-Прости, Лада. Притомил я тебя. – Говорит, а в глазах печаль стоит. – Не сам жеребца погоняю, думки тяжелые его гонят.
Вздохнул. Чтобы отогнать от себя тягостные воспоминания.
-Здесь, совсем близко, городище когда – то стояло, объедем его стороной и остановимся.
Влада удивленно подняла брови.
-А почему не в городище?
-Мертвое он, Влада. И мертвых похоронить было не кому.
Не громко, но требовательно проворчал по бэрьи, подзывая Ягодку, но бэр не отзывался. И Радогору пришлось повторить зов, а спустя не много времени услышали, явно не довольный, голос бэра, а вскоре увидели и его самого. Подошел к Радогору, обиженно ворча и отводя глаза всторону.
Радогор, ссловно не слыша его ворчания, свесился с седла, наклонился к бэру и заурчал, властно и требовательно, в ухо. Ягодка слушал его, низко опустив голову и переминаясь с ноги на ногу, и изредка мотая головой. Наконец, Радогор выпрямился и повернулся к Ладе.
-Дальше пойдешь за Ягодкой. А я наскоро добегу до городища и догоню вас. Взведи самострел и держи на седле, чтобы всегда под рукой был. – Сказал он таким голосом, что желание спорить пропало сразу.
Да, пропало бы у кого другого, но не у нее.
-А ты? – С независимым видом спросила она.
-В городище наведаюсь. – Ответил он, выпрыгивая из седла. – Хоть и не близкие, а родичи. Коня в поводу поведешь.
И растворился в черном лесу. Был, был и нет. Ветка не хрустнула под ногой и лист на дереве не шевельнулся. Словно не человек, а морок, тень бесстелесная прошла. Влада чуть не разревелась от обиды. Попробуй, узнай теперь, какой дорогой побежал. И если там, в городище, все мертвые, зачем ему лук и стрелы?
Повернуласьк бэру и с мольбой заглянула в его рохотные, умные глазки.
-Пойдем следом, Ягодка? Поругает немного, не поколотит же?
Бэр, как ей показалось, выслушал с пониманием, вдумчиво глядя в глаза снизу вверх. И не дослушав, повернулся туда, где только, что скрылся Радогор. Деревья, там, где он прошел, стояли так часто, а трава была настолько высокой и густой, что ей скоро пришлось слезть с коня и вести его в поводу. Носкоро и так идти оказалось не просто. К тому же и бэра в густой траве было почти не видно. Не смотря на всю кажущуюся неуклюжесть, бэр умел ходить бесшумно и не заметно, не уступая в этом Радогору. И она снова забралась в седло, вынашивая в душе коварные планы мести, которые она обрушит на голову Радогора, как только он появится рядом. Но, может, и не сразу, а со временем. Если не забудет. Или не простит.
А Радогор даже не подозревал, какие мысли приходят в ее голову. Бежал, не останавливаясь и не замечая высокой травы и жесткого, колючего кустарника, пока не увидел за деревьями темную стену тына. И перешел на легкий бесшумный шаг. Так матерый зверь скрадывает, схоронясь в траве, свою добычу, а та и не подозревает, что еще шаг и безжалостные клыки разорвут ее горло. Остановился за просторным деревом и одним взглядом окинул все городище.
Нет, не напрасно казалось ему, что лес тревожится, что шепчет ему в ухо сторожкие слова, что пытается пробиться к его взору неясными видениями. Ворота в городище наглухо заперты. А в ноздри лезет запах дыма, густо перемешанного с запахом тлена разлагающихся тел. Уши ловят лошадинный храп. Прав был, когда говорил Смуру, что если не он, то его…
Скрываясь в траве, метнулся от ворот от дерева к дереву, пробежал до угла тына. Попытался сознанием пробиться за тын, в городище, но сознание по непонятной причине оттолкнулось от стены и метнулось за спину. И взгляд скоро уловил слабые, еле различимые в призрачном свете луны, тени. Без труда узнал в них тех, кто должен был в это время шагать совершенно в другую сторону.
