– И даже хуже, – откровенно ответил, помрачнев, «чрезвычайный и полномочный» посол обычному. – Армии нет. Из регулярных войск остался только «Золотой» легион и ещё три удалось составить из ошмётков старой армии, вчистую разгромленной. Данарию, Фронтир и треть Южной Ассании потеряли полностью. Наши силы тают слишком быстро. Да и мораль… За неделю до моего выступления, значит – через месяц после битвы при Сальме отряд номадской наёмной конницы прискакал под стены Торгарда. Императора в городе не было, но войск хватало, а номадов было то ли двести, то ли четыреста. Немного, короче. В городе заперли ворота и даже отказались пустить внутрь беглецов из окрестных деревень! Пришлось повесить каждого десятого ополченца, чтобы поняли, как надо воевать!
– А что наследник? – озаботился Николас. – До меня дошли слухи, что мальчик родился болезненным.
– Что и странно, – вздохнул Радан. – Мальчик крупный и ни лекари, ни маги не видят в нём ущербности. Но – тихий. И вздрагивает от любого шороха. Если же грохнешь чем или, упаси Господь, чихнёшь, разражается гроза. Истерика, слёзы по часу… И это, если не родится кто-то ещё, наш будущий император!
– Ну, не всё же так плохо, – попытался возразить посол.
– Не всё, – кивнул гость. – Партизаны сильно треплют врага. Особенно в Данарии – там все мужчины взяли в руки оружие. Во Фронтире, как ни странно, много партизан.
– Что нужно от меня? – уже деловым тоном спросил магистр. – Я готов.
– Встреча с князем Лютенем! Срочная, – твёрдо ответил Радан. – Лучше бы уже завтра… Ещё – совет мне. Всё же гардар вы знаете лучше меня, мессир. Да, конечно надо бы подумать, кто нам может помочь и чем. Из бояр, воевод… Может быть, младшую сестру задействовать, может быть – брата.
– Радовоя – не стоит, – немедленно возразил посол. – Вот уж кто не простил нам побоища той войны, так это он. И прадеда своего боготворит. И вообще, горяч и крут воевода. Если что с Лютенем случится, тут многие взрыдают. А вот Умила… Девка умна. Высокомерна, заносчива, горда. Ждёт прекрасного принца… А ведь у нашего императора тоже есть родня. Может быть, через это?
– Навряд ли, – покачал головой Радан. – Если уж говорить о браке, то с тем родом, что против нас настроен! Лютень же и так наш друг… Ну-ну, на фоне остальных, мессир, на фоне остальных! Вряд ли стоит озлоблять против него тех, кто нам не дружен.
– О, да! – закивал головой магистр Николас. – Я не подумал… Тогда – Туры. Буйслав Владенской не слишком добро относится к нам. И не женат, хоть и немолод! В наследниках у него – племянник ходит, Рудослав. Воин он славный, но князь из него… Тьфу! Горяч, необуздан…
– Кто ещё к нам враждебен? – озаботился Радан.
– Многие. Кому в торговле поперёк дороги стали, кого словом недобрым обидели… Всякое бывает. Жди, что самую малую обиду тебе в нос сунут и разжуют до последней стадии, мессир Радан. А вот прямой поддержки от Лютеня не будет, не стоит и надеяться. Он осторожен, и советники у него добрые. Если встанет сам на нашу сторону, то не в открытую. Не пожелает испортить дело…
Проговорили долго, почти до рассвета. По прикидкам вышло, что делится всё поровну: пятеро за, пятеро против. Из двенадцати родов. Ну так то прикидки. Как оно там на самом деле повернётся – только время может подсказать…
– А вообще, ты ко времени приехал, мессир посол, – зевая, сказал под конец посол местный. – На десятый день этого месяца у них ярмарка в Торжке назначена. Общая, всегардарская. На ней наверное соберутся все князья – договора договаривать, правёж вершить, обижаться, мириться… Так что долго ждать общего съезда тебе не придётся!
Порадовал, значит, напоследок.
5. Лютень и Радан. Княжеское подворье Холмграда. Раннее утро восьмого дня Липеца
– Давай, рожай скорее! – тёмные номадские глаза Ратши сверкали в рассветном полумраке бесовски, сам юнец, хоть и был хрупок телом, с неожиданной силой толкал Мирона вперёд.
