– Княже, вестник из Холмграда!..
2. Сотник Ярослав. Холмград. Седьмой день месяца Липеца
Ярослав был счастливым человеком. По крайней мере, считал себя таким. Его ценил и даже любил князь. К нему по-доброму, без чёрной зависти к быстрому возвышению относились в дружине. Ну, и девки любили. А ещё Род наделил умением сочинять кощуны… Один из них, сопя носом и нахмурив с старании лоб, сотник тщательно выдавливал на бересте сейчас. Слова шли легко и повесть о князе Громе, о том, как он порушил два торингских легиона вместе с их комесом выходила из-под железного стила. Правда, рассказать её князю не получится. Сам Лютень, конечно, почитал великого предка. Но… Имя Грома вот уже шесть десятков лет было под запретом. С тех пор, как он своим честолюбием поставил под угрозу гибели весь род. Да что там род, всю Гардарию.
Да мало ли, что где запрещено…
Для Ярослава, как и для множества других воинов рода Медведя, это имя всё равно было самым славным. Пусть даже никто так больше не называл мальчишек…
– Ярослав! – десятник Яросвет, друг и побратим сотника, скатился со смотровой башни и преданным взором серых глаз упёрся через плечо приятеля – в бересту.
Выплывая из мира грёз и букв – медленно и неохотно, Ярослав мрачно спросил:
– Ну?
– Караван! Три скалоги[2] торингских. Поприще[3], не больше осталось пройти!
Хлопотная ты, служба в гавани. Нет человеку ни часа покоя!.. Свернув бересту в трубочку и завязав поверх нитью, Ярослав упрятал недосочинённый кощун за пояс и, подхватив от стены секиру, неспешно поднялся. И тесно стало в невеликой каморке старшого дозора, не повернуться, ибо велик был сотник телом, крепок, и тем славился в дружине.
– Пошли, – со вздохом сказал. – Посмотрим, что надо… Ты за гостинником[4] послал?
– А то, – ухмыльнулся Яросвет, круглым животиком вперёд выкатываясь прочь из каморки. – Я князю не нанимался – мыт с иноземцев взимать!
– Надо будет, станешь, – возразил Ярослав.
Спустились по лесенке, переругиваясь, прошли по пристани… Вот он, проход между двумя огромными боевыми башнями. Вот и лодка – небольшая, вёрткая ладья-ушкуй, там – десяток гребцов, заспанный толстяк-гостинник и местный кормщик. Ему вести чужие корабли через узкий проход.
– Пошли, – прыгая в ладью так, что вода плеснула через борт, велел Ярослав. – Яро свет, не отставай!
Яросвет, в пику сотнику, сполз в ладью по верёвочной лестнице, смешно оттопырив зад и кряхтя, словно старик. Хотя был на год моложе сотника.
– Яросвет! – судя по голосу Ярослав, уже начинал закипать. – Прекрати!
– Я – не ты, – пропыхтел тот, устраиваясь по обычаю у кормила. – Я эту утлую ладью враз на дно отправлю. И дыру, которую пробью, твоим задом не прикрыть будет! Если только Тиллу попросить…
– Помолчи, – зябко передёрнув плечами, одёрнул Ярослав. – У меня по сию пору от её пирога изжога!
– А мне понравился! – для большей убедительности погладив своё брюхо, похвалил Яросвет. – С клюквой и сметаной… Пальчики оближешь!
– Договорились, – немедленно ответил сотник. – Следующий будешь есть целиком.
Так, препираясь и развлекая дружинников, прошли весь путь до галер. Те замерли на рейде – огромные, могучие и непобедимые. Борта, впрочем, кое-где подштопаны досками. Видать, недавно в бою были – доски ещё светлые, выделяющиеся на фоне остальных…
– А я думал, торинги весь флот потеряли, – пробормотал Яросвет. – Ну, когда норлингов держали!
– Видишь ведь – не весь, – возразил Ярослав. – А может, это со Срединного моря. Там ведь портов не осталось…
– Эй, на борту! – рявкнул гостинник Пушта, сложив руки лодочкой и надсаживая голос. – Принимайте!
– Табань, – махнул рукой Ярослав. – И смотрите, борт не поцарапайте!
Гостинник по обычаю первым вскарабкался на борт передовой галеры и пропал там. Пошёл, видать, к кормщику на разговор. Следом собрался кормщик холмградский. Ему эту галеру вести, так лучше осмотреться допрежь…
– «Святой Крест», – по слогам прочитал торингское название Яросвет. – Громкое название!
