— Мы древние боги, смертный. Ты рискуешь…
— Вы заслужили покой, я в этом убежден. В следующий раз вы будете готовы к приходу Тисте Эдур — тех, что сковали вашего собрата. Моя жизнь в добавление к вашей силе; надеюсь, этого хватит, чтобы выстоять.
Страж выпрямился. — Хорошо, смертный. Твоя жертва не будет забыта.
— Имена! Я чувствую… я уплываю…
Слова наполнили его разум — ошеломляющая лавина имен, и каждое клеймом выжигалось в памяти. Он застонал от силы этой атаки, от бесчисленных слоев горя, мечтаний, жизней и смертей, от невероятных королевств, от цивилизаций, ставших руинами и прахом.
«Истории. Так много историй… ах, Странник…»
— Спаси нас Странник, ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО!
Брюс обнаружил, что лежит на спине. Ощутил спиной твердый, гладкий пол. Глаза мигнули. Над ним склонялось сухое лицо Куру Кана.
— Я не смог найти Маэла, — сказал Поборник Короля. Он чувствовал невероятную слабость, едва смог бы поднести руку к лицу.
— В тебе едва ли осталась капля крови, финед. Расскажи, что случилось.
«Простите меня Оплоты, историям не будет конца…» — Я открыл, что сотворили Тисте Эдур. Цеда, это древний бог, лишенный имен и связанный новым. Теперь он слуга Эдур.
Глаза Куру Кана посуровели за толстыми линзами. — Лишенный имен. Важно? Может быть. Как найти одно из его имен? Поможет ли это ослабить хватку Ханнана Мосага?
Глаза Брюса закрылись. «Все эти имена, оставшиеся внутри. Различит ли хотя бы один бог имя… именно этого сородича?» — У меня они, кажется, есть, но требуется время.
— Ты вернулся с тайнами, финед Брюс Беддикт.
— И едва ли с пригоршней ответов.
Цеда отодвинулся. — Юный мой друг, тебе надо придти в себя. Еда, вино, много и того и другого. Можешь встать?
— Попытаюсь…
* * *Скромный слуга Багг шел сквозь черноту Последней Дороги Шерпа, названной так потому, что бедняга Шерп умер там несколько десятков лет назад. Он был непременной принадлежностью округи, вспоминал Багг. Старый, полуслепой, он вечно бормотал про таинственный «треснувший алтарь», что лежит глубоко в глине под улицами. Точнее, под этой самой улочкой.
Его тело было найдено в очерченном по пыли круге, среди рваных тряпок и нескольких крыс со свернутыми шеями. Все это странно, но мало кто стал интересоваться и удивляться. Люди же мрут на улицах и в аллеях очень часто.
Багг не хватало старика Шерпа даже столько лет спустя. Но некоторые события не отменишь.
Он проснулся от треска циновки, служившей дверью в жалкую резиденцию Теола. Грязная девчонка доставила срочную записку. Сейчас она скакала в нескольких шагах впереди, то и дело оглядываясь и удостоверяясь, что он не отстал.
В конце Дороги Шерпа находилась другая узкая улочка. Поверни налево — и окажешься у провала, прозванного Пяткой Странника, в который сваливали городские отходы; поверни направо, и через пятьдесят шагов уткнешься в старое здание под проваленной крышей. Девочка вела Багга именно в эти руины.
В доме оставалась одна довольно хорошо сохранившаяся жилая комната, и в ней ютилось семейство. Нереки: шесть детей и бабка, прибредшая с далекого севера после того, как родители детей умерли от Вялой Лихорадки. Само по себе несправедливо — летерийские целители легко избавляли от этой лихорадки, была бы монета.
Багг не знал их, но знал о них; и они, конечно, тоже слышали о службе, которую он мог им предложить.
Тоненькая рука схватила его руку; девочка повела его в дверь и в коридор. Баггу пришлось пригнуться — потолок свисал рваными кусками. Три шага, и показалась створка другой двери, а за ней забитая людьми комнатушка.
Запах смерти.
Входящего Багга встретили склоненные головы и неразборчивые приветствия. Он устремил взор на неподвижное тело, лежащее на окровавленном одеяле в центре комнаты. Еще миг, и его взгляд скользнул навстречу стоящей в середине группы — девочке лет десяти или одиннадцати. Хотя, возможно, она была старше, просто изнурена плохим питанием. Или моложе, но опухла по той же причине. Его встретили строгие, большие глаза.
— Где вы ее обнаружили?
