Аллея вывела к пруду. Темно-синее зеркало устилали островки разноцветных опавших листьев. Ведьма вздохнула полной грудью. Простор водной глади ласкал взор. Даже и думать не хотелось, какие ужасные тайны остались там, у нее за спиной...
Взгляд наткнулся на еще одну статую, поставленную далеко от остальных, у самого берега. Не мрамор, не гранит, но простой сероватый шершавый камень, а так искусно высечен, что видно малейшую деталь, каждую складку на одежде. Под резцом мастера безликая глыба превратилась в кожу, ткань, металл. Фигура воина, будто на миг замершего в порывистом движении — широкие плечи, чешуйчатый доспех, напряженные мускулистые руки, занесенный над головой меч. Гладко отполированный клинок, тонкий как настоящая сталь, всё еще не переломился просто каким-то чудом! Словно готов был вот-вот добить поверженного наземь противника...
Над головой? Гортензия засмотрелась на мужественную стать и не сразу заметила, что столь важной детали у статуи просто нет. Над плечами виднелся обрубок шеи с напряженными жилами — ровно срезанный, как спиленный пень.
— Мда, такой парень, а без головы! — огорчилась она. — Взглянуть бы в его милое личико...
И принялась искать, бродить, осматривать близлежащие кусты и заросли. Отчего-то в полнейшей уверенности, что голова просто должна быть! И должна быть где-то совсем рядом...
На поиски ушло немало времени. Гортензия не однажды тихо чертыхнулась, помянув свою любознательность, прежде чем недостающая часть обнаружилась в сырой канаве — под толстым слоем сгнившей листвы и грязи. Ведьма с трудом вытолкала эту ужасную тяжесть на относительно сухую кочку и кое-как протерла лопухом. Под коркой грязи показался шлем, низко надвинутый на брови, с зубчатым гребнем на макушке.
— Дай-ка посмотреть на тебя, красавец... — пробормотала Гортензия. Одной рукой придерживая голову за гребень, другой потянулась за следующим лопухом, чтобы отчистить лицо. И далось же ей, что этот истукан непременно окажется красавцем! Вот наверняка зря она тут мучается, кряхтит с этим булыжником — а смотреть-то и не на что будет... Да и какое ей, старой деве, дело до каменных мужиков? Настоящие-то за всю жизнь не понадобились! А тут вот захотелось статуей любоваться...
На нее сверкнули глаза. Она даже оторопела, едва не выронив камень обратно в канаву. Глаза совсем как живые — казалось, вот-вот моргнут под сурово сдвинутыми бровями. Всё из-за того, что мастер не поленился вставить в серую глыбу пару самоцветов. Протертые мягким листком, они засверкали, переливаясь всеми цветами радуги. Слезой по щеке скатилась крупная дождевая капля.
— Ох, мамоньки, красавец какой! — воскликнула она. Погладила изваяние по щеке, легонько щелкнула по кончику носа. — И что ж каменный-то такой попался?! Вот досада!
Ворона, забравшись ей на плечо, с любопытством уставилась на изваяние.
— Был бы натуральный, — прокряхтела ведьма, — себе бы такого взяла... Плюшками бы кормила, носки шерстяные связала...
Невзирая на немалый вес, Гортензия сумела-таки втащить голову на пригорок. Ну, а дальше было полегче — докатила до ног статуи колобком. Ну не могла же она кинуть такого мужчину, оставить дальше валяться в канаве носом в грязь!
— Вот за такого парня я бы замуж пошла! Не веришь, Эви? Да хоть сейчас бы, на старости лет! — продолжала веселиться она. — За ним жила бы, как за каменной стеной! Бросила бы ведьмовство, нарожала бы детишек, как все бабы...
Водрузить на место эту каменюку оказалось совсем непросто. Гортензия намучилась так, что сама не рада была. Но бросить дело незавершенным было ниже ее достоинства — и она всё-таки поставила упрямый камень на место! Кстати, щель на шее осталась совершенно незаметная, будто камень сам собой сросся.
Убедившись, что голова встала крепко и с плеч не свалится, для чего отвесила статуе пару хороших подзатыльников, Гортензия отряхнула руки и отошла на несколько шагов, полюбоваться воссозданным творением.