– И корабль немаленький, – поддержал его кто-то из дружинников. Кажется, Ждан.
Ярослав, пока его воины переговаривались вполголоса, устроился у мачты, под фонарём и снова принялся писать полные восторга слова. Про князя Грома, великого и могучего, славного… и проклятого.
– Слышь, сотник! – оторвал его тот же Ждан. – А правда, что Тилла тебя один раз на лопатки уложила?
– Правда! – за приятеля ответил Яросвет. – Я лично видел… Я и сам бы лёг, если б меня такими титьками давили! Чтобы и всё остальное почуять. Почуял, Ярослав?
Ярослав до ответа не снизошёл, сочтя себя выше этого и сделав вид, что задумался над следующей строкой.
– Сотник, так каково? – это уже кто-то другой, не Ждан встрял. – Мягко поди?
– Твёрдо, – нехотя ответил Ярослав. – Она меня так о землю приложила, что мне не до статей её было. В ушах звенело, хребтина болела… Не до того было, говорю ж!
– Га-га-га! – как жеребцы заржали воины. Даже с борта галеры свесились – узнать, что случилось.
– Так ты поддался или нет? – пристал Яросвет. – Нет, мне-то ты говорил, что поддался!
– А ты сам попробуй, узнаешь! – огрызнулся Ярослав. – Отстань!
Как же! От дальнейших шуточек его спас только гостинник, спустившийся с корабля и велевший грести к следующему. Был он сильно удивлён и поведал, что груза почти что и нет. Корабли, обладавшие, к мощному вооружению, ещё и вместительными трюмами, шли налегке, почти пустые. Странно это…
То же самое оказалось и на других галерах – почти пустые трюмы, уклончивые ответы моряков… Полные боевые экипажи.
– Странно это, – бормотал всю дорогу Пушта, щипая себя за выбритую на торингский манер губу. – Странно… Ну, война у вас там – хорошо. Так ведь оружие нужно! Кони опять же! Люди – наёмники… Почему же ничего на продажу не везут? Кому там сейчас их вина и горшки потребны?! Странно…
Его удивление вызывало ухмылки воинов, но дальше ухмылок дело не шло. Слишком устали, нагреблись досыта и лишь мечтали теперь поскорее добраться до небольшой, но уютной молодечной, где спят сейчас их товарищи…
Уже когда подходили к пристани, Яросвет, по прежнему сидевший на кормиле, заржал в голос:
– Ярослав, любимец ты наш Лады! К тебе!
Ярослав коротко обернулся через плечо, на миг выпав из ритма гребли и тихо, безнадежно выругался. На пристани стояла, издалека видная благодаря своей не мелкой фигуре Тилла, дочь воеводы Тверда. У ног остроглазый Ждан различил лукошко…
– Пирог, поди, принесла! – радостно возвестил Яросвет на всю гавань. – Вот если бы с клюквой!
Ярослав застонал и чуть за борт не бросился:
– Лель[5] это, не Лада творит!
– Пусть Лель, – не стал спорить Яросвет. – Зато какова любовь! Мне бы так!
3. Ярослав и Тилла. Холмградская гавань. Седьмой день месяца Липеца
Ушкуй ударился бортом о причал и дружинники, уставшие и хотя бы потому шумные, полезли на берег. Ярослав не торопился. Устало привалившись к мачте, он закрыл глаза и так сидел до тех пор, пока Яросвет, голос которого был полон неприкрытой издевки, не призвал воинов не мешать сотнику… отдыхать! А потом ладья заметно покачнулась, доска в днище скрипнула…
– Ярослав, – голос у Тиллы был грудной, для другого, пожалуй, и красивый. У него вызывал только раздражение. – Ярослав, ты не рад мне?
– Здравствуй, Тилла, – неласково сказал сотник, раскрывая глаза и с нескрываемым недовольством глядя на неё. – Нет, ну что ты. Устал просто.
– Ты, и устал? – рассмеялась девушка, высоко задирая курносый нос и показывая два ряда белых крепких зубов. – Не верю! Витязи не устают.
