— Что это, Удинаас? — спросила Уруфь. Встала и подтянула его поближе.
— Я упал… — задохнулся словами летериец.
— Пачкаешь кровью ран нашу пищу? Ты сошел с ума?
— Госпожа! — вскрикнул другой раб, выступая из тени. — Я видел его сегодня утром — этих ран не было, клянусь!
— Это сражавшийся с вайвелом! — завопил другой, отпрянув во внезапном ужасе.
— Удинаас одержим! — закричал третий раб.
— Молчать! — Уруфь положила ладонь на лоб Удинааса, сильно толкнув его. Он застонал от боли. Вокруг раба заклубилась магия. Он судорожно задрожал и осел к ногам Уруфи.
— В нем ничего нет, — сказала она, отстранив дрожащую руку.
Заговорила Майен. — Пернатая Ведьма, позаботься о рабе Уруфи.
Рабыня рванулась вперед. Другой раб помог ей вытащить бесчувственное тело из комнаты.
— Не вижу оскорбления в поступке раба, — продолжила Майен. — Раны действительно сочились, но он замотал их тряпками. — Она протянула руку, подняла тарелку, показывая кусок льна, который использовал Удинаас.
Уруфь что-то буркнула и медленно села. — Тем не менее он должен был сказать мне. За небрежение следует наказать.
— Вы только что изнасиловали его разум, — ответила Майен. — Недостаточно?
Молчание.
«Возьмите нас Дочери, предстоящий год будет интересным». Еще год, как требует традиция, и Фир с Майен смогут поселиться в собственном доме.
Уруфь поглядела на девушку и, к удивлению Тралла, кивнула. — Хорошо, Майен. Ты сегодня гостья, и я удовлетворю твои желания.
Все еще стоявший Рулад медленно сел.
Томад сказал: — Рулад, я не знаю о планах восстановить старые обычаи жертвоприношений. Ханнан Мосаг бережет жизни воинов, даже не омытых кровью. Не могу вообразить, как ты придумал себе такую судьбину. Может быть, предстоящее странствие предоставит тебе возможность омыть себя кровью в битве и гордо встать рядом с братьями. Молюсь об этом.
Это пожелание славы было очевидной попыткой примирения, и Рулад показал нехарактерную мудрость, простым кивком приняв ее.
Даже без Удинааса и Ведьмы рабов для обслуживания последней части ужина хватило.
Тралл никак не мог понять, что представляет из себя Майен, нареченная Фира.
* * *Шлепок по щеке. Он открыл глаза.
Увидел над собой лицо Пернатой Ведьмы. Лицо, полное ярости. — Проклятый дурак!
Удинаас моргал, стараясь оглядеться. Они оказались в его нише. За развешенными тряпками слышались голоса и звон посуды.
Удинаас улыбнулся. Ведьма скривилась: — Она…
— Знаю, — бросил он. — И ничего не нашла.
Ее прекрасные глаза распахнулись. — Так это правда?
— Должно быть.
— Лжешь, Удинаас. Вайвел скрылся. Как-то и где-то, скрылся от Уруфи.
— Почему ты так уверена?
Она резко отодвинулась. — Неважно…
— У тебя были сны?
Она вздрогнула и отвернулась: — Ты сын Должника. Для меня ты никто.
— А ты для меня все, Пернатая Ведьма.
— Не будь идиотом, Удинаас! Мне легче выйти замуж за крысу! А теперь тихо. Я думаю.
Он осторожно сел, и лица их снова сблизились. — Не надо. Я верю тебе, и объясню, почему. Она действительно заглянула в меня, но вайвел ушел. Все оказалось бы иначе, осмотри Уруфь мою тень.
Она заморгала, внезапно все поняв. — Не может быть. Ты летериец. Призраки служат Эдур…
— Призраки склоняют колени, потому что им приходится. Они такие же рабы, как и мы, Пернатая Ведьма. Я нашел союзника…
— Для чего, Удинаас?
Он снова улыбнулся, но теперь это была темная улыбка. — Я кое-что понял, и понял очень хорошо. Долги надо выплатить. Полностью.