Любоваться было чем: стройная фигура в совокупности с вернувшейся головой смотрелась еще лучше. Длинные ноги... Особенно ей понравились ноги — голенища сапог от щиколотки до колена стягивали узенькие ремешки с полосой пряжек-хлястиков. Интересно, если к любовнице в таком наведаться — сколько же времени потребуется, чтобы всё расстегнуть и в постель нырнуть?.. О, Небеса, о чем она только думает! Старая ведьма — а на уме глупости! Ноги она мужские разглядывает — и не краснеет.
— Молодой, — протянула она.
— Урр, — мурлыкнула ворона, вновь усевшись на плечо хозяйки, под кружевной купол зонтика.
— Красивый... — продолжала ведьма мечтательно.
— Урр, — вновь согласилась с очевидным птица.
— Эх, была б лет на десять помоложе, наколдовала бы себе такого! — вздохнула Гортензия.
— У-урр! — фыркнула ворона.
— А что? Это по молодости я глупая была, не сумела бы, — обиделась на птицу ведьма. — А теперь наверняка смогла бы! Да вот уж не к чему.
Вздохнув, решила, что пора и домой уже возвращаться...
Гортензия неспешно двинулась вдоль берега. Каждый десяток шагов оборачивалась на приглянувшуюся статую, оставленную в одиночестве, пока деревья не заслонили обзор. Ведьма прикидывала в уме, каким способом можно доставить истукана в собственный сад... Но ход мыслей оборвал неожиданно налетевший ветер. С деревьев посыпалась листва, Гортензию закружило в яркой вьюге, ослепило солнечным блеском осеннего золота. Сильный порыв выдернул из рук зонт, подхватил, завертел, поднял до серых облаков — и бросил обратно вниз, на замутившееся рябью зеркало.
И тут же шквал утих, успокоился.
Ворона подлетела к плавающему по воде, будто игрушечный кораблик, зонту, уселась на рукоять.
— Молодец, Эви! — крикнула Гортензия, в беспокойстве за свой зонтик позабывшая обо всем на свете. — Можешь мне его принести?
Ворона, очевидно, смогла бы. Но не захотела. Сделав вид, будто ничего не слышит, принялась преспокойно чистить перышки — пока зонт сам собой не подплыл к песчаной отмели, где уже поджидала запыхавшаяся хозяйка.
— Совсем ты у меня обленилась, Эвигейт! — пожурила питомицу Гортензия.
Ворона ничего не ответила. Что-то заметив, неожиданно резко сорвалась с рукояти, коршуном набросилась на круглый булыжник, торчавший в куртине прибрежного камыша, словно яйцо в гнезде.
— Что это, еще одна голова нашлась? — пошутила ведьма. Подняла выловленный зонт в вытянутой руке, с кончиков спиц струйками полилась вода.
Ворона обстоятельно исследовала камень, даже клювом постучала в нескольких местах, прислушиваясь к отзвуку — и отчего-то пришла в волнение. В нетерпении переминалась с лапы на лапу, всем видом показывая, что не сойдет с места, пока Гортензия не осмотрит находку.
Нет, обнаруженный камень действительно очень походил на яйцо — огромное, с чешуйчато-мраморным рисунком по поверхности. И покрыт плотным налетом, похожим на зеленоватый воск.
— Ох, светлые Небеса! — всплеснула руками Гортензия, разглядывая ворону, важно нахохлившуюся на исполинском яичке. — Это когда ж ты его снесла?! Я и глазом моргнуть не успела! И осилила ведь такое здоровое! Признавайся, от кого снесла-то? От дракона?
Растопырив крылья, ворона обиженно пригнулась, взъерошив перья.
— Ладно-ладно, не сердись! — продолжала веселиться ведьма. — Заберем домой твоего птенчика, не замерзать же ему в трясине.
И действительно, вытащила булыжник из зарослей, увязала в платок — хорошо хоть оказался гораздо легче каменной головы. Удовлетворенная ворона вернулась на плечо хозяйки.
Небо хмурилось, обещая вместо надоедливой мороси нешуточный ливень. Возвратиться домой следовало поскорее. Гортензия поудобнее пристроила узел с камнем подмышку — и свернула на едва приметную тропку, поднырнув под сплетение ветвей...
***В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: король — сидеть на троне, принцесса — ждать своего рыцаря, ведьма — варить зелья, а чернокнижник...
