Я удивлённо посмотрел на собеседника, этого просто не могло быть, передо мной стояли наш Гуру и монахи, с которыми я проходил самые сложные этапы обучения.
– Но как вы здесь?.. – позабыл я вежливость и субординацию, и чуть не прибавил: «Разве вы ещё живы?!»
– Людям свойственно перемещаться, – улыбнулся Гуру, не обращая внимания на мою грубость, – вы ведь тоже издалека, Дети Великого Вихря.
Я склонил голову, отдавая дань вежливости: «Дети Великого Вихря» – конечно, его воспитанники и ученики» – уточнил я про себя, и тут же услышал, адресованный мне, смешок Петерса: «Ты так и не научился слышать, слушая».
Розовая родиола
Мы полагали, что в горах нас ждут трудные переходы, ночёвки и днёвки в полевых условиях, еда и организация стоянок из подручных средств, разбор и обработка собранного материала… И абсолютно не были готовы к тому, что нас ожидало на самом деле: уютные комнаты со спальными принадлежностями и сменной одеждой, оборудованные в сводах пещер, готовая горячая еда, монахи-проводники на маршрутах, знакомящие нас с местными растениями, животными и минералами, готовые лекарственные сборы и рассказы о способах их применения.
Вместо тяжёлой, подчас изнурительной, работы, нам предоставили чудесный семейный отдых, напомнивший Монастырь Вод. Красота вокруг была такая, что дух захватывало. Чистый горный воздух, настоянный на травах, пропитанных солнцем, был настолько вкусным, что хотелось не дышать им, а пить его. Пользуясь моментом, мы резвились, как дети, понимая, что не просто так нам дают расслабиться и набраться сил.
Память стремилась запечатлеть восхитительные пейзажи, изумительно синие озёра в кольце розовых, жёлтых, сиреневатых, синих, горячо-золотых склонов гор, цветущих рододендронами, вереском, родиолой, ястребинкой, девясилом, фиалками, жарками, багульником, горечавками, баданом, водосбором…, упирающихся в небо заснеженными вершинами. Необыкновенные цветы эдельвейса… Жеоды горного хрусталя и аметиста… А в быстробегущих горных ручьях цветные, сверкающие и флюоресцирующие, окатыши и кусочки золота…
Природа была настолько прекрасна, что Алиса шепнула мне: «Теперь я понимаю почему Жорж, Валентин и Джон так стремились уйти в горы. Но я не жалею, что осталась. Я понимаю его чувства, он восхищался мной, но по-настоящему не любил ни меня, ни наших крошек…»
– Три месяца красоты и трижды три суровой зимы требуют серьёзной подготовки, – поддержал я дочь.
Алиса родила двойню, мальчика и девочку. И я, поражаясь мудрости молодой женщины, даже представить себе не мог, как бы она могла справиться с ними в горах, одна, вынужденная также заботиться о выживании группы.
Находясь среди скал, мы активно тренировались безопорному подъёму. В стороне оставались Фруми, Михи и, что было странно, Эти. Девушка располнела, было видно, что ей тяжело даже просто ходить. Я хотел поговорить с дочерью, но супруга высмеяла меня: «Да ты что, отец, ослеп?! Ей же рожать скоро!».
– Как рожать?! – воскликнул я от неожиданности. – А кто отец?! Я этого подлеца…
– Тише… тише… ишь развоевался… – засмеялась Фрумиле, – вспомни, кто ходил за ней неотвязно, заглядывая в глаза, будучи совсем ребёнком…
– Ты хочешь сказать, что это…
– Конечно, – улыбнулась она, делая мне знак молчания, – только он пока не может жениться, но похоже им это не мешает.
Другие люди
После прекрасного, полного впечатлений, дня мы довольные и усталые пили вечерний чай. Петерс сел напротив меня, взял за обе руки, заглянул глубоко в глаза и неожиданно крепко прижал к себе, затем поднялся, прошёлся взад-вперёд, как бы о чём-то раздумывая. Я смотрел на него, не в силах понять, что происходит.
