Дело шло уже к осени. Трава местами пожухла и выгорела, ощетинилась бурыми жесткими стеблями. Но все еще вокруг пестрело разноцветьем. Девичий взгляд без ошибки узнал знакомые цветы, но больше было тех, которые она не знала. И терпкий горьковатый запах защекотал ноздри.
Не очень весело пропел он и усмехнулся. Память заработала как… старая заезженная пластинка.
-И что бы не жить? Земли не впроворот. Хоть хлеб сей. Хоть скотину паси. А хочешь, и то и другое сразу. Так нет же! Душа просит побыстрей и все сразу.
Кому сказал? И сказал ли или только подумал?
Навис над лошадинной шеей, глядя в землю, прислушиваясь к себе. Казалось, что не один он, Радогор, двое разом в одной коже уместились. Толкаются, перебивают, мешают один другому. Так и хочется признаться, что башню раз и навсегда сорвало если не знакомые или добросовестно забытые слова на язык ползут. Но, если хорошенько подумать, так ли уж не понятные? И совсем уж чисто по жизни, кого тогда Лада любит? Ольха, Олега? На лицо раздвоение личности. Вопрос, на чьем лице?
-Забудь! – Забрался в мозг женский, ставший уже знакомым, голос. – Тебе не все равно? Сердце не обманешь. А ее тем более. Кроме Радогора ни кого не знает. И парнишка был, мягко говоря, не жилец на белом свете. А ты хоть и умер, а все равно живой. Да на тебе сейчас и раны больше суток не продержатся.
-Спасибо. Успокоила. – Криво усмехнулся Радогор ее словам. – Услышал и дышать стало, как бы, легче. Или типа того.
-Чем могу.
В голосе Мараны угадывалась явная досада.
-Олег ли Ольх, какая разница. Жив и хорошо. Княжну сомнениями не перепугай. – Голос стал озабоченным. – Промашка вышла. Ни как не думала, что память так быстро вернется. А так, жил бы и жил, горюшка не зная. Но не забирать же? Или забрать?
-Ну да, в темную держать. Балбес балбесом.
-Как бы не звался, ты – Радогор. И ни кто иной. А пришла к тебе, когда увидела, что тьма подбирается к твоему сознанию. Жажда мести готова истребить целый народ.
-Таскать, не перетаскать… Вспотеть боишься?
-Хочу, чтобы разум того парня, Олега, которого я подняла из чрева железного зверя, взял верх над мутным разумом Ольха.
-Ты что бормочешь, Радо? – Услышал он далекий голос Влады? – Опять упадешь.
Усилием воли отогнал наваждение и повернулся к ней. Как сквозь туман, увидел, что она зябко ежится. А в ее глазах угадывается озабоченность.
-Как будто в люди голышом выскочила. – Пожаловалась она ему. – Голым голо. Аж голова кружится.
-Привыкнешь. Это по началу всегда так кажется.
Заслоняя лицо Влады, из того же тумана выплыло лицо Повелительницы смерти.
-Зло порождает зло, воин. Одно тащит за собой другое, и конца этому нет. Не позволяй, прошу тебя, мечу овладеть собой, если не хочешь, чтобы Володетель тьмы завладел твоим телом. Пусть в Радогоре будет больше Олега и поменьше Ольха.
Бред сумасшедшего! Глючит по черному. Ольху до такого еще жить да жить! А ему это надо?
Но додумать не успел. Настырная богиня даже паузу не держит. Строчит, как…
-Олег больше видел, больше знает И цену жизни сведал. – И слово в слово повторила его слова. – Ольху до этого еще жить да жить.
-И укрыться не где. – Это уже Влада. Застряла ее мысль на укрытии.
-Помни, воин. Судьба мира на кончике твоего меча. Слетит искра, расколет мир и утопит его в первородном пламени. В том огне, из которого отец Род мир лепил.
-Повторяешься. – Грубо прервал он богиню. – Что же мне сейчас, голову под меч подставить?
Но Мараны уже не было.
-Аж зубы ломит, до чего пробирает. – Снова услышал он голос Влады. – В лесу, как в тереме ходишь. Или в избе. Куда не посмотришь, везде стены. А здесь и присесть не где, как припрет.
-Зато в плечах не жмет. На все четыре ветра воля. Со мной такое в горах было. – Неожиданно для себя признался он. - Весь мир под ногами, облака рядом плывут, а над головой небо, хоть руками в него упрись. И кричать хочется во все горло от счастья. Или от страха.