Когда она смеялась, грудь её, втугую натянувшая дублёную чугу, колыхалась в такт дыханию и сотник, хоть и не впервой это видел, зачарованно смотрел на это движение. Словно ждал, что чуга треснет под таким напором и грудь обнажится…
– Ты не любишь меня, – тихо сказала девушка, садясь на скамью подле него и ставя в ногах корзинку со снедью. – Ну прости, я не хрупкая и нежная, я такая какая есть. Трудно у отца-воеводы, при трёх братьях, с младости бредящих подвигами, вырасти тихой и нежной рукодельницей. Как Умила. Да, веретену я предпочитаю сулицу а спицам – меч! Но разве плохо вяжу? Ты ведь сам носишь рубаху, моей рукой вышитую. И того не стесняешься. Разве нет?
– Так добрая рубаха, – пожал плечами смущённый Ярослав. – Отчего ж не носить?
– Вот! – жарким полушёпотом поддержала его Тилла, подсаживаясь ближе. Ярослава даже через кольчугу обжёг жар её крепкого тела.
– Тилла, – трудно сказал он, вставая. – Тилла, я на службе! Ты ж сама – дочь воеводы, понимать должна. На службе я, мне следить за порядком положено!
Тилла, похоже, поняла это по своему… правильно поняла.
– Ты меня брезгуешь, – спокойно сказала девушка, вставая так резко, что ушкуй опасно качнулся. – Что ж…
– Тилла! – Ярослав побоялся вскочить и удерживать её пришлось за подол расписной понёвы. – Тилла, не говори глупости! Я вовсе даже…
Он запнулся, не договорил. Девушка, стоявшая с задранным к звёздному небу лицом, чего-то явно ждавшая, резко рванулась из его рук. Гашник, поддерживавший понёву, треснул, не выдержав напора…
– Докажи! – внезапно потребовала Тилла.
Ну как ещё можно доказать девушке своё хорошее отношение?! Ярослав неловко привлёк её к себе… И дальше время надолго потеряло для них смысл. И ведь не сказать, что не понравилось, хотя после, уже откинувшись на днище и тяжело выдыхая раскалённый воздух из лёгких, он ощутил себя редкостным скотиной.
– А мне не жалко, – тихо сказала Тилла. – Любый мой… Хоть раз, а моим был!
Ярослав не успел ответить. По брёвнам пристани прогрохотали подбитые железом сапоги и Яросвет с совершенно издевательски звучащей тревогой вопросил:
– Сотник, ты живой?! – он запнулся, видимо узрев два тела на днище корабля. Голос из встревоженного стал ядовитым. – Ага!
– Что ага? – Ярослав резко встал во весь свой немалый рост, прикрыв собой девушку, пока она, не слишком торопясь, одевалась. – Что – ага, я тебя спрашиваю!
– Да ничего, ничего, – выставив ладони вперёд и часто моргая сказал друг. – Так просто… Смотрю я и нарадоваться на вас не могу. Лель над вами летает, друзья мои!
Ярослав тихонько скрипнул зубами. Всё ж таки иногда, и не так редко, Яросвета хотелось убить.
Тилла же не спешила не только уходить, но и даже отойти от сотника. Наоборот, тихонько привалилась сзади, устроив свою голову на плече Ярослава, а круглыми, не по девичьи сильными руками обхватив за пояс. Хотела за грудь, но такую бочку не обхватишь меньше чем вдвоём…
– Ну, ладно, – помолчав немного и не дождавшись внятного ответа, сказал Яросвет. – Вы тут воркуйте… голубки! Меня служба ждёт.
– Подожди, Яросвет, – быстро сказал Ярослав. – Я с тобой. Прости, Тилла… служба!
– Я понимаю, – тихо сказала, потупив взор, что с дерзкой Тиллой случалось крайне редко. – Ты только…
– Служба, – спокойно сказал сотник. – Иди домой. Мать, поди, заждалась!
– Мать и не узнает, – возвращаясь в обычное своё состояние, усмехнулась Тилла. – Я – воин и умею передвигаться незаметно!
– Ты – баба! – грубовато одёрнул её Ярослав. – И должна думать, прежде чем переть в Гавань через весь город. Или у нас уже ухорезы и шишиги перевелись?!
– И верно, бабой стала, – без особого сожаления в голосе согласилась Тилла. – Надо же, как оно получилось…
Она ушла, а Ярослав ещё долго стоял, прислонившись к мачте и пытаясь разобраться в себе. Разве не к Умиле лежало его сердце? Что же было тогда сейчас, здесь, с Тиллой? Ведь он не любит её!
