Лера в восторге от перспективы сочетаться браком "по полной" не была, но возражать не осмелилась. И опять же... Ей нужна была эта защита, нужна как воздух и даже больше. И нужны были гарантии, что он не бросит ее, как сломанную куклу, когда получит то, что хотел. И с этой стороны его инициатива обнадеживала. А с другой - вдруг что-то пойдет не так? Или наоборот -- вдруг у нее появится возможность уйти?
- Естественно. Мне необходимо соблюсти традиции. Это важно.
- Хорошо, - Лера прошлась по комнате - до окна и обратно. - Что насчет меня?
- А что насчет тебя?
- Моих... проблем. Как быть с ними? - брачные клятвы, по разумению Леры, все-таки не полностью гарантировали ее защиту в будущем. Нужно было что-нибудь поконкретнее.
- Никак. - Жених, казалось, удивился. - Десять лет тебя никто не беспокоил, и впредь почти ничего не изменится.
- А... не сочтите за дерзость, гарантии?
- Гарантией будет церемония, и ты об этом прекрасно знаешь. Ты станешь моей женой, я буду тебя оберегать. Впрочем... - жених хмыкнул, - это обоюдная вещь.
- Я буду оберегать вас? - не сдержалась Лера. Час от часу не легче! - Я? Вас? Вы это сейчас серьезно?
- Смешно звучит? Однако ж это так. Церемония свяжет наши судьбы воедино. Мысль, как я смотрю, для тебя непривычная, но боги обычно радеют за справедливость. Я бы даже сказал, за равноправие, если бы не был законченным шовинистом.
Лера пожала плечами - он может полагать все, что ему вздумается, но последнее умозаключение - из ряда вон. Это она выходит замуж, чтобы остаться в живых. Это он берет на себя обязательство сохранять ее жизнь. И это у него волшебство через уши лезет, а она отпор дать только человеку и сумеет. Ну и другие мелочи, о которых думать не хотелось. И вообще... Да, церемония и все прилагающееся, да, свяжет, да навеки, но... совесть-то надо иметь! Кто мужчина в доме?
- Я принадлежу к тем волшебницам, которые не чураются мужской помощи, - не покривила душой Лера. - Я не умею забивать гвозди и вызывать демонов. И не собираюсь этому учиться. Так что, если под равноправием вы подразумеваете именно это, забудьте. Оно мне без надобности.
- Это не мои мысли, не моя воля, - ответил Александр. Он заложил руки за спину, прошелся по комнате, раздумывая о чем-то, и продолжил: - Так задумано богами, и не тебе искать недочеты в их законах. В любом случае, для меня это скорее некая страховка, нежели строгие требования. И я надеюсь...
На что именно он надеялся, так и осталось загадкой. Лера не стала лезть с расспросами, ей своих проблем хватало, чтобы ещё разбираться с чужими недомолвками. Оставив в стороне скользкую тему о равноправии, она набралась смелости и озвучила свои требования:
- Церемонии не достаточно. Я хочу клятву. Перед богами.
- На крови, разумеется.
- Разумеется.
- Еще пожелания? - учтиво осведомился Александр. - Мира во всем мире? Полнейшего равноправия?
- Я за весь мир не радею - только за себя. Звучит мелочно, зато правда. Мне нужна клятва.
- Значит, будет, - легко согласился волшебник. Подозрительно легко, на взгляд Леры, но придираться было бы глупо.
- Когда мне надо быть готовой? - спросила она.
- Подожди. Мне нужно знать, есть ли у тебя всё необходимое для проведения церемонии.
- Типа ритуального кинжала? - съязвила Лера, знавшая только, что невесте в этом случае требуется простое белое платье и кольцо. - Нет, конечно. Откуда? Я в первый раз замуж выхожу.
- Тогда приготовление на себя возьму я. Возражения?
И вновь возражений не последовало.
***
Матвей сидел за столом и читал книгу. Что-то по альтернативной теории волшебства и признакам его разложения на энергетические составляющие. Была глубокая ночь, но ему не спалось. Проворочавшись час с боку на бок, он встал и, не придумав ничего лучше, открыл книгу. Поначалу ему даже было интересно. Автор книги утверждал, что волшебство имеет в своей структуре некие энергетические волны, и чудеса совершаются благодаря взаимодействию этих волн между собой. Очередное измышление, не имеющее, по мнению Матвея, под собой никакой научной основы, однако ж первые полчаса пролетели незаметно.
