Интересно, мне показалось, или голос некроманта в действительности вдруг дрогнул, будто Гарольд лишь в последний момент сдержал предательский всхлип? Что это с ним?
Но Гарольд почти сразу взял свои чувства под контроль. На мгновение зажмурился, а когда он вновь посмотрел на меня, то его лицо напоминало каменную маску — ни намека на какие-нибудь эмоции.
— Вы не понимаете! — от волнения я вновь перешла на официальный тон. — Виер Гарольд, мой отец просто не мог никого предать, потому что почти не покидал нашего дома. Ну на кого он мог шпионить и какие секреты мог передавать, если он ни с кем не общался? Но самое главное: я не верю, что мои родители покончили с собой! Отец был настроен более чем воинственно. Он утверждал, что сумеет доказать, будто стал жертвой наговора. И я верила ему. Кто угодно мог подтвердить, что в нашем имении никогда не было никого постороннего!
Судя по всему, моя яростная тирада в защиту погибших родителей произвела впечатление на Гарольда. Он опять смежил веки, но при этом его пальцы нервно барабанили по подлокотникам кресла, доказывая, что некромант не дремал, а усиленно думал о чем-то.
— Что насчет твоей матери? — вдруг спросил он.
— Что? — недоуменно переспросила я, несколько ошарашенная столь резким поворотом разговора.
— Что ты можешь сказать о своей матери? — терпеливо повторил Гарольд, впрочем, по-прежнему не глядя на меня. — Насколько я помню, виера Ардали Артьян очень любила всевозможные приемы и светские рауты. Бал не был балом, если на нем не присутствовала графиня Артьян. Или хочешь сказать, что твоя мать тоже несколько месяцев до обвинения не покидала имение?
Я озадаченно молчала. Моя мать… А какое, собственно, отношение она может иметь ко всему этому? Если я с трудом, но все же была в состоянии поверить, будто мой отец натворил глупостей, то в случае с моей матерью все это превращалось в полнейший бред!
— Я не понимаю, на что вы намекаете, — наконец, тщательно подбирая слова, проговорила я, по-прежнему обращаясь к Гарольду исключительно вежливо, словно нас ничего не связывало. — Моя мать… Да, она любила светскую жизнь, но была крайне далека от политики…
— Да при чем тут политика! — раздраженно перебил меня Гарольд и соизволил посмотреть на меня. Правда, тут же прикрыл глаза ладонью, словно ему досаждал свет плавающей неподалеку магической искры. Продолжил, не пытаясь скрыть ядовитых ноток в голосе: — Милая моя Хеда, я прекрасно знаю, какие слухи ходили в высшем свете Хельона о твоей матери. Наверное, я огорчу тебя, но она даже не думала хранить верность твоему отцу.
— Не может быть! — Я не выдержала и вскочила на ноги, от гнева забыв о своих несчастных щиколотках, которые тут же налились опасным огнем. Процедила, презрительно глядя на вальяжно рассевшегося некроманта, который хоть и не смотрел на меня, но улыбался: — Не смейте говорить гадостей о моей матери! Вы не имеете никакого права…
— «Ты не имеешь никакого права», — насмешливо исправил меня Гарольд. — Хеда, мы вроде бы уже договорились избавиться от излишнего официоза в общении. Или тебя настолько оскорбили мои слова о твоей матери?
— Да, настолько! — воскликнула я, даже не пытаясь приглушить ярость, от которой так и зазвенел мой голос. — Моя мать…
— Я спал с твоей матерью, — не дал мне договорить Гарольд.
После этого признания в комнате воцарилась тишина. Я смотрела на некроманта, некрасиво открыв от удивления рот, и не желала верить своим ушам. Он спал с моей матерью? Неужели он и ее каким-либо образом принудил к этому? Но почему она не пожаловалась моему отцу и своему супругу? Да граф Греге этого жалкого некромантишку в порошок бы стер!
— Между нами все происходило по взаимному согласию, — поспешил добавить Гарольд, видимо, догадавшись, о чем я думала в этот момент. — Я готов поклясться своей колдовской силой, что не было никакого принуждения! — Хмыкнул и добавил с кривой ухмылкой: — Точнее, было, но, скорее, с ее стороны. Да твоя мать, Хеда, буквально насильно затащила меня в постель! И после первой же совместной ночи полностью потеряла ко мне интерес.
