Сердце ворона - Торин Владимир 5 стр.


– Средний брат Бремер устраивает покушение на герцога Валора, дабы ослабить королевство. При этом он надеется на весьма крупное наследство после гибели Хианского сюзерена. Моя матушка нашептала, что он, возможно, даже попытается претендовать на герцогский титул Хиана Златоглавого. Как он намерен вклинить себя в родовое древо Валоров, а уж тем более сжульничать с завещанием, мы не имеем ни малейшего понятия. Но все, кто наслышан о проделках Танкреда, знают, что ему и не такое раньше удавалось.

– Ясно. Особые инструкции по выполнению?

– Нужно «убрать» мерзавцев как можно тише, чтобы не перепугать гостей и его сиятельство. Герцог ничего не должен знать. По завершении, сославшись на мигрень, покинуть званый ужин и доложить о выполнении в «шрифте».

«Шрифтом» именовалось засекреченное послание, прочитать которое не смог бы никто из посторонних, даже попади оно не в те руки. Оно посылалось с почтовым голубем и неизменно в кратчайшие сроки попадало к адресату.

– Что с Бремером?

– За него не беспокойтесь. Второе покушение мы совершить ему не позволим.

Кучер постучал в окошко за спиной господина Слуха – знак того, что они подъезжают. Пока агенты разговаривали, карета покинула Гортен через южные ворота, проехала бедняцкие предместья и, направившись по краю леса на запад, свернула на неприметном повороте.

Стражники быстро отворили парковую решетку и пропустили экипаж очередного господского гостя к особняку. Лишь на мгновение Кармали отвлекся, глянув в окошко, но этого хватило, чтобы господин Слух исчез.

Карета остановилась напротив парадного входа, слуги герцога бросились спешно открывать дверцу и подавать руку его светлости, маркизу де Баро. Мнимый вельможа, встреченный десятками всевозможных приветствий, был препровожден по главной лестнице к высокой двери, из которой лилась полоса гостеприимного света, а оттуда внутрь дома.

Мрачные коридоры и галереи особняка вовсе не способствовали веселому расположению духа, вгоняя гостей в состояние печали, скуки и некоторой апатии – вовсе не то настроение, которое должно заправлять на званом вечере. Молчаливый слуга в геральдической ливрее вел маркиза де Баро по главному коридору. Под ногами стелилась ковровая дорожка, настолько же багровая, как и старое выдержанное вино, поданное ему при входе в золотом кубке. У стен, перемежаясь тяжелыми портьерами, стояли драгоценные доспехи, вычурные, с тонкой гравировкой. Пустые забрала являлись вместилищем темноты и тишины – их носители давно уже были погребены в родовом склепе Валоров. Люстры, располагающиеся под потолком на расстоянии тридцати футов друг от друга, были лишены свечей, поэтому разглядеть что-либо на прекрасных картинах и гобеленах, украшавших стены, было затруднительно.

С каждым пройденным переходом между запертыми дверьми и гнетущими лестничными скелетами монотонная музыка лютен и арф становилась все громче. Вскоре они оказались у входа в главный зал. Прислуга отворила обе створки, пропуская гостя.

В отличие от привычных королевских балов в Асхиитаре, музыка здесь была отнюдь не веселой – скорее заунывной и плачущей, а костюмы приглашенных отличались темными красками. Маски с длинными носами, сильно выдающимися острыми скулами и угрюмыми прорезями для глаз лишь усугубляли мрачное впечатление. В большой комнате находилось около трех десятков человек: как дам, так и сеньоров, почти все кружили (а если быть точнее, уныло расхаживали) в медленном танце, претендовавшем на звание величественного, если бы он не был таким скучным.

Джек поднял свою простую маску на палочке, скрывающую лишь верх лица (без всяких отягощающих носов, перьев и прочего), и шагнул на черно-белые, как в тронном зале королевского дворца, плиты, расположенные в шахматном порядке.

Никто так и не догадался, что он вовсе и не принадлежит к их кругу, обычно не ездит в каретах, не имеет обыкновения командовать, и ни один, даже самый жалкий слуга не спешит ему прислуживать. Сейчас в их глазах он являлся одним из их числа, ведь ему уже случалось надевать на себя эту личину – «легенда» была хорошо оформлена, как любили поговаривать в тайной страже сеньора Прево.