А потом началось странное. Матвей все так же сидел за столом и читал, уже без интереса, по инерции, но отчего-то ему стало казаться, что рядом с ним кто-то есть. Как недавно в кухне. Волшебник прислушался, присмотрелся, призадумался и осознал, что этот кто-то даже не рядом, смотрит в затылок через оптический прицел, а внутри него, тихонько скребется и о чем-то просит, что-то говорит; что-то несусветное, несуразное и никакой смысловой нагрузки не несущее. Матвей попытался разобраться, что именно, вычленить слова, но не вышло. Голос стал тише, как будто не хотел, чтобы его слышали, а потом и вовсе стих.
Матвей еще некоторое время прислушивался, ждал, но так ничего и не дождался. Тогда он отложил книгу, встал и принялся ощупывать себя с ног до головы со смутной целью выявить незамеченные ранее странности. Все было как будто на месте - руки-ноги-голова. Тогда что это было - сейчас и тогда, в кухне? Игра воображения? Обман слуха? Или у него что-то с головой не в порядке? Или от общей усталости и неустроенности? Или кто-то специально его преследует, хочет использовать для своих тайных целей? Кому может быть интересна жизнь Матвея, когда ему самому она в последнее время стала безразлична?
Надо бы узнать, что это может быть. Только с кем посоветоваться? Довериться маме очень хотелось, равно как и спросить совета, но язык не поворачивался рассказать правду. Как наяву, Матвей видел перед собой ее приподнятые брови-ниточки и недоверчиво искривленные губы. Ни к чему хорошему это не приведёт. Но если не мама, то кто?..
Матвей всерьез размышлял над этой проблемой еще минут пять, а потом ощущение подзабылось, расползлось на отрывочные воспоминания и перестало казаться чем-то важным. Ему вдруг захотелось спать. Он прилег на кровать, повернулся на бок, свернулся калачиком и почти сразу заснул. И приснился ему странный сон.
Будто бы он карабкается изо всех сил куда-то вверх - то ли на гору, то ли по лестнице. Сдирает в кровь пальцы, оступается, срывается, но упорно продолжает лезть. Вокруг плотная завеса тумана и ничего не видно, и капли дождя - мелкие-мелкие, будто их сквозь сито пропускают - попадают в глаза, нос, рот, и скользко так делается, что Матвею страшно, что не долезет, что упадет и разобьется насмерть. О камни, или об пол, а может, о чье-то равнодушие. Он замирает на мгновение, переводит дыхание, до рези в глазах всматривается вверх - в небо или в потолок, но видит лишь густой туман. И когда он опускает голову, но на него сверху обрушивается нечто тяжелое. Срывает с лестницы-горы и бросает вниз, прижимает к земле - еще живого, трепыхающегося, испуганного. И давит, давит что есть сил, совсем как взгляд на кухне. Давит так, что Матвей ощущает, как крошатся внутри него кости, как лопаются внутренности, и сам он трескается по швам, и становится нечем дышать. Он пытается оттолкнуть нечто, но под руками лишь воздух. Он хрипит, дергается, трепыхается, как наколотая на булавку, но еще живая бабочка... и просыпается. В холодном поту, дрожа от ужаса, задыхаясь...
"Бред", - едва успевает подумать он, прежде чем ощущение давления возникает с новой силой, и вжимает Матвея в толстый матрас на кровати. Волшебник кричит, но из груди вырывается лишь слабый хрип; он бьет ногами, руками, совсем как во сне, только это уже не сон, это жуткая реальность, и в этой реальности он, кажется, сейчас умрет...
И тут Матвей просыпается снова... Вскрикивает что есть сил, дергается всем телом и падает с кровати. На какой-то миг лишается чувств, ударившись виском об пол, но затем его подкидывает с места, как мяч. Он вскакивает на ноги, шарахается вправо-влево, заполошно машет руками и что-то бессвязно бормочет...