– Пора! – сказал пожилой монах. – Они уже взрослые! Пора!
Странно, он говорил на незнакомом языке, а я понимал каждое слово.
Петерс поднял голову:
– Значит пора! – повторил он и глубоко вздохнул. – Мне трудно выразить, как я люблю вас, и как мне жаль, что сегодняшний вечер будет чертой, гранью, отделяющий ваше уходящее детство от взросления.
Я уже как-то упоминал, что человечество загубило своё многообразие, вследствие ряда, вызванных им самим, глобальных катастроф. Со временем, вам придётся ознакомиться с особенностями истории и гибели каждой цивилизации, чтобы опираясь на их опыт попытаться удержать от рокового развития нарождающиеся. К сожалению, все рода людей вернуть уже невозможно, но мы сделали всё, что смогли, для спасения тех, что остались.
Самые древние, из известных нам родов – Люди Древа Жизни и Люди Народа. Их принципиальная отличительная черта – межличностные ментальные связи и энергетическое родство с силами природы. Люди Древа Жизни – Управители мира, поскольку сродственны энергии всех его составляющих на субмикроуровнях. Люди Народа объединяют Людей Стихий и Людей Элементарий. Люди Стихий Управители своей стихии, живущие вне её. Люди Элементарии составляют со своей стихией единое целое и вне её долго пребывать не могут, из-за этого они наиболее уязвимы при экологических сдвигах и катастрофах.
Слова Петерса буквально разрывали мне голову. Каждая фраза взрывалась десятками вопросов, которые тут же сменялись сотнями новых. Похоже, что и на других они действовали подобным же образом, потому что в воздухе явно ощущалось напряжение.
– Ну, ну… – произнёс Петерс, простирая над нами ладони и улыбаясь. – Потише! Не хотите же вы разнести вдребезги всю эту красоту. Вы уже не маленькие и, независимо от обстоятельств, должны постоянно держать свою энергию под контролем. Впрочем, я вас понимаю, мне тоже чуть не снесло крышу, когда старший брат посвятил меня в подробности жизни ушедших цивилизаций.
Петерс хотел отложить разговор до следующего дня, чтобы дать нам время освоиться с новым знанием. Но мы обрушили на него такой шквал вопросов, что стало понятно: никто не сможет уснуть, пока он не расскажет всё.
Оказалось, в древности, люди старались образовывать пары с представителями других народов, что способствовало более стабильному существованию потомков. Дети, рождённые в таких браках, становились носителями множественных генетических программ, часть из которых была пассивна, пока кто-то из рода не передавал им прасилу. Тогда запасные наборы начинали работать, наделяя индивидуума новыми свойствами.
В каждом поколении оставались люди не получившие силы. Им было труднее выживать в условиях дикой природы, несмотря на помощь родительских родов, и они стали окультуривать её, сообразно своим потребностям, что дало начало техногенной цивилизации, так называемого, человека разума – Homo sapiens. Выжигая и вырубая растительность, массово истребляя животных, перегораживая водные источники… они уничтожали среду существования других людей. Люди Стихий отступали в более глухие и суровые места, Людям Элементариям оставалось только защищаться.
Поколение за поколением стиралась память о родственных связях всех людей и росла неприязнь ко всему непривычному, страх к иному, непохожему. В незрелых цивилизациях, приспосабливаясь к существованию в сообществе, люди, наделённые прасилой, совершали массу ошибок, расплачиваясь за них страшными страданиями. Чтобы избежать постоянного базара в голове чужих мыслей, они старались селиться подальше от людских скоплений, а чтобы заработать себе на еду и одежду лечили людей и животных, указывали сроки сева, предсказывали погоду… за что их обвиняли в ведьмовстве со всеми вытекающими последствиями.