— Не может быть!
От волнения горло настолько сжалось, что я была не уверена, прозвучало ли это вслух.
— Ты сказал, что не был представлен моей матери, — чуть громче напомнила я, откашлявшись. — Получается, солгал?
— Не хотел огорошивать тебя столь неприятным известием с первых минут знакомства. — Гарольд пожал плечами. Добавил со слабой усмешкой: — И потом, в некотором смысле я сказал правду. Ну, с небольшой оговоркой. Я действительно не был представлен твоей матери официально. Да, однажды мы переспали друг с другом. Но после этого твоя мать предпочитала демонстративно не замечать меня. — Гарольд немного подумал и завершил: — Если честно, это даже немного огорчало меня. Но потом я понял, что стал не единственной так называемой жертвой твоей матери. Она любила вертеть мужчинами по собственному разумению.
— Не может быть, — растерянно повторила я, отказываясь верить во все это.
— Может, может. — На губах Гарольда гуляла сочувственная улыбка, хотя он по-прежнему предпочитал сидеть с закрытыми глазами. — Прости, Хеда. Я понимаю, насколько неприятно тебе это слышать. Но все было именно так. Твоя мать… В общем, она не отличалась особой разборчивостью в связях. Ты бы знала, какие слухи гуляли о ней и ее многочисленных любовниках в высшем свете! Повезло, наверное, что твой отец не любил все эти светские мероприятия и предпочитал сиднем сидеть у себя в имении. А скорее всего, он просто догадывался о горячем нраве своей женушки и позволял ей таким образом сбросить пар. Так сказать, даровал ей негласное разрешение.
Я буквально рухнула обратно на кровать, с которой недавно вскочила. Измученно застонала, схватившись за виски.
Самое противное заключалось в том, что в глубине души я знала: Гарольд прав. Он не пытается опорочить мою мать, он просто рассказывает, как дело обстояло в действительности. Но ведь я и сама частенько замечала… странное. Хотя бы то, что все слуги мужского пола задерживались у нас всего на месяц, редко дольше. А однажды я не вовремя зашла в конюшню, желая побаловать любимую кобылу сладкой морковкой, и увидела…
Я запретила себе вспоминать ту омерзительную сцену: моя мать стоит на коленях перед полуобнаженным конюхом и жарко дышит, лаская его вздыбленное достоинство языком и губами. Пот блестит на мускулистых плечах мужчины, и одной рукой он придерживает голову моей матери, не давая ей отстраниться. Не думаю, что они заметили меня. Почти сразу я развернулась и выскочила прочь. Правда, мне показалось, что вечером мать как-то странно смотрела на меня и то и дело порывалась о чем-то спросить, но так и не решилась.
А еще через неделю конюх получил полный расчет, и несколько лет после этого я жила в полной убежденности, что мне все это лишь померещилось. Солнце в тот день особенно жарко палило. Наверное, мне просто слишком сильно напекло голову, раз я стала видеть несуществующее.
Я со злостью взглянула на Гарольда и вздрогнула от неожиданности, когда заметила, что он тоже смотрит на меня, с любопытством подмечая мою реакцию на свои откровения. Правда, почти сразу он вновь прикрыл ладонью красные, воспаленные глаза.
— И все равно я не понимаю, какое отношение поведение моей матери может иметь к произошедшему, — упрямо проговорила я, естественно, даже не подумав рассказать некроманту о том, что вспомнила.
И вообще, я ничего не видела в тот день! Просто, по всей видимости, на меня слишком сильное впечатление произвело это невеселое и страшное происшествие. Или же Гарольд каким-либо образом заколдовал меня, внушив то, чего не было…
Гарольд не торопился отвечать. Он опять забарабанил пальцами по подлокотнику, словно прикидывал в уме, стоит ли продолжать столь неприятную для меня беседу.
На какой-то жуткий миг мне почудилось, будто он сейчас хмыкнет и обронит, мол, забудь о том, что я тебе рассказал. Но почти сразу после этого Гарольд глухо заговорил.
— Прости, что заставляю тебя выслушивать все это, — произнес он. — Это наверняка очень больно для тебя.