КНИГА ВТОРАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРАБЛЕЙ
С детства мы
Обречены
По камням ступать избитым
Вами пройденных дорог
По костям стучат
Копыта
И по брошенным желаньям
Каждый миг напоминая
Участь горькую холмов
Где засеивали вы
Землю мертвую своими
Ледяными семенами
Прах жуем
И пыль глотаем
На дороге одинокой
К небесам подходы сгнили
Одиноко мы несемся
И стальные звезды
Градом
От подков взошедших прежде
Сыплются на нас
Угрозой
Устрашающим намеком
Бешеных укусов встречи.
Боевые жеребцы (Сыны — Отцам)
Глава 6
Странник судьбу сгибает
словно незримый щит
поднят затупить клинки
на поле битвы
где слепая толпа
топчет выбитые глаза
и в нужде великой
дураки танцуют на плитках
и копье поднимает случай
на красную бронзу
как черепа нанизать миры
один за другим
пока моря на древко
не прольются
не скуют стальных рук
знайте, что может Странник
должную участь нацелить
без отклонений
в людские сердца.
Бросок Плиток,
Башня Таранцеде поднимается над южной оконечностью гавани Трейта. Эта неприглядная постройка, словно уродливая рука, возносит над каменистым островком семь этажей черного базальта. У подножия грохочут волны, сталкиваясь и взметая в воздух клубы водяной пыли. В башне нет ни окон, ни дверей, только на верхнем уровне установлены диски из блестящего обсидиана, высотой с человека и почти такой же ширины.
Вдоль северной границы выстроены девять подобных башен, но лишь Таранцеде стоит над суровым ледяным морем.
Солнце тускло отсвечивало в обсидиане, а гавань уже была проглочена сумраком. За пределами гавани плясал на волне, собирая улов с мелководий, десяток рыбацких лодочек. Рыбаки не обратили особого внимания на три корабля, появившихся с севера. Расправленные паруса несли их к причалам. Вокруг корпусов кружили тучи чаек.
Когда корабли приблизились, от главного пирса отчалил ялик лоцмана.
Три промысловых судна отразились в обсидиановых зеркалах башни, искаженные, странно полосатые, с точками мечущихся чаек.
Весла вдруг бешено забили по волнам, разворачивая ялик.
На такелаже переднего суда появились силуэты. Резкий ветер туго надул паруса, затем они опали, словно корабль выдохнул. Брезент заполоскал по вантам. Смутно — человекоподобные фигуры слетели на палубу, будто черные стяги, и растаяли в наступающих сумерках. Птицы, пронзительно крича, уступали им дорогу.
Сидевший в ялике начал бить тревогу. Колокол звенел неровно, какофонией паники.
Всякий живой и желающий жить дальше моряк уважает голод морских глубин. Древние духи носятся в течениях тьмы далеко от досягаемости света, разрывают ил, вороша покрытую бесконечными слоями равнодушного молчания историю мира. Их силы невероятны, их алчность неутолима. В их объятия попадает все, ушедшее от пронизанных светом поверхностных вод.
Всякий мореход понимает, что морская гладь эфемерна — причудливые наброски на вечно — изменчивой слюде. Жизни людей что искры, так легко гасимые демонами, всегда готовыми подняться из пропасти, погреть звериные шкуры и положить конец миру.
Умиротворение напрасно, молитвы о легком плавании не будут услышаны, мольбы о спасении — проигнорированы. Кровь на носу корабля, плевок по ветру, дельфины по правому борту… Причесывайся левой рукой, утирай рот правой. Тряпички, привязанные к якорной цепи. Не вытягивай ее против солнца! Десятки примет, не подвергаемых сомнению и хранимых традицией — знаки защиты от гневливого моря.
Никто не пытался призывать непонятных духов, скрывающихся вдали от солнца, на дне раздавленных весом воды впадин. Их же не свяжешь. С ними не договоришься. Их сердца стучат в такт циклам луны, их голоса — ревущий шторм, их крылья простираются от горизонта к горизонту, они шествуют всесокрушающими столбами водяных смерчей.
Скованный дух несся на холодных течениях к гавани Трейта, и три мертвых корабля были плавниками на его спине. Последние лучи заходящего солнца пронзали его, как копья, слабое давление позволило твари вырасти, тяжело врезавшись в теплые воды гавани. Рыбы и моллюски отмелей заплясали на волнах, показывая раздавленные створки и выбитые потроха, подарив чайкам и крабам нежданный пир.