– Мое почтение, маркиз…

– Мы весьма рады вас видеть. Как ваши дела?…

– О! Сеньор маркиз, давно вы не показывались! Все в заботах…

Джек мимоходом что-то отвечал, кому-то кивал, целовал протянутые женские ручки, раскланивался, но этому балу, этой званой трясине было не затянуть его в свои глубины: он прекрасно помнил, зачем пришел сюда. Не упускающим ни одной детали взглядом опытного шпиона Кармали подмечал скрытое раздражение на лицах, тихое перешептывание или лицемерно припрятанные ненависть и презрение. Сегодня здесь собрались и ярые сподвижники короля, и те, кто шепотом утверждал, что лучше бы на троне сидел герцог Хианский, мол, ему бы корона лучше пошла. Джек не мог не заметить одного пристального взгляда, что не отпускал его ни на мгновение с тех самых пор, как он вошел в зал. Цепкие темно-карие глаза буквально впились в него из прорезей белой, как полированная кость, маски. Женщина стояла подле камина, и ее изящное платье в багровых отблесках походило на шевелящийся клубок не то змей, не то щупалец. Джек даже вздрогнул.

– Мой благородный маркиз, не составите ли мне компанию? – отрывая его от наблюдения за таинственной незнакомкой, обратилась к нему какая-то старуха в пышном платье. По высоте ее остроконечного конусообразного генина можно было догадаться, что это никак не меньше, чем баронесса.

– О, моя прекрасная леди, – как можно более вежливо отвечал Джек, – не извольте на меня таить обиду, но сей душный бал меня настолько отягощает, что я вынужден выйти на свежий воздух, иначе мне грозит глупейший… хи-хи… обморок!

– Я вас прекрасно понимаю, мой благородный маркиз! – поддержала его старуха, откровенно ему подмигивая. Королевского агента бросило в дрожь. – Мне тоже здесь ужасно душно!

Дама подхватила бедного, не успевшего должным образом отреагировать (то есть сбежать) Джека под руку и потащила к боковой двери. Покинув большой зал, они оказались в темном коридоре. Здесь пожилая дама пошла на решительные меры: она начала наступать на Кармали с видом какого-нибудь головореза из подворотни, не давая ему ни малейшего шанса ускользнуть и шаг за шагом оттесняя к стене.

– Миледи, что вы… – нерешительно начал агент королевской тайной стражи. Вот было бы сейчас хохоту, приведись кому-нибудь из соратников увидеть его в столь… сложной и запутанной ситуации. – Миледи, я… я вынужден настаивать… – Она не слышала его и начала кокетливо мурлыкать. От ужаса Джек едва не потерял сознание. – Миледи, я вооружен и буду вынужден применить силу…

– О, как это модно сейчас! – Дама раскрыла объятия. – Так чего же вы ждете, маркиз!

– Ну, все… – прошептал Джек Кармали и достал из рукава шелковый белый платок. Он протянул его баронессе со словами: – Миледи, прошу, оботрите ваши сладкие губки от вина, вы ведь не хотите испачкать столь великолепный воротник вашего восхитительного платья!

Купившаяся на обман доверчивая светская львица выхватила протянутую тряпицу и поднесла к губам. Только лишь она это сделала, как взор ее затуманился, глаза закатились, она глубоко вздохнула и обмякла. Кармали успел только подхватить ее и усадить в стоящее у стены кресло.

– Хранн великий, Слух не предупреждал, что будут подобные трудности, – проворчал Джек, аккуратно доставая из пальцев баронессы свой платок. Да, смоченная сонным зельем тряпица выручала его уже не в первый раз.

– Ах, как это мило! – раздался от дверей, ведущих в большой зал, нежный женский голосок.

Кармали дернулся в сторону так, будто у говорившей был в руках направленный на него арбалет.

– Леди совсем утомилась! – Та самая незнакомка, что стояла у камина, медленно и грациозно, словно лань, подошла к Джеку. – Господин маркиз, вы так и не пригласили меня на танец и предпочли сбежать с баронессой Кристиной Хелингемской. Я весьма этим огорчена.

Дама опустила маску, и показалось молоденькое лицо, слегка округленное, светлое и приятное взору. Ее глаза улыбчиво глядели на него из-за длинных ресниц, но тонкие губки были поджаты, выдавая оскорбленность его невниманием.

– Меня утомил этот помпезный, но в то же время весьма скучный бал, – признался Кармали.

– Пойдемте со мной, милорд. – Она взяла Джека под руку, и тот был вынужден поплестись рядом.