- Ничего этого нет, - шепчет он, сидя на кровати, полностью обессилев. - Ничего этого нет. Мне все приснилось. Очередной кошмар. Мама...
Он хватается за голову руками и раскачивается из стороны в сторону, дрожа от напряжения и сипло, тяжело дыша. А в голове его уже кто-то копошится, копается в мыслях, перебирает их, оценивает, отбрасывает ненужные, и добавляет свои, необходимые. И все это сливается в один поток; хаотичный, наполовину свой, наполовину чужой, он то набирает ход и на всех парах, будто паровоз, устремляется вперед; то резко меняет направление и замедляется, то разделяется на параллельные потоки, то вновь сливается в один. И все это длится, и длится, и длится, и нет никакой возможности взять себя в руки...
А перед глазами черные мошки летают, мельтешат и пытаются пробраться под кожу.
Матвей отнял руки от головы, нервно почесался и помахал руками перед лицом, отгоняя наваждение. Ему хотелось перестать думать - хотя он и не думал ни о чем конкретном - но это движение внутри головы становилось невыносимым. Уже занимался рассвет, а значит, он провел в таком состоянии несколько часов.
- Хватит, - прошептал он, оседая на кровать. - Хватит. Я не хочу.
"Ты жалок до отвращения...", - вспыхнула в голове ясная мысль, одна из миллиона.
- Пусть, пусть, пусть. Только оставьте меня в покое...
"Жалок... жалок..." - гулкое, раскатистое эхо выстреливало из темных углов комнаты, и Матвей что было сил зажимал уши. А потом все прошло - резко, неожиданно. Замедлили бег, обрели смысл и упорядочились мысли в голове. Черные точки больше не плясали перед глазами; тревожное ожидание, напряжение растворились, ушли, как не было. Наступила блаженная тишина и покой.
Матвей сидел на кровати, но в его позе не было недавней скованности. Вот уже полчаса он просто сидел и пытался придумать удобоваримое объяснение тому, что с ним происходит. Первое, что приходило в голову - он сошел с ума. Или смертельно болен. Ни то, ни другое не радовало. Однако сбрасывать со счетов варианты -- не значит от них избавиться.
Еще одно возможное объяснение - чьи-то жестокие шутки. Или не шутки, а умысел. Преступный, злокозненный. И Матвею отведена роль марионетки, исполнителя чужой воли. А может, кто-то наслал на него порчу? Или проклял? Но зачем? Кому он, тридцатилетний скучный библиотекарь, мог перейти дорогу?
Волшебник некоторые время поломал себе голову над возможными сценариями и пришел к выводу, что надо начать с простого. С болезней - душевных или физических. И с докторов. А кто у них с мамой доктор? И как бы записаться на прием и миновать при этом материнский пригляд?
Остаток ночи прошел в бесполезных раздумьях и общем планировании действий на завтра. Спать Матвей так и не лег.
***
Время до замужества пролетело очень быстро. Лера только и успела, что выполнить "погодный" заказ, отписавшись предварительно и получив письменное же заверение в том, что "как будет - так и ладно". Пару раз она звонила Игнату, тактично напоминая о своей проблеме, но друг был слишком занят и отделался невнятным бурчанием. Лера не стала обижаться, равно как и не стала посвящать его в подробности своей личной жизни.
Нет, периодически её атаковало чувство вины за то, что не рассказала единственному другу о будущем замужестве. Однако тому было несколько причин, достаточно веских, на её взгляд. Первая и самая главная - расхристанные чувства и, как следствие, страх, что Игнат поймет: замужество - вынужденная мера, без любви и малейшей симпатии. И, не приведи боги, примется в жизни Леры - в той ее части, которую она тщательно скрывала от всех на свете -- основательно копаться. Вторая - даже если бы удалось друга обмануть и он поверил бы в "счастливую невесту", Лера не ощущала в себе сил выслушивать жизнерадостные поздравления, неизбежные пожелания любви и плодотворного личного союза (подразумевались общие научные исследования), и далее по списку. Она разрыдалась бы уже на втором слове, чем опять поставила бы под угрозу весь план будущего мужа. Третья - Лера тайно, очень тайно и истово надеялась, что пронесет. Брак заключен не будет; Александр обойдется без нее; божественный дар неожиданно покинет Леру; и так далее и тому подобное. Это было глупо, но, в конце концов, она всего лишь волшебница! И как всякая нормальная волшебница надеется на лучшее. Была еще и четвертая причина, и пятая, и сто пятая, но перечислять их бессмысленно, ведь все они сводились к одному - тайна подлежит сохранению в полном объеме. Любое упоминание деталей может привести к полному разоблачению, а это подвергнет её жизнь опасности.
