, попросту не обозначая его. Мы были расстроены, что не сумели предусмотреть такого явного развития событий и не выполнили задуманного, довольные, что обрели новых сторонников и что Крис нашёл своих братьев, и озадаченные резким увеличением членов общины, к тому же обладающих дополнительными сенсорными возможностями и нуждающихся в особых условиях и лекарствах.

Поднимаясь на холм через лес, по одному из пологих склонов, мы обменивались информацией. Услыхав про ночлежки, мутанты сказали, что это работа для Доната. «Я их вижу, – отозвался невысокий паренёк, – только там никого нет, кроме маленькой плачущей девочки. И пока не нахожу входа, ага – вот, кажется нашёл!» – он приподнял за один край старый, проточенный насекомыми и гифами грибов, пень и мы увидели широкую подземную галерею.

Что-то насторожило меня в его действиях. Я не мог понять, что именно, и отнёс это за счёт общей напряжённости трудного дня. Мы ожидали, что Донат спустится за ребёнком, но он сказал, что лучше если это сделают дети, девочка им быстрее доверится. «Кстати, вы могли бы осмотреть все ночёвки, – сказал он мне, – а мы подежурим сверху». Ещё чуть-чуть и я был бы уже в проходе. Но к моей ноге прилепился Юрчик: «Арс, возьми меня на ручки, у меня ножки болят…» Пока он это произносил, в проход метнулась большая серая тень и через мгновение оттуда донеслись рычание и отборная матерщина.

И в ту же минуту началась невообразимая свалка. Одни мутанты пытались заарканить и связать нас, а другие помешать им это сделать. В схватку вступили и непонятно откуда взявшиеся поселенцы, причём небольшая часть на нашей стороне. Мы не хотели демонстрировать своей боевой выучки, и уж тем более кого-то калечить. Но нас было значительно меньше, а оказаться в плену у города нам не хотелось. Поэтому, в какой-то момент, мы перестроились в мельницу и пошли в наступление.

В пещеры мы пришли в подавленном настроении. В ушах стояли крики и стоны раненых нами людей. Угнетало подлое поведение некоторых мутантов, которые служили изуродовавшему их городу, и отсутствие уверенности в том, что новые люди, примкнувшие к нам, не окажутся холмогорским отрядом. Мы доверяли всем, кто сражался на нашей стороне, а теперь не стали доверять никому, и самое отвратительное, что мы перестали доверять Крису.

Оставшись один я понял, что было не так в поведении Доната: он открыл крышку-пенёк почти автоматически, хорошо заученным движением, – мне стало стыдно, что я не сообразил этого там, на месте события.

Мы и раньше знали, что многих притягивает к нам не желание жить по нашим законам, а поиск защиты, крыши над головой, пропитания и другие обстоятельства, вынужденные или добровольные, и даже продиктованные ненавистью, как например у Камы и её спутника. Но одно дело несколько шпионов, а другое – армия врагов, которая, вполне вероятно, пришла на смену, ранее засланным к нам и разрушившим жизнь наших поселений, людям. Мы обладали уникальным зрением, слухом и способностями и были слепы, как новорождённые котята. Вывод из произошедшего можно было сделать только один, и весьма неутешительный – мы оказались не столько самодостаточными, сколько самонадеянными.

– У тебя такое большое хозяйство. Как тебе удаётся управлять всеми этими людьми, неужели они ни разу не обманули твоего доверия? – спрашивал я у Майкла.

– Нет, – смеялся фермер, – как можно обмануть то, чего не существует?!

– Но как можно жить с теми, кому не доверяешь?! – не унимался я.

– А почему я не должен им доверять?! – он едва удерживался от очередной порции смеха, но продолжил уже серьёзно: «У меня к ним нет ни доверия, ни недоверия. Я с ними не живу. Каждый живёт своей собственной жизнью. Просто живём мы на одной территории. А поскольку территория эта моя, то я и устанавливаю на ней законы и слежу за их исполнением. Я не держу рабов, как некоторые. Кому не нравится – могут идти нафиг, но те, кто желает у меня работать, должны их исполнять в точности. Ты слишком полагаешься на демократию, а она всегда скатывается к фальши – лицемерию, ханжеству, коррупции… Я уже как-то говорил тебе, что люди – те же звери и значит в стае всегда должен быть вожак, без этого они просто растерзают друг друга».