И сбился, поймав ее удивленный взгляд.
-Во сне должно быть видел.
И замолчал, ушел в себя, стараясь пробиться сознанием в глубины поля. Получилось, хоть и сознание расползлось, как прокосшее тесто по столу. Лошади сбились в табуны, да скот бродит. Волчьим стаям раздолье. Не охота, баловство. Бери подряд. Голод не грозит. Ешь, не хочу… Во всю ширь северной свирепой души, во всю неукротимую дикую мощь развернулся ярл в надежде отворить ворота в Ваалхал. Честно контракт отрабатывает. Запнулся о забытое, но понятное слово и, не весело, усмехнулся. В мозгу мешанина, все перепуталось в доме Облонских. И душу на раскоряку.
Кони оставляют под копытами версту за верстой. Дорога, как меч. Прямая, без изгибов. Не то, что в лесу. Сотню верст можно пробежать без передышки.
-А почему от страха? – Слава Радогора задели княжну за живое.
-Соринкой себя осознаешь. – Неохотно ответил он, возвращаясь к действительности. – Подхватит ветерок и унесет не ведомо куда. А всего обидней и сам того не заметишь
Влада не доверчиво окинула его взглядом.
-Тебя то?
-Величие! Сила первозданная. – Совсем уж неохотно, пояснил он. – Так и хочется шапку снять.
-Я и здесь себя соринкой чувствую. Будто прежде через волоковое оконце на мир смотрела, а сейчас сразу за ворота выскочила.
-Привыкнешь. День, два и замечать перестанешь.
Понять ее было не трудно. Сам так же крутил головой и принюхивался, когда… А, впрочем, лучше не лезть в воспоминания.
-Полынь пахнет, аж в носу свербит. И цветы. Не как в лесу, а как от твоих волос. И голову дурманит.
-Привыкнешь. – Снова повторил он.
Сказал, скорее для себя, чем для нее. Это в его прежней жизни пара, другая сотен или, даже, тысяч верст почти рядом, как за угол завернуть. А для нее мир кончается за кромкой ближнего леса.
Память услужливо подставляла забытые слова и он досадливо морщился. Разум, как тот витязь на распутье. И сюда не сунься, и туда не толкнись. Дернуло же за язык древнюю и всеми забытую богиню. Жил, можно сказать, как человек…
-Забудь. Нет ни Олега, ни Ольха. Ты Радогор!
Она вмешалась, или сам подумал?
-Придет время, сам узнаешь, кто ты есть.
-Радо!
Тревожный голос Влады вырвал его из раздумий. Увлекся переживаниями и упустил что – то важное.
-Вот и все твои сомнения. Для нее ты не Ольх и не Олег, Радогор. И так будет, пока земля вас держит. И для тех, кого за спиной оставил, кто кощуны о тебе складывать будет.
Радоггор дернул бровью и поморщился.
Из ближней балки с яростными криками нещадно настегивая коней на них вынеслись всадники. Копья выставили, мечами размахивают. Намерения на лицах написаны. И намерения, мягко говоря, серъезные.
-Дьявол! – Беззвучно выругался Радогор. – Пока переживал, подставился.
Влада ловко, коловоротом взвела свой самострел и водила им перед собой, выбирая цель.
-Не воины! – Определил Радогор, цепким взглядом скользя по конной ватаге, в которой лишь единицы были в воинской справе.
-А нам не все равно, чье копье целит в грудь?
В голосе не удивления, не страха. Привыкла, что из любой беды пока живыми выбираются. А чаще всего и не подравшись. Но доля истины в ее словах есть, хотя копье копью рознь! К тому же и в промысле своем ребята не новички. Толк в деле знают. Ловко, как по команде, разошлись, зажимая их в кольцо. Добычу сам бог послал. Парень, почти юнец, и девка… Не иначе, как от родительской воли бежали.
Радогор натянул повод, останавливая коня. И достал лук. Упер одним концом в стремя и навалился плечом, набрасывая тетиву. Еще миг и наконечник стрелы поймал первую цель.
-Ребятки! – Без усилий, не напрягая голоса доверительно проговорил он. - Не вы мне нужны. И у меня сегодня постный день. Я не хочу вас убивать. Расступитесь, и живите себе в удовольствие.