Живя разрозненно, они не всегда могли найти младшего родственника для передачи силы. А случалось и так, что их родные не знали о своей истинной природе и активно противодействуя попытке передать им силу, умирали, не выдерживая её напора. Со временем, многие носители древней силы научились защищаться от чужих мыслей и успешно интегрировались в сообщества, скрывая свои способности и относительное долгожительство.
Мужчинам было намного легче приспособиться к жизни, чем женщинам, поэтому женщин, носителей прасилы, осталось очень мало. Встретить и узнать такую женщину было не просто. В смутные времена истинную силу скрывали, чтобы не быть заживо сожжённым или утопленным, а во времена так называемых свободы и демократии развелось слишком много шарлатанов.
Но техногенная цивилизация, уничтожившая большую часть древних родов, способствовала и их возрождению. Мегаполисы с городами-спутниками, промышленные зоны, индивидуальные средства информации и развлечения привели к резкому падению рождаемости, а поскольку носители прасилы жили по несколько столетий, то и детей с добавочными генами становилось всё больше.
Именно над их выявлением и обучением тайно трудились монастыри и Холмоград, официально работая на военное ведомство. Перед ними стояли две основные задачи – сохранить прасилу и возродить потомков древних родов, способных её принять, поскольку обладатель силы не мог умереть, не передав её кому-то. Это было страшно. Тело, не выдерживая многовековой жизни, начинало сдавать и человек ещё долго жил, отмирая заживо.
Когда Петерс говорил об этом, я вспомнил рассказ о богаче, который нанял за деньги попа-расстригу, чтобы тот отпел его красавицу-дочь, а также другие легенды о странных смертях поборников духа, сказки про девушек-птиц, феникса, живущего столетиями и возрождающегося из пепла, пантеон мировой мифологии – кентавров, друидов, Минотавра, русалок, домовых, троллей… – словно вся былинная история Земли пронеслась перед моими глазами.
– Вам предстоит долгая жизнь в сменяющейся среде, – заключил Петерс своё повествование, – где стратегия выживания, включает не только умение воевать, но и, в значительно большей мере, обеспечивать себя, и лавировать в отношениях, сохраняя мир. Чтобы научиться этому, необходимо иметь сильных и разноплановых врагов, одним из которых и стал для вас Холмоград.
Вы должны понимать, что и Монастыри, и город, пытаются собрать и сохранить прасилу у себя. Генофонд вашего семейства очень важен и для тех и для других. Я не мог открыть вам полной правды, поскольку вы не были готовы принять её. Вы привыкли безгранично доверять учителям или отвергать само обучение, хоть на кроху засомневавшись в них. Но в том и состоит искусство выживания, чтобы понимать другого, становясь на его позицию, даже не будучи согласным с ним, и стремиться не к конфронтации, а к взаимовыгодным союзам.
К сожалению, мы стали свидетелями катастрофы, к которой привели негибкость мышления и желание правителей Холмограда, во что бы то ни стало удержать в своих руках всю молодую поросль прасилы, не открывая ей знания. Город несомненно виновен в катастрофе, да и все мы, в какой-то мере. Но знаете, нам чертовски не хотелось умирать, а бюджет военных уже сворачивали и такое количество свидетелей им было просто ни к чему. Мы попытались вывести хотя бы детей, но они не пощадили даже их, полностью уничтожив одну группу.
Защищаясь, мы закрылись силовым полем, пытаясь отразить атаку узконаправленными пучками энергии. А они к тому времени создали мощные защитные силовые установки. И кое-кто знал об этом, но не поделился информацией, а сам, будучи вечным недоучкой, не сумел предвидеть и рассчитать суммарной энергии столкновения, усиленного расходящимися эховолнами защитных экранов….
Через призму лет
Из рассказа Петерса получалось, что мы несём гены древних родов. Это было странно и непонятно. Я хорошо знал своих родителей, они были обычными людьми, погибшими при катаклизме. Никаких сверх фантастических способностей я за ними не замечал. Отец был профессором кафедры полевой археологии и вечно мотался по экспедициям, конференциям, командировкам, мама – заведующей кафедрой истории того же вуза.