Отступил на несколько шагов назад и в руках его появились ножи. Разбежался, прыгнул на стену и сделал по ней вверх несколько быстрых шагов. На последнем шаге всадил нож в дерево и подтянулся. И сразу же воткнул нож левой рукой рукой, выдирая из бревна правый… До верхнего края стены добрался быстрее, чем думал. Качнулся телом и перебросил его на другую сторону тына. Разжал пальцы и, мягко, по кошачьи, упал в траву, перекатился через голову и растянув тело в длинном прыжке, перелетел к воротам, ловя взглядом стражу на воротах. Но раньше, чем глаза нащупали их силуэты подле ворот, об их присутствии оповестил его густой, нестерпимо ядреный запах давно не мытых тел и винного перегара.
Еще бросок и нож сорвался с его ладони, целя через жиденькую бороденку под подбородок. А сам он перекатился через плечо, выпрямился за спиной стража который с недоумением следил за тем, как валится на землю его приятель.
-Так ни чего и не поймет! – С сожалением пробормотал Радогор. – А хотелось бы…
И шейные позвонки хрустнули под его руками. А тело мягко осело к воротам. Кони, чувствуя не ладное, перестали хрупать травой и беспокойно всхрапывали, прядая ушами. Кони, он это точно знал, умеют распознавать запах смерти. И сам всхрапнул, успокаивая их не очень надеясь, что удастся обмануть чутких животных. Но, как ни странно, поверили и успокоились.
Вернул нож в ножны и в несколько длинных прыжков подобрался к первому жилищу. И прислушался, зверея, к пьяным, беззаботным голосам. И верно, подумалось ему. Какая может быть забота? Во все стороны мертво, куда не пойди. Хорошо еще, что мертвых вынесли. И не вынесли, выбросили и свалили в кучу, не убоявшись безвинно загубленных жизней.
Сердце дрогнуло и забилось гулко и яростно. Зубы стянуло, как судорогой. Но глаза видели все ясно и четко, словно над головой не глухая ночь нависла, а светлый день и яркое солнце.
Слился с землей, вжав в нее тело, чтобы одним броском кинуть его к запертым дверям. Но не успел. Двери с грохотом распахнулись от удара ногой и показалась голая бритая голова. И сразу же с пьяным хохотом рядом выросла другая… отталкивая друг друга ударили в землю в две струи, выливая содержимое желудков.
-Могли бы и там, под крышей! – Зло проворчал Радогор, морщась от мерзких запахов.
Дождался, когда за ними закроется дверь и уже, не скрываясь, рванулся к дверям и подпер их, внушительного размера, колом. И не задерживаясь, перебежал к другому жилью. Но там было тихо.
«Или упились. – Подумал он. – Или все в одно забились».
Но подпер, чтобы не рисковать, и эти двери.
Так же быстро управился и с осталными жилищами. Вернулся к тому, с которого начал. Через волоковые окна доносились пьяные голоса и неистовый рев. В мозг ударила горячая волна. Вытянул перед грудью обе ладони, направив на волок.
-Духи огня! Вам эта жертва! – Хрипло выдохнул он. – Возьмите их всех. Не отверните лиц своих от последнего из рода Бэра.
И с его ладоней в волок полилось жаркое тягучее пламя. И уже не пьяный рев, вой, исполненный животного страха и ужаса, рванулся из окна в его уши. А он прыгнул на крышу жилища и хлестнул огнем во все стороны, следя за тем, как пламя заливает все городище.
Двери жилища трещали под напором человеческих тел. Но где же им было справиться с плахами в половину дерева? Его лицо исказила гримаса застарелой боли, а из горла вырвался не торжествующий, мстительный смех, а рев могучего бэра, который вышел победителем из смертельной схватки.
Казалось, чуть губы разжал, а его рев долетел до ушей Влады. Услышала прежде того, как над лесом, совсем близко, взметнулось неистовое пламя. Побледнела и заторопилась за Ягодкой, который бежал впереди лошадинным скоком, высоко вскидывая зад, и ревел вовсе горло. А неистовый рев разъяренного бэра рвался сквозь бушуюшее пламя, чуть не опрокинул ее на спину. Но с трудом удержалась, хотя едва не выпустила повод из рук.
Ягодка, услышав знакомый голос, совсем потерял голову. Снес толстую лесину плечом и покатился к открывающимся воротам. И остановился, взвыв от бессилия. Из ворот, прямо на него, летели вскачь, обезумевшие от страха, кони. А следом за ними выпрыгнул и сам Радогор. Глаза пылали огнем. С одежды на землю сыпались искры. Быстро, но без суеты, надавил плечом на створку ворот, затем на другу. Поискал вокруг себя что – то глазами и крикнул бэру, совсем не удивившись его появлению.