Дух поднял корабли, дико ускорившись, обратившись ударившей по побережью громадной волной. Причалы, минутой раньше заполненные зеваками, стали скопищем бегущих людей; ближайшие к берегу улицы забились задыхающейся, топчущей саму себя массой.
Волна наползала все ближе — и внезапно опала. Корпуса судов ударились о землю, треснули шпангоуты. На третьем корабле обрушилась, подняв клубы щепок, главная мачта. Грохоча, разбрасывая обломки, промысловые суда сели на причал.
Сдувшийся дух пополз в глубины, оставляя за собой опустошение.
Мерцая в обводе обсидианового зеркала, первый корабль развалился, пополз по пирсу и лег на покой. С палубы взвились искорки чаек, начав новый пир. Башня Таранцеде видела все, гладкие плитки ее верхушки впитали каждое движение, пусть и не хватало света.
В комнате под старым дворцом Летераса, далеко к югу, смотрел на происходящее Цеда Куру Кан. Перед ним лежала плитка, по форме и размеру равная находящейся в башне Трейта, и он взирал, как невозможно огромная черная тень заполнила гавань и большую часть залива и теперь медленно отходила. Волшебник отер пот со лба и заставил себя снова посмотреть на три судна, валявшиеся сейчас у причалов.
Чайки и наступившая ночь мешали взору — можно было разглядеть лишь скрюченные трупы на палубах и последних теневых духов.
Но Куру Кан увидел достаточно.
* * *У Вечной Резиденции пять крыльев, и только три закончены. Длинные коридоры с высокими, покрытыми золотым листом потолками; вдоль всей длины крыла между изящно оформленными пилонами открываются двери в залы, которые станут конторами и квартирами многочисленной армии чиновников Королевского Семейства. Ближайшие к центру комнаты вместят гвардейские казармы и арсеналы. Тайные проходы позволят спускаться на подземный уровень, простирающийся под всем дворцом, сердцем вечной Резиденции.
Увы, в данный момент эти проходы по грудь залиты грязной водой, по которой плавают крысы. Для чего плавают — неясно, разве что ради удовольствия. Брюс Беддикт стоял на помосте, на три ступени выше потопа, созерцая рассекающие воду крысиные головки. Рядом был дворцовый Архитектор, по горло перепачканный грязью.
— Насосы почти бесполезны, — говорил он. — Мы ставили и большие рукава, и малые — без толку. Едва вода потечет, как в трубу забивается крыса, или целый десяток, и готово. Да и вода сочится без перерыва. Хотя плюмберы клянутся, что мы еще выше уровня.
— Уверен, Цеда согласится придать вашим командам волшебника.
— Давно жду, финед. Все, что там нужно — на время задержать поток, чтобы вычерпать воду и запустить в тоннели крысоловов. Вчера ночью мы потеряли Ормли, лучшего ловца в резиденции. Кажись, утонул — дуралей не умел плавать. Да посмотрит Странник косо — хорошо бы найти одни кости. Знаете, крысы знают, когда им на зуб попадается крысолов.
— Тоннели необходимы для поддержания безопасности коро…
— Ну, вряд ли их используют, пока не кончится потоп…
— … а не для прохода крысоловов, — резко закончил Брюс. — Они требуются для быстрого перемещения стражи к месту прорыва врагов.
— Да, да. Я просто пошутил, финед. Конечно, вы можете набрать в Гвардию умелых пловцов… ладно, ладно, молчу. Дайте нам мага, пусть вынюхает, что там не так и остановит воду, а мы уж закончим все остальное.
— Очевидно, — сказал Брюс, — это не признак начала обрушения…
— Как в тех крыльях? Нет, не проседает — насколько можно судить. Да, прошел слух, что те два переделают. Там работает новая строительная компания. Какие-то идиоты скупили окружающие земли. Шепчутся, что они придумали способ закрепить здания.
— Неужели? Ничего такого не слышал.
— Гильдии ими недовольны, как пить дать, ведь те наняли Нежелательных, всяких бунтарей из Списка. Платят им меньше обычного, это да. Ну, им и того не светило. Гильдии не могут их прижать пока что. — Строитель пожал плечами и начал соскребать с рук куски засохшей глины, вздрагивая, когда приходилось выдирать волоски. — Конечно, если королевские зодчие примут эту конструкцию Багга, их акции взлетят до небес.