Растили они меня сами, никогда ни с кем не оставляя. Во время их лекций, или практических занятий, я сидел в аудитории вместе со студентами, тихонько рисуя или лепя пластиковые заготовки своих будущих героев. Выезжая на раскопы, отец брал меня с собой в качестве чернорабочего и я всегда гордо отдавал маме заработанные деньги. Когда он не мог взять меня с собой, я проводил время в музее археологии при их вузе, или на кафедре у мамы.
Воспитанием моим они занимались ненавязчиво, как бы между делом. Слушая их лекции, рассказы, сопровождающие находки или места где мы бывали, я и не заметил, как освоил естественные и прикладные науки, натурфилософию, основы различных верований и религиозных течений. И хотя увлекали меня совсем другие сферы деятельности, под влиянием родителей, я как-то незаметно, между делом, закончил экстерном школу, несколько вузовских курсов и защитил степень доктора наук.
Родители были очень подвижны и спортивны. Я не припомню ни одного лета, когда бы мы не лазили по скалам, не ныряли с аквалангами, не проходили километры дорог на лошадях, верблюдах или велосипедах, а однажды даже на слонах. Мы путешествовали по городам, замкам, церквям, монастырям, религиозным общинам… Именно родители посоветовали нам с Фруми провести несколько отпусков в буддистском монастыре, где впоследствии родился Лёнечка.
Я задумался. Воспоминания, сквозь толщу лет и нового опыта, сложились в стройный рисунок, словно картина, написанная крупными мазками, когда вблизи видишь одну какофонию пятен и только издали – мастерски переданную реальность. Создавалось впечатление, что родители готовили меня именно к этой, постапокалиптической жизни.
Но почему же тогда они погибли?! Петерс сказал, что несущий прасилу не может умереть, если не передаст её своему потомку. Но это значит… Мне стало не по себе, и я пошёл к Петерсу.
– Вот ты и научился не только задавать вопросы, но и отвечать на них, брат, – обнял меня за плечи Петерс. – Наш отец прожил настолько длинную жизнь, что тебе пока и представить это сложно.
– Наш?! То есть ты и в самом деле мой брат?!
– А ты ещё сомневаешься?! – рассмеялся Петерс.
– Но родители никогда не рассказывали мне…
– Ты был слишком молод и занят собой, чтобы услышать и понять их. Разве они не говорили тебе, что легенды и сказки не вырастают на пустом месте, что невозможно придумать то, чего не существует, что мир не совсем такой каким кажется?! Но у тебя на всё было своё мнение и они не хотели тебя ломать.
– Дети в Холмограде говорили мне, что они единое целое, и теперь, когда ты рассказал о ментальной связи Людей Народа, я понял истинную природу этого единства. Но почему же я был вне связи?
– Видишь ли, в тебе странным образом уживались громадная работоспособность и неаккуратность, стремление к анализу и неспособность практического применения полученных результатов, острый ум и рассеянность, мудрость и неистребимая наивность в купе с упрямством: прислушиваться только к собственному мнению. Однажды, ещё в начальной школе, когда в твоём присутствии учитель поздравил директрису с днём рождения, отпустив ей при этом парочку комплиментов, ты подошёл к ним и заявил, что он врёт, а потом рассказал, что он думает о ней, в этот момент, на самом деле. Отцу тогда с трудом удалось замять скандал, сославшись на то, что это его вина и он не позволит тебе впредь смотреть взрослые фильмы. Потом, когда отец решил тайно встретиться с праправнучкой, ты рассказал матери, что отец обманул её, что он был не на работе, а в кафе с какой-то тёткой. А уж когда ты, восьмилетний мальчик, заявил директору института, что напрасно его сын планирует защитить докторскую на материалах, собранных твоей матерью, отец решил, что для всех будет лучше, если тебе временно заблокировать ментальные связи.