После чего надолго замолчал. Даже его пальцы, непрерывно постукивающие по подлокотнику, замерли.
— Я должна знать! — взмолилась я, осознав, что Гарольд в этот момент принимает решение — стоит ли продолжать. — Пожалуйста, Гарольд! Все эти месяцы я жила лишь надеждой на мщение. И я обязана услышать, как дело обстояло в реальности, иначе я никогда не найду виновников…
— Бедная маленькая девочка, — чуть слышно обронил Гарольд. — Да ты хоть представляешь, против кого собралась бороться? Тебя просто прихлопнут, как надоедливую муху. Просто чудо, что вместе с твоими родителями заодно не убили тебя и Дирка!
— Тем более, — упрямо сказала я. — А вдруг те, кто убил моих родителей, осознают, какую страшную ошибку совершили, оставив меня в живых? Мне нужно знать, с какой стороны надлежит ожидать опасность!
Гарольд тяжело вздохнул. Приоткрыл слезящиеся глаза и опять глянул на меня.
— Возможно, я делаю огромную ошибку, — наконец, спустя несколько секунд, протянувшихся для меня целую вечность, сказал он. — Но в чем-то ты права. Что же, вот твоя правда. Твоя мать была любовницей королевского наместника. Причем весьма продолжительное время.
Я онемела от этого известия. Моя мать и виер Аргас Реган? Нет, не может быть! Моя мать — хрупкая, изящная, даже после рождения двух детей сохранившая тонкую талию и высокую упругую грудь. И виер Аргас — коротконогий и кривоногий толстяк с глянцево блестящей лысиной и гнилыми зубами.
— Насколько мне известно, их связь длилась больше года, — проговорил Гарольд. — Об этом знал весь свет Хельона. На каждом балу твоя мать танцевала только с Аргасом. Тот прилюдно дарил ей очень дорогие драгоценности. Поговаривали, что однажды ей даже пришлось прибегнуть к помощи целителя, когда женские дни не пришли вовремя. Иначе у тебя вполне мог появиться еще один братик или сестричка, правда, зачатые не от твоего отца.
Я прикусила губу, не позволяя стону сорваться с моих губ. То, что говорил Гарольд, было настолько мерзко, настолько отвратительно… А самое страшное: в глубине души я не сомневалась в том, что он не врет. Прошлый год действительно был очень непростым для нашей семьи. Отец старался не повышать голоса при мне, но пару раз я слышала, какие скандалы он устраивал матери. И недаром он вообще отказался сопровождать ее на балы. Видимо, понимал, что за его спиной светское общество будет потешаться над ним. Мол, несчастный не ведает, что творится под самым его носом.
Перед моим мысленным взором опять встала моя мать, Ардали Артьян. Высокая, стройная, с водопадом черных блестящих волос, которые она предпочитала убирать в сложную прическу, состоящую из множества косичек.
— Если все так, то почему виер Аргас так жестоко поступил со своей любовницей? — спросила я, внутренне уже примирившись с этой новостью.
— Примерно за неделю до того, как весь высший свет Хельона потрясло известие о государственной измене твоего отца, Аргас бросил твою мать, — ответил Гарольд. Честно добавил после краткой паузы: — Понятия не имею, что за черный ворон пролетел между ними. Но на последнем балу, когда я видел твою мать, она вовсю кокетничала с другими мужчинами, в упор не замечая королевского наместника. И тот вроде бы не особо страдал по этому поводу. Поэтому я и решил, что решение расстаться принадлежало именно ему.
— А если нет? — перебила его я. — Если это мать бросила его, осознав, насколько дурно поступает с моим отцом? И тогда Аргас мог затаить обиду и решить отомстить…
— Поверь мне, Хеда, неверным любовницам не мстят настолько жестоко, — перебил меня Гарольд, как-то странно усмехнувшись. — Даже если ты права, и виера Ардали на самом деле наставила рога Аргасу, что, вообще-то, было вполне в ее характере, то королевский наместник ни за что не вовлек бы в свои разборки твоего отца и уж тем более не приговорил бы двух человек к смертельной дозе яда. Это происшествие наделало слишком много шума, я слышал, что присылали следователя из самой столицы, который досконально разбирался во всем этом. И, говорят, свидетельства предательства твоего отца были действительно неопровержимыми.