Он пришёл в молодечную не раньше, чем через полчаса. Достаточно времени прошло, чтобы Яросвет успел поведать побратимам новую побасенку. Сотника, разумеется, встретили многоголосым восторженным рёвом и одобрительными выкриками.
– Ну, каково было?!
– А правда, что у поляниц там всё другое?!..
– Слава нашему сотнику! Такую кобылу обратал!
Ярослав, стиснув зубы до боли в челюстях, молча прошёл на своё место и вновь принялся за кощуник. Получалось плохо, гораздо хуже чем раньше. Но зато и крики умолкли сами собой. Раз сотник не реагирует, интереса в шутке уже нет…
– Яросвет! – сколько-нито спустя поднял Ярослав голову. – Ты гонца к князю послал?
– А зачем? – искренне изумился тот. – Разве что-то случилось?
– Не нравятся мне эти гости[6], – честно признался Ярослав. – Что-то очень не так с ними. И не нам, скудоумным, понимать – что. На то князь есть, а у князя совет.
– Сейчас пошлю! – немедленно озаботился Яросвет. И быстро вышел… Так-то оно и проще, чем обретаться в одном помещении с изобиженным сотником.
Ярослав вновь вернулся за написание кощуна. Не сразу, но дело наладилось…
4. Радан, посол Император Теодора. Гостиный Двор Холмграда. Седьмой день Липеца
Гостиный Двор в Холмграде – наверное, самый большой и богатый в Гардарике. Отгороженный от всего остального города высокой деревянной стеной, он и внутри был разгорожен на три больших подворья и множество малых. В самом большом – торингском, сегодня было шумно и многолюдно. Старый посол императорский, верный и преданный, но не блистающий умом магистр Николас, растерянно наблюдал за суетой. За тем, как дюжие торинские воины, в которых трудно было бы не признать именно воинов, причём отборных, с натугой сгружали огромные сундуки – круглые и массивные, следом несли сундуки поменьше а под конец самые доверенные – маленькие шкатулки. Что в такие может поместиться – вопрос, который вряд ли может задавать себе опытный дипломат. Потом некий торговец, назвавшийся Раданом, довольно бесцеремонно ввалился в покои посла, щипнул за толстый зад коровистую челядницу и прогнал её прочь… Непрерывно болтая всякую чушь – новости из Торгарда, победные реляции партизан Данарии и Фронтира, он довольно долго испытывал терпение Николаса. Невесть сколько времени прошло, а пожалуй что и час минул, прежде чем он вдруг резко остановился и развернулся. Тёмно-серые глаза, укрывшиеся глубоко в узких бойницах глазниц, в упор уставились на магистра.
– Позвольте мне представиться, мессир магистр, – негромко сказал Радан.
– Вы уже представились, мессир торговец, – холодно ответил Николас. В душе же стало холодно, словно… словно в ледяной пустыне далеко на Полночи.
Радан дерзко усмехнулся:
– Правильно представиться, мессир! Я – Радан, магистр и граф Стан. А ныне – чрезвычайный и полномочный посол его императорского величества Теодора Второго. Вот Императорская печатка, извольте удостовериться.
Молча взяв в руки небольшой клочок пергамента с оттиском серебряной Звезды Торвальда на чёрном миндалевидном фоне, и прочими атрибутами герба империи, посол несколько мгновений рассматривал его. Потом приложил ничем не примечательное кольцо. Оно осталось холодным.
– Правильно, – сказал пристально наблюдавший за ним Радан. – Доверять в таких вещах нельзя никому.
– Да, это подлинная Печатка! – склонил седую голову Николас. – Я весь ваш, мессир граф. Простите, я давно не бывал при дворе, но род Стан славен в Империи… Вы, видимо…
– О, не стоит извиняться! – рассмеялся Радан. – Я Стан, но при дворе тоже не был очень давно. Служба моя была… в иных местах. Да и не о том сейчас, мессир. В минуту скорби это ли важно? Особенно, когда на нас возлагается столь важное и нужное дело как привлечение к войне гардар. На нашей, разумеется, стороне!
– Гардар?… – протянул растерянный магистр. – Нет, попытаться, конечно, можно. Тем более – князь местный – брат нашей императрицы и, как мы знаем, очень любит свою сестру. Но вот остальные… Обида от той войны ещё велика. И я не уверен, что согласие возможно. Не уверен, мессир граф, что согласие, буде оно всё же случится, будет получено пристойной ценой. Что же, всё настолько плохо?