-Подопри плечом, Ягодка!
Отпрыгнул от ворот и выдернул из ножен меч. В два встречных удара свалил молодое дерево. Так же быстро отсек вершинку и ветви. Легко подхватил его руками и упер одним концом в землю, а другим в створки ворот. А затем ударом ноги осадил его ниже, от чего створки ворот прогнулись в обратную сторону. И тщательно, как после тяжелой и грязной работы, стряхнул с ладоней пыль и грязь.
-И да, скитаться же вам отныне и пока мир стоит, не зная покоя ни днем, ни ночью. Ни на земле, ни под землей. Пусть будет мое проклятие не рушимо пока живу, и когда жить перестану. И пусть отсохнет язык у каждого, кто осмелиться снять его. Да услышан буду отцом нашим Родом, и прародителем Бэром. И пусть не пройдут мои слова мимо древа – отца!
Не отводя взгляда от пылающего городища, откинул руки за спину и Влада, догадливо, выложила в них повод. Ступил ногой в стремя и бросил себя в седло.
-А вицей по голым холкам не желаете ли, госпожа княжна? – По прежнему не глядя на нее, холодно и размеренно, спросил он. – А ну, как в спину бы ударили?
-Так я же за тебя тревожилась! – Возмутилась Влада.
И побледнела от обиды так, что губы затряслись.
Но Радогор был неумолим.
-Еще раз ослушаешься, усажу на спину бэра, такого же неслуха, как и ты, и отправлю домой. – Сурово закончил он. – Ты мне живая нужна. Каждый день и до конца жизни.
За все время, пока говорил, даже глаз на нее не поднял. Словно не с ней, с пустым местом говорил. Ехал впереди, чужой и молчаливый. Несколько раз она догоняла его и пыталась заговорить с ним, ставя Буланку рядом, но всякий раз он уходил вперед, даже не повернувшись к ней.
Под самое утро остановился. И все так же молча, натаскал сухих веток и разжег огонь, пока она выкладывала припасы на холстину. Но есть не стал. Разгрыз несколько сухарей. Запил их противной теплой водой и лег на спину, привычно сцепив руки под головой. Влада не чувствовала за собой особой вины. Точнее сказать, она вообще ни чего не чувствовала, кроме обиды. Но изобразила на лице смирение и осторожно привалилась к нему. Радогор и головы не повернул. Обреченно вздохнула и провела ладонью по его щеке.
-Если тебе легче станет, высеки меня, Радо, но только не молчи. Я сама и вицу тебе сломлю, и портки сниму. – Прошептала она, не без причин полагая, что ни какая вица не коснется ее ягодиц. Разве только его ладонь, да и то для того, чтобы нежно погладить. И потянула рукой ремень, растегивая пряжку. – Хоть каждый день секи меня, а я и на шаг от тебя не отстану.
Притянул ее к себе рукой и стиснул так, что она болезненно охнула.
-Не на тебя зол. На себя. – С видимой неохотой, проговорил он. – Пожег их, а радости на душе нет. Одна горечь, словно дурных ягод наелся. Родичей моих чужая смерть не вернет. А когда убивал, думал, забудется и отпустит. На сердце же и того тоскливей стало. От того и вицей пригрозил.
Обрадовалась. Заговорил, значит, отпустило. Просто сам еще об этом не догадывается.
-И сечь тебя не собирался… - Провел рукой по, туго обтянутым мягкой кожей портков, ягодицам. – Такую то красоту… и вицей.
Влада придвинулась к нему еще теснее, чтобы ловчее было ему рукой дотянуться до ее красы.
-Ополоумел от ненависти, нашумел, себя им явил. – Продолжал Радогор. – Теперь, если огонь увидели, сторожиться будут. А нам еще сколько дней показывать себя не надо бы.
«Кто бы говорил, что ополоумел! Шагу не сделает просто так, чтобы не угадать, куда его сапог ступит. А когда озлится, так и то видит, о чем другие и не догадываются». – Подумала Влада, блаженно вздыхая под его сильной рукой.
Лежала тихо, не перебивала, давая выговориться. Губы осторожно касались его лица, а пальцы зарылись в волосы.
-Завтра с другой стороны зайдем. – Уже сонно пробормотал он. От Вранова жилья. Заодно и дедко на тебя посмотрит.
Замолчал, засыпая и уже сквозь сон пробормотал.