Четверка вороных несла карету через ночной лес. Узкую дорогу коридором обступали деревья. Летящие навстречу стволы будто пританцовывали в свете раскачивающихся на передке кареты фонарей.
Кучер, подскакивающий на жестком сидении, едва не проглядел узкую тропку, свернувшую от дороги к внезапно открывшемуся логу. Разгоряченных лошадей невозможно было остановить сразу, пришлось сделать широкий крюк. Карету нещадно протрясло на спуске, прежде чем экипаж встал перед скромной хижиной. Не дом, а трухлявый пень с трубой в крыше, вросший в землю под сенью вековых дубов...
Кучер опустил вожжи, без лишних церемоний стукнул локтем в стенку кареты. Лошадь в передней паре устало всхрапнула, потрясла головой, грива взвилась шелковой волной.
В оконце хижины зажегся тусклый огонек.
Дверца кареты распахнулась, на мокрую от недавнего дождя траву ступил молодой человек. Нетвердым шагом отошел от экипажа, волоча подол черного балахона по высокой траве, с облегчением вдохнул полной грудью холодный воздух. Обернулся к вознице. Тот развел руками:
— А я-то что? Это дорога такая! Не в городе же. Говорил ведь — верхом езжайте! Или вон Сильг берите, она не укачает...
Но тот ворчание кучера слушать не собирался. Низко надвинул капюшон на глаза, направился к лачуге — прямиком через цветник, через бледно светящиеся в лунном свете незабудки, через ровные грядки с овощами и травами.
На требовательный стук отозвался из-за двери сиплый старческий голос:
— Слышу, слышу! Погоди чуток, добрый странник!..
Ждать пришлось долго. Кучер уселся поудобней, подперев небритую щеку кулаком. Лошади переступали с ноги на ногу, чутко прислушиваясь к шорохам ночного леса. Прибывший гость стоял, в нетерпении наматывая на палец и без того вьющийся локон, выбившийся из-под капюшона.
Наконец дверь отворилась, на порог вышел высокий старик, в засаленном ночном колпаке на голове, с чадящей масленой лампой в руках. Эту лампу он немедля сунул в лицо отшатнувшемуся гостю.
— Кто ты, добрый странник? — прищурив глаза, осведомился отшельник. — Входи, коли ночлег ищешь! — и улыбнулся радушно, во весь беззубый рот.
— Благодарю, но я не прошу твоего гостеприимства, — вежливо склонив голову, сказал ночной посетитель. — Ответь, старик, это ты — чародей Первой ступени колдовской Гильдии, магистр Второго ранга Первого круга Посвящения, по имени Гас Примус?
— Гаспар Праймус, — несколько обидевшись, поправил старик.
— Верно, — кивнул гость, подсмотрев в извлеченную из широкого рукава записку. — Прошу прощенья.
— Если вы ко мне по делу, ничем не могу помочь. Я давным-давно оставил практику...
И он собирался уж захлопнуть дверь, но гость не позволил:
— Погоди, старик, ты не дослушал! — схватил за костлявое плечо, вытолкнул на поляну.
Старик не ожидал подобного неуважения. Потоптавшись в домашних войлочных тапках по рыхлой грядке, с погасшей плошкой в руке, поежился от ночной прохлады.
— Кто вы такой, юноша? — проблеял старый чародей. — Я хоть и отошел от дел, но еще вполне способен за себя постоять!
— Кто я — не имеет значения, — ответил молодой человек. — Главное — кто ты! В свое время ты был самым сильным колдуном в Тайном совете Гильдии?
— Допустим, не отрицаю, — согласился чародей, даже несколько польщенный, что о его былой славе кто-то еще помнит. — Но учтите, юноша, я за все свои долги уже расплатился сполна, все старые обиды загладил и давно никому ничем не обязан!
— Вот и отлично. Значит, ты готов умереть.
— Что?! — старику почудилось, будто он неправильно расслышал.
— Ты готов умереть? — громче повторил парень.
— Да не орите, ваша милость! — подал голос кучер. — Он же не глухой.
— Так вы что, господа любезные, меня грабить собрались? — догадался чародей, переводя удивленный взгляд с гостя на карету и обратно. — Так я вам не позволю! У меня там и книги... и мудрость... записи... и зелья... Я всю жизнь их копил! Не позволю!..