— Я не верю, — упрямо повторила я и поджала губы.
— Аргас мог приказать избить твою мать, мог сделать так, чтобы она навсегда осталась изуродованной. — Гарольд пожал плечами, словно удивлялся моему упрямству. — Но зачем ему мстить твоему отцу? Тот, напротив, изо всех сил пытался не мешать любовникам развлекаться, хотя наверняка знал, что происходит. — Помолчал немного и задумчиво продолжил, явно увлекшись своими рассуждениями вслух: — Твою мать было тяжело назвать молчаливой. Наше так называемое знакомство не продлилось особенно долго, и то под конец от ее трескотни у меня разболелась голова. Да и Аргас — тот еще любитель поговорить, особенно если выпьет достаточно вина. Полагаю, те сведения, которые твой отец передавал на сторону, он получал именно от нее. Некоторые мужчины любят откровенничать со своими любовницами…
— Неправда, — совсем тихо произнесла я, ощутив, как на глазах закипают злые слезы обиды. — Я не верю, что мой отец был предателем.
— Возможно, он пытался таким образом отомстить королевскому наместнику, — вкрадчиво проговорил Гарольд. — Полагаю, его вряд ли приводили в восторг похождения твоей матушки. Ветвистые рога на голове не украшают мужчину.
Я опустила голову, разглядывая пушистый бежевый ковер под ногами. Я не хотела верить Гарольду, но не могла вечно закрывать глаза на страшную правду. Моя мать действительно была неверна моему отцу.
— Пусть так, — чуть слышно произнесла я. — Пусть мой отец был предателем, а мать — развратницей. Но я все равно не верю, что они покончили с собой! Моя мать наверняка рассчитывала, что могущественный любовник постарается спасти ее…
— Твой отец мог заставить ее выпить яд, — опять не дал мне договорить Гарольд. — Так сказать, поставил впечатляющую точку в этой затянувшейся жизненной драме. Отомстил и любовнику, поскольку, если верить слухам, дела у виера Аргаса сейчас обстоят хуже некуда. Сразу после той истории он впал в королевскую немилость. Отомстил и неверной жене. И сам с честью покинул этот мир.
— А мы? — почти беззвучно выдохнула я. — Я и Дирк? Он не мог не подумать о нас…
И тут же осеклась, уже осознав, каким будет ответ Гарольда. Если все так, как он говорит, то отец скорее всего сомневался, что я и Дирк — от него. Помнится, как раз в последний год его отношение ко мне сильно переменилось. Если прежде он позволял мне почти все, то в последние месяцы перед смертью внезапно начал сторониться меня. А иногда я ловила на себе его тяжелый изучающий взгляд, словно он пытался найти в моем лице какие-то черты… Но, право слово, тогда я даже предположить не могла, что правда окажется настолько чудовищной. Просто решила, что отец внутренне готовится к моему скорому замужеству и к тому, что совсем скоро я неизбежно покину родной дом.
— Я не верю, — невесть который раз за этот жуткий вечер протянула я, и первая слезинка все-таки не удержалась на моей ресничке и скатилась вниз по щеке.
— Мне очень жаль, Хеда, — с искренним сочувствием, как мне показалось, протянул Гарольд.
В комнате ненадолго воцарилось молчание. Я больше не хотела, не могла продолжать эту беседу. Слишком страшным оказался ее итог.
— Я искала в твоей комнате книги по искусству вызова мертвых, — сказала я, решив до последнего не сдаваться. — Ты некромант, ты можешь призвать души моих родителей. Пусть они сами расскажут мне, как дело обстояло на самом деле!
— А стоит ли? — с явным скепсисом отозвался Гарольд. — Хеда, рассуди сама: сейчас у тебя остается хоть мизерная, но надежда, что в реальности дело обстояло совсем иначе. Что я наврал тебе, из вредности наговорил всяких гадостей про твоих родителей. Иногда надежда — это единственное, что дает силы жить. Представь, каково тебе будет, если вдруг окажется, что все это — чистая правда. Если твой отец, глядя в глаза, признается, что убил жену и покончил с собой из-за ревности. Надо ли тебе это? Не легче ли и не лучше ли отказаться от этой правды?