– Мы с тобой почти ровесники, а ты намного умнее. У тебя всё работает чётко, как часы, а я постоянно терплю фиаско.

– Я слегка постарше тебя, – усмехнулся Майкл. – Но дело не только в возрасте. Садовничество – наша семейная традиция. У моего отца была очень солидная практика, и у отца моего отца и у его отца тоже… Я с младенчества варился во всей этой системе. Так что это не ум, а навыки. Если хочешь успешно управлять людьми, речь должна идти не о доверии, а о регламенте и дисциплине. Без доверия конечно тоже не обойтись, необходимо доверить отдельные участки работ конкретным исполнителям и создать систему контроля, плюс, эпизодически, проверять самому, лучше всего, работая вместе со всеми.

– Но у нас же не ферма, как у тебя! На меня никто не работает! Мы просто живём.

– Вы не просто живёте: вы собираете сырьё для питания, лечения, обмена… обрабатываете его… – это тоже работа. Просто ты пытаешься организовать коммуну, где каждый трудится, как умеет и пользуется всем, что имеется. А большинство трудоспособных людей желают получать блага, сообразно вложенному труду. Вспомни, как в прошлом году от вас сбежала семья, уведя с собой козочку. Они не признали себя ворами, поскольку считали, что, трудясь тяжело, заработали право на это животное. Люди не понимают бессребреников и не доверяют им, поскольку, в преимущественном большинстве, считают бескорыстие – либо легкомыслием и глупостью, либо маской, скрывающей истинные мотивы поведения.

– Я понимаю, это было в предыдущей жизни, но теперь, после катастрофы, оставшись без всего, что копилось многими десятилетиями, разве они не понимают, что главное богатство – это межличностные отношения?!

– Как видишь, нет. Катастрофа не изменила людей, они по-прежнему ищут не решений, не настоящих виновников, а козла отпущения. Кстати, почему вы не желаете признать, что вы – волшебники и показать свою истинную силу?! Это могло бы поднять ваш авторитет.

– Майкл, хоть ты не смейся над нами. Ну какие мы волшебники, обычные люди…

– Телепатию и умение управлять животными ты называешь обычным?! – рассмеялся Майкл. – А я больше чем уверен, что это меньше трети всех ваших возможностей.

– Это же просто талант, помноженный на труд. Кто-то сочиняет музыку, кто-то поэмы, у тебя – талант управления, а мы обладаем сенсорным слухом – всё обычно… Лучше посоветуй, как нам спасти людей, попавшихся на холмогорскую пропаганду.

– Никак. Просто оставьте их.

– Не понимаю.

– А что тут понимать?! Ты в детстве никогда не пытался помочь муравью, тянувшему осколок соломинки?

– Ну да, было… – растерянно произнёс я, всё ещё не понимая куда он клонит.

– И как?!

– Да никак, – повторил я его слова, – он либо бросал груз, либо начинал ползти в обратном направлении.

– То же самое происходит и с людьми. Человека нельзя так просто взять и переставить на другую дорогу. Вернее можно, – Майкл на мгновение задумался, – но тогда, если дать ему свободу, он теряет ориентацию. Человек должен сам выбрать свой путь и свою борьбу… – фу, еле выпутался, засмеялся он, сам запутался. – Короче забей на них. Помочь вы им всё равно не сможете, пока они сами не пожелают вашей помощи.

Я поговорил с Фруми и детьми, и мы решили прислушаться к советам Майкла. Собрав всех живущих с нами, я объявил, что отныне каждый будет получать оплату, соответственно вложенному труду и распоряжаться ей по своему усмотрению. Сразу посыпались вопросы о величине оплаты, и о том, кто это всё будет фиксировать. Поселенцы начали перекрикиваться и ссориться, выбирая лучшие, с их точки зрения, места работы. Памятуя наставления Майкла, я попросил нашего кузнеца навести порядок, и он так рявкнул: «А ну всем тихо!» – что у меня самого коленки подкосились от его громогласности.