-От края леса не ждут…
Как уснул, так и проснулся. Оторвал голову от изголовья и как сроду не спал. Глаза ясные, чистые. Взгляд быстро нашел в поднебесье врана. Поднял с холстины сухарь с куском холодного мяса и заторопился к лошадям.
-До потемок успеть надо, Влада. – Пояснил он княжне. – Круг большой придется делать, чтобы не заметно подобраться.
Нетерпеливо позвал бэра, не забыв проворчать.
-Домом запахло. На месте бурому не сидится.
Влада не спорила. И не то, чтобы помнила о вчерашней угрозе хворостиной, к тому же и оказавшейся пустой. Понимать начала, что закончилась легкая прогулка с ночевками под ольхой или густыми приветливыми ветками. А Радогор приторочил к седлу мешок с припасами и усадил ее на спину Буланки.
-Сколько их было, Радо? – Спросила она, вставая на стременах и вытягивая шею, словно пытаясь разглядеть за плотоной стеной деревьев, слабый дымок от сгоревшего городища.
-Не знаю, не видел. – Скупо отозвался он. – Двое были у ворот, еще двое выходили… остальные пировали в жилищи. Там и остались.
Влада припомнила, несущих на них из ворот городища, перепуганных коней и похолодела. Если судить по их числу, в городище сгорело не меньше двух сотен человек.
-Может быть. Не считал. Не знаю. – Неловко пробормотал он, услышав ее мысли. – Мы их сюда не звали. Сидели бы у себя в поле, до самой бы смерти дожили.
Слова Радогора показались ей убедительными, хотя и звучали немного странно. Или не привычно. Дома ли, не дома, а здесь как раз и дожили до смерти. Да еще какой! Прямехонько дым до вирия донесет.
-Не донесет! – Глаза Радогора налились стужей. – И нет у них вирия.
-Как нет вирия? – Изумилась Влада, а в ее глазах появилась жалость. – А где же их души живут после смерти?
Радогор с полным равнодушием пожал плечами.
-А кто мне скажет, есть ли у них души? Вынесли из жилища убитых, свалили в кучу у порога и ну пировать. Азве мыслимо такое, если есть душа?
Кони несли их коротким не спешным галопом, не мешая беседе.
-Если живой и сердце бъется, то и душа должна быть. – Убежденно возразила она. - Но только совсем другая. Черная!
Радогор, соглашаясь с ней. Кивнул головой.
-Дедко Вран говаривал, что нет у них не погребения, не погребального костра. Когда кто умрет, увезут в поле и бросят там. Чтобы птицы расклевали, чтобы звери растащили. А что от них останется, то муравьи, жуки или черви догложут. И попробуй, тогда узнай, где душа приют нашла. А когда набольший человек умирает, то жертвы творят людьми. Сгонят их в круг, дадут в руки по мечу и ждут, когда они друг друга поколют, посекут. А тех же, кто уцелеет, сами копьями, либо стрелами побьют.
Говорил спокойно, отстраненно. И от его спокойствия Владу холодом сковало. Сидела в седле, глядя на него широко раскрытыми глазами, до боли стиснув поводья в руках.
-А если жук навозный ту душу проглотит?
-Старый волхв говорил, что есть место на земле, где поклоняются тому жуку, как богу. И даже дорогу уступают. Великий труженик тот жук, говорят. Вырежут из крепкого дерева или камня и на шею повесят для счастья. А, может, как оберег.
-Навозного? – Удивилась она и рот ладошкой от отвращения закрыла.
Радогор, все с тем же равнодушием. пожал плечами.
-Мы же чтим бэра. Родичем его зовем. А у кого то змея в родичах ходит. Или волк. Или тур.
Влада задумалась. И от усердия чуть губу не прикусила. Но так и не додумалась, почему бы людей, пусть и мертвых, над на съедение зверям оставлять. И прочим гнусным тварям. И уж совсем что – то дельное на языке появилось, когда Радогор глазами заставил ее замолчать и круто завернул в лес. Проехал с сотню шагов и остановил коня.
-Здесь стой! – Свистящим шепотом приказал он. – Затаись за деревом и, если что, самострелом встретишь. Я скоро.
Зажал в левой руке лук и исчез за деревьями. Влада хотела было ринуться за ним, но пока привязывала лошадей и взводила самострел, время ушло. С трудом удерживая слезы обиды, прижалась к дереву. Водя самострелом по сторонам.