Лук заскрипел в его руках.
И надо же было богине говорить по руку?
То ли не поняли, то ли не захотели понять. А, может, решили, что от страха голову потеряли настолько, что и бегством спастись ума не хватило.
-Ну, и ладно. Я сказал, вы услышали. Потом не жалуйтесь. И не обижайтесь.
Пальцы заметались, с обычной быстротой хватая стрелы. Сверкающие на солнце, наконечники прочертили в воздухе широкую дугу.
-Я же предупреждал, что переживать будете.
Лада, успевшая выпустить два болта, с удивлением поняла, что стрелы Радогора сегодня не убивают, а только останавливают нападающих.
-Пропустите, и я пойду дальше. Или я забуду, что с утра добрый и пушистый и начну убивать всерьез и на долго.
Расстояние между ними быстро сокращалось. Еще два, три десятка шагов и жеребец Радогора не успеет взять разгон. Но, похоже, и этого он делать не собирался. Выбросил перед собой руки с раскрытыми ладонями, выдохнул… и тех, кто вырвался вперед, словно ураганом смело вместе с конями.
-Прикрой стрелами, чтобы с боков не ударили. – Крикнул он Владе, и повторил удар. Дикая ругань, крики и испуганное конское ржание слились воедино. А его взгляд безошибочно выравал из толпы того, кто руководил нападением. Вылетел из седла и… исчез. Только те, кто еще чудом держался в седлах, почему то вдруг посыпались на землю. Несколько гигантских прыжков и его тело распласталось в воздухе. Ударил грудью вожака, вышиб его из седла и выпрямился, удерживая его сгибом локтя, а другой рукой держа боевой нож под подбородком.
-Вели, братишка, своей братве бросить оружие. – Велел он. Голос спокойный, и немного разнеженный. – Голову отрежу, чем переживать будешь? Или шею сверну. Тоже не фонтан. Выбирай, что больше по душе.
Пленник от падения с лошади или от неожиданного поворота событий плохо понимал, что происходит. Заворочался, пытаясь высвободиться из его рук и тут же почувствовал как лезвие разрезает кожу.
-Не брыкайся. Порежешься. – Услышал он добродушный и снисходительный голос. – Я редко бываю таким добрым, настолько, что самому противно.
И голосом, не терпящим возражений, распорядился.
-Орлы! Оружие на землю и пять шагов назад. Иначе зарежу, а потом без суеты и лишнего шума убью и вас. И пойду дальше.
В его голосе совершенно не было угрозы, но такой суровой безнадежностью повеяло от его слов, что вожак глазами подал знак своей ватаге. Его подчиненные, те кто продолжал стоять на ногах убрали мечи и опустили копья.
-Я сказал, оружие на землю!
И лезвие ножа еще глубже вошло под кожу, из раны брызнула кровь.
Мечи и копья полетели на землю.
-Ну вот, а ты боялась. Раз, два и снова невинная девица. Масса удовольствия и приятно вспомнить!
Радогор чуть ослабил хватку. А вожак уловил в его голосе явную насмешку и попытался повернуть голову, чтобы разглядеть лицо этого парня, который в мгновение ока чуть не погубил всю его ватагу.
-Ты можешь ехать! – Выдохнул он, с трудом сдерживая ненависть за пережитое унижение. И страха.
-Вот еще! А на ужин хорошего человека пригласить слабо? Воспитание не позволяет?
И не повернув головы, распорядился.
-Коня!
Что – то распознали в его голосе такое, что сразу несколько рук потянулось к поводу его жеребца. Не глядя, принял повод и не касаясь стремян, одним прыжком забросил себя в седло. Взглядом поманил к себе Владу.
-Показывай дорогу, хозяин. Грех от приглашения отказываться.
Влада чувствовала себя неуютно в окружении почти четырех десятков, пусть и раненых и плохо соображающих, мужиков звероватого вида и жалась к Радогору, но держалась бодро.
-Разбойничаем, значит?
Вожак мало по малу начал приходить в себя. По крайней мере настолько, что сумел разглядеть княжескую гривну на груди Радогора.
-Как будет угодно твоей милости. – Угрюмо пробормотал он в ответ.