Мирон привычно упирался, бубнил что-то под нос… Кажется объяснял, что девка-чернавка[7]с которой за его спиной сговорился Ратша вовсе ему не нравится, что она – рыжая, а ему нравятся беленькие, что тело слишком дебело, ему нравятся те, что постройнее. В общем, пытался, как и всегда, придумать новую отговорку. Не забывая про старые, проверенные временем.
В конце концов невеликое терпение княжьего меченоши лопнуло, словно мыльный пузырь, он поднажал и Мирон, громко ахнув, вылетел на освещённую часть двора. Прямо наперерез красивой девке, выбранной для своего друга Ратшой.
– Здрав буди, Мирон, – ласково улыбнулась ему Ива. – Ты что такой растрёпанный? И взмок весь, словно коня по кругу таскал.
– И ты здравствуй, краса, – промямлил Мирон, заливаясь даже не красной, бурой краской от ушей до кончиков пальцев и чувствуя, как сердце бухается в пятки. – Давай, помогу.
Ива несла два тяжёлых ведра, полных помоев для свиней и отказываться не стала. Дошли до свинарника бок о бок. Ива, лёгкой походкой и налегке… Мирон – спотыкаясь и обливая чистые порты вонючей жидкостью с объедками. Но вот и свинарник. Огромных хрюндей здесь не было – почти сплошь поросята или молодые свинки. Как раз столько, сколько нужно чтобы накормить один, не слишком большой стол гостей, собранных у князя…
Дурно пахнущая жидкость наполнила поилку и Ива радостно обернулась.
– Мой витязь! – она явно вознамерилась вознаградить Мирона прямо сейчас и юноша попятился. Нет, не то, чтобы не хотелось…
– Ты куда?! – искренне изумилась девка, когда отрок вдруг сорвался с места и бросился бежать.
На счастье Мирона, ответ его был правдив:
– Князь приехал!..
И впрямь, дружинники у ворот уже раскрывали тяжёлые, обитые освящённым железом створки, Мирону же положено было встречать князя у крыльца. Почти никогда его служба не доводилась до конца – держать стремя молодому князю было бы оскорблением, он всегда сам, птицей взлетал в седло, сам спускался на твёрдую землю…
В этот раз Лютень въезжал во двор непривычно медленно. Конь, белый Снег, шёл, степенно переставляя тяжёлые копыта. Сам князь выглядел усталым и мрачным – даже обычный румянец со щёк сошёл. Рядом, лишь на полголовы отстав, ехал чужак, одетый как торинг, и тоже молчал.
Так, молча и неспешно они проехали через весь двор остановились у коновязи и князь впервые за долгое время принял помощь Мирона… Зато стремянный хоть раз почувствовал себя действительно нужным.
– Спасибо, Мирон, – тихо сказал князь, даже не улыбнувшись отроку. – Скажи, пусть не рассёдлывают Снега. Он мне сегодня ещё может понадобиться. И ты! И Ратшу найди… ах, он и так здесь!
– Внял, княже, – склонил голову Мирон.
– Радовой где? – спросил князь про брата. – Найдите, пусть в малую брусяницу[8] идёт. Я там ждать его буду… с гостем!
Два или три отрока из тех, что всегда обретались подле коновязи, немедленно бросились искать княжеского брата. Впрочем, почти все в одну сторону: огненно-рыжий Огонёк набольшего воеводы княжества стоял в конюшне, и значит Радовой мог быть только в двух местах: либо на дружинном поле[9] за теремом, либо в девичьей. Скорее первое, но и к девкам Радовой заходил, не забывал.
– Так… – медленно, размышляя, сказал Лютень, вновь бросая косой взгляд на чужака. – Боярина Любослава зовите, ведуна Велибога… Ну, и хватит.
Эти двое обретались за стенами, в такое время – едва ли бодрствуя. Ещё двое отроков, уже конно, вылетели прочь со двора.
Лютень неспешно поднялся на крыльцо, коротким кивком головой велел гостю следовать за собой. И долго вёл по тёмным переходам, пока не остановился перед низкой дверью.
– Заходи! – бросил через плечо и сам вошёл. Устроился в креслице поудобнее, опёрся щекой на кулак.
Гостю сесть предложено не было, да он и не собирался. В руках – длинный, узкий и похоже тяжёлый свёрток.