Но, несмотря на все эти доводы, очень разумные, железобетонные и правильные, Лере безумно хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, страхами, надеждами! Она не просто замуж выходит, она в столицу переезжает. Это же совершенно новая жизнь, незнакомая, нежеланная и при этом неизбежная.
Мама... она хоть и знала давно про дар, почему-то никогда не воспринимала рассказы дочери всерьез. Да и не понять ей Лериных страхов. Скажет - дурака валяешь, с жиру бесишься. Из отца сроду слова не вытянешь. Особых друзей во взрослой жизни Лера так и не завела, а школьные поделились на два лагеря - те, кто уехал делать карьеру в столицу, и те, кто, как и она, прозябал в их глухой провинции. Говорить и с теми, и с другими было, в общем-то, не о чем.
В итоге Лера переживала в одиночестве, то гуляя по саду, то привидением бродя по дому.
С неприятным постоянством ей на глаза попадался жизнерадостный до неприличия Эмиль, три заклинания забвения на это бестолковое имя! Чем хуже было настроение Леры, тем настойчивее становились приглашения "попить чайку" или "покачать пресс", пока, наконец, она не гаркнула в сердцах:
- Я замуж выхожу на днях, иди кого-нибудь еще пригласи, а?
Эмиль только глаза шире распахнул и спросил:
- Как это - замуж? Извини, но ты не походишь на счастливую невесту. Скорее, на скорбную вдову.
Лере очень хотелось ответить что-нибудь грубое, но по делу, отражающее ее эмоции в данный момент, но она как вежливая волшебница сдержалась и выдала:
- Ммм... обычное девчачье волнение перед свадьбой. Первый раз, все-таки.
Эмиль, который в это время с гордостью оглядывал ухоженные клумбы на своем участке, ответил:
- Хочешь, помогу стресс снять?
- Жених не поймет, - мрачно сказала Лера. И добавила для красного словца: - Он у меня ревнивый. И волшебник сильный, к тому же.
Если она рассчитывала этим Эмиля припугнуть, то просчиталась. Он только с интересом уставился на соседку:
- Насколько сильный?
- Тебе по какой шкале? - усмехнулась Лера. - Не знаю. Но сильный.
- Вы здесь будете жить или переедете?
- Переедем. Что, скучать обещаешь?
- А то. Единственная симпатичная девчонка на всю округу - и ту забирают. С кем я теперь буду чай пить и болтать?
- Думаю, и без меня будет, с кем. Без женского общества не останешься.
- Замуж - это, конечно, великолепно, - вдруг произнес Эмиль. - Но если совсем невмоготу будет - нервы, предсвадебная лихорадка и все такое - милости прошу. Я в деле успокоения девиц величайший специалист.
Последнее утверждение Лере показалось сомнительным - за девять с лишним лет жизни окна в окна девушки в доме Эмиля гостили пару раз, не больше. Возможно, он хорошо их прятал, только от кого? Сосед, видимо, заметил скептическое выражение её лица, потому что добавил после паузы:
- Иногда мы слишком много боимся просто так, потому что жизнь скучна. Надуманные проблемы, слюни и сопли, размазанные по глупым мыслям. Разве тебе никогда не хотелось узнать, на что ты способна? Отбросить страх и ринутся в бой, до конца?
- То есть выйти замуж? - озадаченно промямлила Лера, не уловившая причинно-следственной связи между предыдущим высказыванием Эмиля и этим. И вообще, откуда этот серьезный тон? Он ее жизни хочет поучить? Вот уж дудки, она и сама разберется, без псевдоумных советов от тех, кто только железо тягает сутками, да сад свой вылизывает. - Я и так выйду. Какая разница, боюсь я или нет? Все уже распланировано.