-Моей милости, милый друг, по барабану, чем ты промышляешь, лишь бы мясо в котле водилось. – Беззаботно отозвался на его слова Радогор. – И чтобы мухи спать не мешали. А там живи, как знаешь, пока с пеньковой тетушкой не спознался. Не моя земля, не моей голове и болеть. Но одно в толк взять не могу, чем промышляешь? От торговых путей далековато, городищ не видели. Прибыль, можно сказать, по нулям.
Вожак запыхтел, пытаясь скрыть раздражение и обиду.
Парень смотрит насмешливо. На губах затаилась улыбка. Но говорил жестко и требовательно. Привык, чтобы каждое слово на лету подхватывали. И вожак сквозь зубы процедил.
-Какое то время назад, твоя милость, на наши стойбища обрушился белый ужас. С дикими криками и ужасными воплями носился он по ним, вселяя ужас и страх в наши души. Лошади срывались целыми табунами и убегали в степь. На скотину напал мор. Коровы, козы и даже верблюдицы перестали доиться. Люди ночью боялись покинуть жилье даже по нужде. Тогда белый ужас начал забираться в наши жилища и шатры, ни днем, ни ночью не оставляя нас в покое. И тогда люди покатились глубже в степь, надеясь там найти спасенье под защитой нашего божественного хакана. Но ужас шел вместе с ними…
-Не плохо. Совсем не плохо! – Пробормотал Радогор, переглядываясь с Ладой. - Свирепая секира честно отрабатывает свой долг.
-Твоя милость что – то изволил сказать? – Вожак смотрел на него с подозрением.
-Да нет, размышляю. А бороться с этим белым ужасом не пробовали?
-Как бороться с теми, против кого бессильны мечи и копья? Руки отказываются поднимать меч и нет силы, чтобы растянуть лук. Страх овладел душами людей. Наши шаманы днем и ночью жгли костры и творили заклинания. И падали замертво, сраженные белым ужасом. А когда он, притомясь, отступал, нападали дикие звери, не страшась ни стрел, ни людей, ни собак. Ты видел по дороге груды, обглоданных до бела, костей. Это то, что осталось не только от нашего скота.
-Ну, если честно сказать, не весь еще скот пал бесславной смертью.
-Люди боялись покинуть становища.
-Но вы то остались? – Не то спрашивая, не то утверждая, проговорила Влада. И не заметно посмотрела на Радогора.
-Хакан всех не укроет, а ужас добрался и до него.
Вожак скосил на княжну недовольный взгляд. Не дело жденщины перебивать речи мужчин. И направил свою лошадь в балку, из которой поднимался слабый, еле заметный дымок. Радогор и Влада последовали за ним.
-Твоя милость не боится возлечь с нами у костра? – В глазах вожака появился злой огонек. Его взгляд уже давно приметил и кошель с золотом на поясе Радогора и его меч с невероятно крупными самоцветами в рукояти.
-Друг мой, на всем, что ты видишь, лежат такие заклятия, что не только взять, смотреть в их сторону остерегись. Верный гроб. Отвечаю. – С добродушной улыбкой ответил Радогор. – А лишних смертей я не хочу. Перебить вас всех я мог еще там, если ты что – то понимаешь в этом. И людей своих предупреди, чтобы рты не разевали. Чревато, знаешь ли, необратимыми последствиями.
Безошибочно угадал костер вожака, выпрыгнул из седла и подставил руки княжне. Но та решила, что не гоже деве – воительнице показывать перед мужиками слабость, ловко перекинула ногу через шею лошади и соскользнула на землю. И вытянула руки над догорающим костром. Дело к осени и вечерами уже довольно прохладно.
-Ну, угощай. Чего стоишь столбом? – Радогор щедро улыбнулся, продемонстрировав два ряда белых, крепких зубов. – Отощали. С утра куска хлеба во рту не было.
-Жеребенок. – Хмуро предупредил вожак, и подцепил концом своего ножа кусок печеного мяса, величиной в две ладони. Пропахшая сладковатым дымком конина источала такой запах, что у Радогора от нетерпения затрепетали ноздри, а желудок жалобно взвыл. Те же чувства, судя по глазам, испытывала и княжна. На глаза, не кстати, попалось бледное, искаженное болью лицо. Опустил взгляд ниже и заметил торчащую из плеча обломленную стрелу.
-С ужином, говорю это, не скрывая сожаления, вождь, придется обождать. – Покачал головой, не скрывая досады. – Сначала посмотрим раненых. И начнем вот с этого малого.