Путь их лежал по темному коридору к высокой лестнице. Дама поддерживала длинный подол своего платья, когда они поднялись по ступенькам. Здесь был выход на балкон. Джек и его спутница вышли под открытое небо. Плющ разросся по стене особняка и темно-зелеными прядями обвивал перила ограждения и каменные вазы. На темно-фиолетовом небе холодно мерцали сотни звезд. Кругом лежал ночной лес, но вдалеке можно было разглядеть несколько ярких огоньков – то был Гортен. От деревьев, подступавших к самым стенам герцогского дома, веяло свежестью листьев, ветер стих, не решаясь нарушать покой любовавшихся ночью.

– Красиво, правда, милорд? – спросила девушка.

– Верно, очень красиво, – признал Джек.

После такого вступления она задала вдруг действительно интересующий ее вопрос:

– Вы меня совсем не помните?

– Прошу меня простить, миледи, но…

Дама отвернулась, и Кармали с удивлением застыл, глядя, как вздрагивают ее обнаженные плечи. Она плакала. Что же он такого натворил?!

– Мы с вами танцевали в Асхиитаре на балу в день Весеннего Равноденствия в прошлом году. А не позднее, как три месяца назад, вы посетили нашу родовую башню на севере. У вас был разговор с моим отцом, и вы о чем-то жарко спорили с моей сестрицей. Я вас хорошо помню, маркиз.

– Леди Теа, – мрачно изрек Джек. – Вы дочь графа Бедвина Бохуна из Уэстина.

Как он мог ее забыть! Младшая дочь в семействе обедневшего лорда, во владениях которого осталась лишь одинокая башня Уэстин, являлась созданием непорочным и светлым, в отличие от ее старшей сестры, Кердивены, злой и безжалостной женщины.

– Вы погостили в нашей башне не долее дня, после чего исчезли. После вашего отъезда сестрица совсем обезумела: она заперлась в своей комнате и почти два месяца не выходила оттуда. Что вы ей сказали? Готова поклясться, что вы разбили ей сердце, маркиз, как и… как и всем барышням, кои имели неосторожность попасть в сети вашего очарования. Как вам только не стыдно! Рыцари так не поступают!

Да уж, сердце… Не мог же Джек ей признаться в том, что тайная стража разоблачила леди Кердивену Бохун как ведьму. Мерзавка отравила трех рыцарей и их жен, прежде чем люди сеньора Прево вышли на ее след. Но так как лорд Бедвин Уэстинский являлся личным другом Бриара Каземата, то его дочь пощадили, и она отделалась лишь устным предупреждением (высказанным ей не кем иным, как Джеком Кармали). Еще бы ей не беситься – все ее колдовские инструменты были изъяты, а все подушки принудительно набиты крапивой. Кроме того, несколько месяцев она должна была пребывать под домашним арестом. Дочери друга Прево еще очень сильно повезло, для любой другой дело могло завершиться костром. Но не говорить же обо всем этом ее младшей сестренке.

– Миледи, прошу вас… – Джек снял перчатку и легонько прикоснулся к плечу дамы.

Она вздрогнула и дернулась, будто он приложил ей к коже раскаленный прут.

– Оставьте, маркиз… Не нужно.

– Глядите, миледи.

Она обернулась, на щеках ее блестели слезы, красивые большие глаза покраснели. Из-под плаща мнимого маркиза появились три багровых розы, сплетенных вместе стеблями.

– Оставьте свои штучки, милорд, – гордо вскинула она головку. – Я наслышана о вашем краснобайстве и умениях коварного соблазнителя!

– Просто поглядите…

Он легонько подул на цветы, и они вдруг ожили и зашевелились. Волшебство, не иначе! Багровые лепестки задрожали и покрылись темно-алой росой, будто кровью, выступившей через поры. Три цветочные головки повернулись друг к другу, прижались и зашелестели, смешиваясь. Через какой-то миг на трех переплетенных между собой шипастых стеблях сидела небольшая птичка, сотканная из лепестков роз. Она раскрыла клювик и начала звонко петь. Тут уж девушка позабыла о своих печалях и завороженно заслушалась.

– Я покину вас ненадолго, госпожа, – прошептал Кармали.

– Как? Почему? – Ее округлившиеся глаза были вновь готовы наполниться слезами.

– Я вернусь, не успеет мой жаворонок допеть, – пообещал Джек и протянул стебельки роз девушке.

На мгновение их руки соприкоснулись, и тайный королевский агент вздрогнул. Впервые в жизни он вздрогнул не от страха или отвращения, не от холода или ранения.