Брюс медленно повернулся к строителю. — Какую конструкцию?
— Пора помыться. Да, конструкция Багга. Должен быть какой-то Багг, так? Иначе почему компания зовется «Конструкцией Багга»?
Послышался крик одного из рабочих, шум на нижних ступенях. Рабочие побежали от кучи крыс, катившейся вверх по лестнице. Они заполнили почти все пространство платформы. В середине освещенной мерцающими фонарями груды — осознание этого вызвало новые вопли строителей — плыла человеческая голова. Серебристые с желтизной волосы, бледное морщинистое лицо. Под высоким лбом сверкали близко посаженные глаза.
Крысы начали разбегаться, и скопище осело на нижней ступени.
— Возьми нас Странник, это же Ормли! — ахнул один из рабочих.
Глаза сверкнули, голова начала подниматься, захватывая ближайших крыс. С плеч потекла мутная вода. — Кто же еще может быть, Оплота ради? — фыркнуло привидение, выхаркав сгусток мокроты и сплюнув его в поток под ногами. — Нравятся трофеи? — добавило оно, поднимая в руках сверток с крысами. — Хвосты и хребты. Чертовски тяжелые, когда мокрые.
— Мы думали, ты покойник, — пробормотал строитель тоном, намекающим, что лучше бы так и было.
— Вы думали. Ты всегда думаешь, так, Грюм? Может быть, наверно, так или эдак, ха — ха! Думал, меня крысы пугают? Думал, я утону? Веселая яма Оплота, я ловец и даже не старый. Они меня знают. Каждая крыса в проклятом городе знает Ормли Крысолова! А это кто?
— Финед Брюс Беддикт, — представился Поборник Короля. — Вы собрали впечатляющую коллекцию трофеев, Ловец.
Мужчина повеселел. — Разве не так! Но пока мешок плыл, было легче. Чертовски тяжелые, пока мокрые!
— Я поговорю с Цедой относительно вашего запроса.
— Спасибо, господин.
Брюс покинул подвал. Казалось совершенно невозможным, чтобы Вечная Резиденция оказалось готова к началу Восьмой Эры.
Население проявляло весьма малый энтузиазм по поводу празднования. В истории много пророчеств о великой империи, готовой вновь подняться в ближайший год; но, по правде говоря, в эти дни мало было подтверждений экономического или военного возрождения. Всеми чувствовалось легкое беспокойство по поводу исхода неизбежных переговоров с племенами Тисте Эдур. Риск и удобный случай: для летерийцев это синонимы. Но ведь война всегда неприятна, хотя ее итоги весьма полезны. Риск вел к возможностям, ведь о возможности поражения мало кто помышлял.
С одной стороны, племена Эдур объединились. С другой, подобные альянсы против притязаний Летераса никогда не обнаруживали особой прочности перед политикой разделения. Золото снова и снова покупало измены. Союзы разваливались, враги гибли. Почему в этот раз будет по иному?
Брюс дивился присущему его народу самодовольству. Ему было ясны настроения в королевстве. Нервы взведены, но лишь чуть-чуть. Рынки стоят неколебимо. Ежедневная унылая суета людишек, для которых имеет значение лишь прибыль и обладание.
Во дворце, конечно, переживания более утонченные. Гадания Цеды сулят Летеру глобальные перемены. Куру Кан в своей извилистой и насмешливой манере говорит о некой форме Восхождения. Преображения… от короля к императору, хотя как такая перемена проявится, остается непонятным. Аннексия Тисте Эдур и их богатейших земель действительно породит пробуждение величия, необузданную выгоду. Победа явит доказательства своей правомочности, правоты Летера и его путей.
Брюс вышел из Второго крыла и направился ко Второму каналу. Скоро полдень. Утром он тренировался в фехтовании с другими свободными от службы офицерами, в здании позади казарм, потом завтракал в ресторане у канала Квилласа. Он был благодарен за это краткое время одиночества, хотя удаление от дворца (Король находился в покоях Первой Наложницы, и его не ждали раньше вечера) стало незримой привязью, постепенно натягивающейся, пока он не почувствовал необходимость приступить к обязанностям. Посетить Резиденцию и ознакомиться с ходом строительства, потом вернуться в старый дворец.