– Говори, – после того, как ждать надоело, велел Лютень. – Я слушаю тебя!
– Государь Лютень, я – Радан, граф Стан и посол императора Теодора.
– Вижу, что посол, – хмыкнул Лютень. – Кто ж ещё на трёх боевых галерах, да без груза достойного, да под самый под торг прибудет? И не стал бы посол Николас нижестоящему свои собственные покои уступать. Так что от меня хочет мой побратим Теодор?
– Он кланяется тебе как другу и брату и просит принять это. В дар!
Как раз в это время дверка вновь приоткрылась и внутрь вошли Радовой и Любослав.
– Я там велел воев поставить, – сообщил Радовой, почти как две капли похожий на старшего брата обличьем, разве только более крупный и голосом похожий на боевой рог. – Чтоб, значит, не мешали.
– Твоё слово, – кивнул старший брат и князь. – Разговор и впрямь будет серьёзный. Вишь ты, брат наш Теодор, император торингский, посла прислал! С подарком…
– Как там Ольха? – немедленно озаботился младший брат и воевода, расплываясь в улыбке. – А племяш здоров?
– Здоров, – осторожно ответил Радан, вставая на колено и передавая подарок князю. – Боюсь только, что магия базиликанская как-то нехорошо на него подействовала. Ну, наши стараются его излечить!
– Надо будет послать наших ведунов, – прогудел боярин Любослав, по крови – вуй князя и его брата, потому в общении вольный. – И знахарей с травниками… Пусть поглядят, что с малышом не так.
– Надо, – разворачивая свёрток, согласился Лютень. И вдруг, не закончив фразы, шумно выдохнул воздух, не сумев сдержать восторг.
Теодор когда-то долго и много разговаривал с молодым князем, знал, чем его уязвить… Роскошный меч, лежащий в аксамитовой обёртке, блистал остро отточенным, доброго булата лезвием, украшен был и скромно, и достаточно, чтобы оставаться оружием, а не украшением.
– С чего это такой дар? – озаботился Любослав, в отличии от молодёжи, на меч смотрящий другими глазами. – Вроде бы именины нашего князя прошли уже. Да и дар был… пусть – не такой.
– Мой император Теодор напоминает этим даром о слове, данном когда-то. Сказано было тогда, мол, если одному будет туго, другой придёт на помощь, – быстро ответил Радан.
Улыбка вмиг слетела с лица князя. Его брат, более простой и прямой, набычился и глянул уже недобро, пристально и прицельно. Так смотрят поверх арбалета, выискивая уязвимое место в броне. Оно конечно, было сказано слово. Юнцом безусым. И услышано было, и сказано в ответ. Другим юнцом безусым. Кто тогда думал, к чему придёт…
– Мой государь, император Теодор говорит моими устами: время настало, – выдохнул Радан. – Беда столь велика на нашей земле, что мы, потомки Торвальда, молим о том, чтобы гардарские рати появились на нашей земле!..
За спиной князя, тихо выругался Любослав…
6. Холмград. Княжеский собор[10]. Девятый день Липеца
– Гляди, гляди, Буйслав! Туры едут!.. Ишь, бычится!
– А где у него рога, братка? У тура ж рога…
– Тс-с! Ещё услышат…
В Холмград при огромном стечении народа – горожан и смердов, под пение дудок и свирелей съезжались князья с малыми дружинами. Двенадцать князей, двенадцать дружин, двенадцать стягов, развевающихся по ветру над воротами княжеского крома. Огромного, каменного… Даже там сегодня будет тесно – пятнадцать, а то и двадцать сотен уместить сможет не каждый терем. Впрочем, в Холмграде, городе особом, были подворья каждого рода. Часть гостей и там разместится, не рассыплется!
Князь Лютень на своей памяти шестой раз принимал княжий собор, шестой раз возглавлял его, как и положено хозяину. Бывало разное, но обычно соборы проходили тихо, мирно. С тех пор, как князь Гром, в душе которого воистину правил Медведь, стал изгоем, на Родянской земле было тихо и мирно. Случалось, набегали нордлинги или номады. Ну так то на рубежах нестроение. А так – ничего. Тихо. Хорошо. Пятый год урожаи таковы, что зерном хоть коней корми. Хлеб дёшев, мяса много, деревья рушатся от яблок и слив… Сам Род через Сварога зрит, чтобы на избранной богами земле был мир и порядок! И покой…
– Слишком спокойна стала жизнь, – жаловался великий витязь Буйслав, князь могучих и воинственных Туров, когда спешился и обнялся с Лютенем, заняв место подле него на крыльце. – Подумай сам, тут месяц что ли назад вышел в море… Порыбалить решил. Ну, две снэки налетели, разбойников – видимо-невидимо на них! Ну, с сорок точно было…
– Ну, а говоришь – спокойно, – посочувствовал Лютень. – Драться пришлось?