Бросив бесполезную лампу, он быстро засучил рукава, слепил в костлявых пальцах сноп розоватого огня... Но швырнуть в непрошенного гостя не успел — захрипел, запрокинул голову, стиснул в кулак ворот, точно его душили.
Кучер отвел глаза — он уже знал, на что был способен его хозяин. Хотя молодой некромант и пальцем не шевельнул — лишь сосредоточенно буравил тяжелым взглядом старика... И едва не пропустил выпущенный исподтишка снаряд. Пламя ударило в ствол дуба позади него, рассыпалось искрами, обожгло задымившуюся кору. Но парень будто ждал этого — вовремя успел уклониться и с готовностью послал клубок молний в ответ, подпалив старику и без того клочковатую бороду.
— Пожалуйста, не сопротивляйтесь! — вежливо попросил некромант. В его ладони уже зажегся следующий разряд, а второй рукой он быстро чертил в воздухе таинственные знаки.
— Хо-хо-хо! Мал еще с дедушкой-то драться! — воскликнул чародей, жонглируя трескучими клубками огней. — Давненько я так не веселился!.. Ну-ка, поглядим, из какой ты школы... — Он махнул рукой, и на противника сверху обрушился ворох веток, толстый сук больно треснул по плечу.
— Я самоучка! — отрезал парень, мысленным приказом отослав в старика дюжину чурбашков из аккуратно сложенной под окном поленницы. Лишь один слегка задел чародея концом по заду — и не потому, что молодой колдун плохо целился, а потому что старый отлично помнил заклинания защиты. Но некромант уже мысленно отсчитывал секунды — скоро старик позабудет о защите, да и обо всем на свете. Они всегда забывают, когда видят...
— Эй! Вы это того! Глядите! — в возмущении воскликнул кучер, когда лошадей окатило дождевой водой из бочки, с громом треснувшей над крышей хижины.
Некромант, не отвлекаясь от метания молний и плетения черных чар, сделал знак рукой — и карету с четверкой загородила стена твердого, точно алмаз, воздуха.
— Другое дело, — вздохнул возница, принялся поправлять упряжь...
Очень скоро от ровных грядок и цветника не осталось следа, всё было втоптано в грязь, развалено и порушено. Деревья вокруг поляны опалились или вовсе взорвались в щепки. В дерновой кровле лачуги зазиял пролом, мутное стеклышко из оконца вылетело осколками.
Повергнув гостя лицом в огородную грязь, чародей вскричал:
— Никто не смеет безнаказанно посягать на моё имущество и покой!
— К дьяволу имущество! Я за твоей душой пришел, — прошипел парень, выведенный из себя неожиданным упорством старика.
— Черных книг начитался, мальчишка?! — воскликнул чародей. — Смотри же, добром это для тебя не кончится! Невозможно смертному заставить саму Смерть служить себе! Духи Тьмы жестоко отомстят за глупую самонадеянность!
— Спасибо, но я не нуждаюсь в пророчествах, — ответил некромант, сплюнул скрипнувшую на зубах землю. Губы его скривились в улыбке.
Он уже видел то, что старик еще не замечал. Мертвые духи, прилетевшие по его зову, уже оплели жертву тонкими щупальцами смертного холода. Они уже присосались к уставшему сердцу, выведали тайную боль прошлого...
Старик побелел, опустились руки, погасли на ладонях огни. Чародей уставился ровно перед собою, словно узрел в темноте вдруг воплотившийся призрак — борода затряслась, он зашлепал дряблыми губами, пытаясь выговорить давно позабытое имя...
Некромант усмехнулся. Неторопливо отряхнул потрепанный дуэлью балахон. У каждого в прошлом есть призраки, у каждого в глубине сердца запрятана тень. Вина перед умершими точит душу годами, десятилетиями, не унимаясь со временем, а лишь еще глубже укореняясь, так что вырвать это чувство потери из груди можно только вместе с самим сердцем.
— Это ты?.. — пробормотал чародей, протягивая руку к невидимому призраку. Некромант понятия не имел, кто именно представился старику. Духам тоже было это безразлично, они лишь высасывали наружу затаенные чувства, а жертва уже сама в своем воображении воскрешала незабываемый образ.
— Прости меня... Я не желал твоей смерти... Я сделал всё, что смог, но спасти тебя было не в моих силах... — лепетал старик, из глаз его потекли слёзы.