Не оборачиваясь, Кармали стремглав бросился вниз по ступеням и скрылся в одной из дверей, выходящих в коридор. Он пробежал еще одну галерею и оказался у основания широкой угловой лестницы, ведущей на второй этаж. Пригнувшись так низко, что плащ распростерся по ступеням, он начал медленно и осторожно подниматься вверх. В его руках были зажаты два метательных ножа. Королевский агент едва успел. Две фигуры, облаченные в черные одеяния, скрытые мраком коридора второго этажа, стояли подле некоей двери – там, должно быть, находилась их жертва. Один застыл с заряженным арбалетом наготове, другой ковырял в замке бесшумной отмычкой.

Оба успели лишь повернуть головы к выросшему на лестнице незваному гостю, когда в их сторону полетели остро отточенные куски стали. Пальцы наемника даже не успели отжать спусковой крюк, как Кармали был уже в коридоре. Стремительными прыжками он оказался подле падающих с пробитым горлом неудачливых убийц и подхватил их, прежде чем они успели грохнуться на пол. Аккуратно положив их на ковер, Джек огляделся. Все прошло тихо. Он приложил ухо к двери. Оттуда раздавались голоса – люди, что были там, ничего не услышали. Джек узнал гордую манеру речи герцога Валора и ворчливый говор главного Водного чародея королевства Хитара Ливня. Маг доказывал хианскому лорду, что какое-то дело не может быть исполнено сейчас, поскольку нежити осталось каких-то два перехода до Элагона, а из-за этого некий только им двоим известный план переносится на неопределенное время. Герцог очень злился, но ничего не мог поделать. Волшебник был настойчив, и уговаривать он был непревзойденным мастером.

Кармали не стал вдаваться в подробности – подслушивать сейчас не было частью его задания. Взвалив на себя труп первого убийцы, он подтащил его к тяжелой синей портьере, за которой скрывался потайной ход. Туда же он припрятал и второго проходимца. Оттуда их заберут доверенные люди, когда бал закончится, гости разъедутся, а его сиятельство герцог отбудет в Хиан. Задание можно было считать выполненным, оставалось только исчезнуть из этого дома, на балконе которого все еще ждала его леди Теа…

Жаворонок молчал, лепестки роз осыпались на каменный пол балкона. Он затих всего какой-то миг назад, но Джек уже стоял подле графини.

– Вы вернулись, милорд! – в первую секунду радостно воскликнула девушка, но почти тут же ее взгляд наполнился печалью: – Ваша птичка… она умерла…

– Я вам сплету другую. Миледи… я…

– Ничего не нужно говорить. – Она закрыла ему рот своей холодной ладошкой.

Он сильнее прижал ее руку к губам и поцеловал. Леди Теа прильнула к нему, Джек обнял ее и обхватил своим плащом.

– С вами я чувствую себя такой живой… я чувствую себя в безопасности, маркиз.

– Я не маркиз, – непонятно зачем признался вдруг Кармали, тем самым разрушив свою «легенду» – непередаваемая оплошность! За такое преспокойно могли изгнать из тайной стражи.

– Я знаю, – сказала она. – Я искала любые сведения о вас, но так и не нашла. Я даже приезжала в ваш дом в Гортене, но он оказался давно заброшенным, там лишь пыль и… жуткие голоса в коридорах.

– Вы можете меня выдать…

– Я вас люблю, я не выдам вас. Никогда.

Она прильнула к его губам, он ответил ей. Ему было спокойно и никуда не хотелось уходить. Вся жизнь до этого мига показалась вдруг какой-то лишней, ненужной, чужой. Он не хотел к ней ни за что возвращаться. Он хотел остаться здесь, с леди Теа, до утра, до того мгновения, когда все начнут разъезжаться по своим домам и замкам. А после он сядет к ней в карету (если она будет одна) и обнимет ее как можно крепче, прижмется к ней, как сейчас, и не отпустит больше никогда… А если с ней кто-то будет, то он спрячется и проследит. Он найдет ее, на это он потратит все свое время и силы. И плевать на задания, плевать на господина Слуха, плевать на сеньора Прево, плевать на короля. Он хочет быть с ней. Он – мятежник? Ну и пусть. Только в мятежной душе живет счастье, а в сонном царстве уныния может родиться лишь еще большее уныние, приправленное вездесущей болью и неизбывной тоской…

Назад Дальше