– Эх, князь, – вздохнул Буйслав. – Я ведь даже порадовался! Весло наперевес схватил, рыбарей своих чем попало вооружил да ладейку на них послал.
«Тур!» ору, «Тур!». А там – хёвдинг Бран, что как-то со мной рядился против номадов. Ну, узрел меня, признал… Никогда не думал, что эти снэки там ловко разворачиваться успевают. Уж я и честил его последними словами, и даже мать помянул недобрым словом… Убёг, скотина. Даже слушать не стал! И чего я его так испугал?…
Шутливые жалобы князя развеселили Лютеня. С князем-туром он, правда, никогда особо дружен не был. Туры, расколотые давним противостоянием напополам, потерявшие куда больше других, были одними из тех, кто требовал не изгнания – головы Грома. Своего предка Лютень слишком чтил, чтобы забыть эту обиду. Впрочем, князем Буйслав был добрым, воеводой – ещё лучшим. Уважать его Лютеню никто не мешал…
А вслед за Буйславом, всегда первым, только первым, во двор въезжали остальные князья. Вот Первосвет, князь рода Соболей, ближайший сосед и друг сердечный. Рядом с ним – тесть и союзник во всех замыслах Рудевой Дебрянский, князь рода Лиса. Дальше, в обычном одиночестве, ни в ком толком не нуждаясь, Волод, князь Волков… Увы, на своего легендарного предка не похож совершенно. Пьяница и трепло, не достойный стола такого славного рода!
Дальше – остальные. Из них разве что Святослав Артанский и Борзомысл Куявский могли на что-то повлиять. Вот и они идут бок о бок – непохожие, но всегда выступающие дружно и единодушно. Борзомысл, вообще недолюбливавший войну. Ему, князю-ведуну куда больше по душе тихие, спокойные вечера за книгой… Да и торговля с Вассилиссумом у соколов шла активно. Жаль её рушить.
Потом прошли в огромный зал – Большую или иначе – Великую Брусяницу. Тут бы место трём таким соборам хватило. Что уж говорить о сотне воинов и бояр, собравшихся и согласно ранжиру рассевшихся. Во главе – Лютень с боярами и воеводами, слева и справа – князья других родов. Рыси там или Ежи – в самом конце, как наименее значимые. Ну, а ближе всех – Волки, Туры, Орлы, Соколы. Как эти скажут, так и остальные порешат.
– Братья князья! – горло у Лютеня перехватило, он долго, мучительно прокашливался и даже пожалел, что пил перед самым собором обжигающий, со льда, квас. – Братья князья! Мы собрали наш собор, чтобы обсудить дела, накопившиеся за год. Это – важно, не спорю. Но как хозяин собора, я могу и хочу внести ещё один вопрос. Вернее, прошу вас выслушать одного человека. Он прибыл издалека и по очень срочному делу… Мессир Радан, выйди сюда!
Торинг, вышедший на середину брусяницы, под скрестившимися на нём взглядами почувствовал себя довольно неуютно. И ещё отметил для себя, что лишь немногие смотрели дружелюбно. В основном же, если и не открытая вражда во взорах была, то уж скрытое недоброжелательство – точно. Не забылись дела, давность коим семь десятков лет. Не забыто прегрешение императора Августа! Ведь сколь долго пришлось улаживать обиды. Да до конца так и не простили. И теперь за это придётся расплачиваться. Ему, Радану, так и сказано было: любой ценой уговорить. А без гардарской подмоги можно не возвращаться вовсе…
– Славьтесь, вожди гардарские! – громко приветствовал Радан князей. – Я вижу, земля ваша славна истинными рыцарями. И вижу, вы горды этой землёй! От императора Теодора, правителя земель, осенённых славой и благодатью Торвальда Основателя и Конрада Великого – поклон вам всем!