— Она сделала ЭТО дома, — деревянным тоном отвечала девочка.
Багг снова осмотрел умершую бабку. — Откуда шла?
— Скрытый Круг.
— Значит, она говорила перед смертью. — Мышцы Багга напряглись. Скрытый Круг находился в двух или трех сотнях шагов. Необычайная для старухи воля — пройти такое расстояние с двумя смертельными ранами от меча в груди. — Похоже, ей было очень нужно.
— Да, сказать, кто ее убил.
«Не исчезнуть, как многие обездоленные, оставляя призрачную надежду, что она «просто пропала без вести». Дети обойдутся без лишнего шрама».
— Так кто?
— Она пересекала Круг и оказалась на пути кортежа. Семь человек за хозяином, все при оружии. Хозяин сердился, потому что пропал один из его шпионов. Бабушка попросила монетку. Хозяин потерял голову от злости и приказал страже ее убить. Они так и сделали.
— И кто же этот хозяин?
— Вы найдете его лицо на новых доках.
Ах. Багг склонился над женщиной. Положил руку на холодный, твердый лоб, отыскивая остатки жизни. — Урузан из клана, известного как Клан Совы. Ее сила была рождена любовью. К внукам. Она ушла, но недалеко. — Подняв голову, он встретил взоры всех шести детей. — Слышу стук тяжких камней, скрежет давно захлопнутой двери. Там холодная глина, но она не принимает ее. — Он глубоко вздохнул. — Я приготовлю плоть для нерекского погребения…
— Благословите нас, — сказала старшая.
Багг поднял брови: — Вас? Я не нерек, даже не жрец…
— Но нам нужно ваше благословение.
Слуга колебался. Вздохнул: — Ладно. Но скажите, чем вы теперь будете жить?
Словно ответом прозвучал стук в дверь. В комнату вползла грузная фигура, казалось, заполнив ее без остатка. Парень был очень молод, в чертах лица отражалась кровь Тартеналов и нереков. Маленькие глазки отыскали бабушку, и пришелец помрачнел.
— А это кто? — спросил Багг. «Движение тяжких камней — теперь здесь… словно откинута в сторону целая гора. Что тут началось?»
— Наш двоюродный брат, — ответила девочка, смотревшая на молодого человека широко раскрытыми глазами, с восторгом и обожанием. — Он работает в гавани. Зовут Унн. Унн, этот человек — Багг. Одевающий мертвых.
Голос Унна оказался таким низким, что ухо едва ловило его. — Кто это сделал?
«Ох, финед Герун Эберикт, на твой безумный кровавый пир явится незваный гость, и что-то мне подсказывает: ты пожалеешь».
* * *Селаш из Вонючего Дома была высока и хорошо сложена; но самой замечательной чертой ее внешности оказались волосы. Двадцать семь коротких вороных косичек торчали во все стороны, каждая была заплетена на особый манер и намотана на рожок антилопы. Ей было лет тридцать пять или пятьдесят — неясность проистекала из великого умения скрывать телесные пороки. Фиолетовые глаза, окрашенные чернилами особых песчаных червей, обитающих на островах далекого юга, красные губы, каждое утро обрабатываемые ядом некоего вида умеренно ядовитых змей.
Он предстала вставшим на пороге скромного и некрасиво названного жилища Теолу и Шерк Элалле одетой в тонкие обтягивающие шелка; Теол против своей воли начал изучать соски под золотистым лифом — и не сразу поднял глаза на ее озабоченное лицо.
— Вы рано! Я не ждала. О! Я вся на нервах. Теол, вам лучше знать, каково встречаться с неожиданностями. Это мертвая женщина?
— Если нет, — ответила Шерк, — то у меня даже бОльшие проблемы, чем я считала.
Селаш подошла ближе. — Худшая бальзамировка, какую я видела.
— Меня не бальзамировали.
— Ох! Безобразие. Как вы умерли?
Шерк вздернула сухую бровь. — Вот интересно: как часто ваши клиенты отвечают на такой вопрос?
Селаш моргнула. — Входите, если хотите. Как рано!
— Дорогая моя, — вразумляющее сказал Теол, — едва ли две сотни ударов сердца до полуночного звона.
— Точно! Видите, как вы меня затормошили! Быстро внутрь, надо закрыть дверь. Туда! Ох, темнота улиц пугает. Теперь, сладенькая моя, дайте получше рассмотреть. Мой слуга против обыкновения был сдержан. — Она резко склонилась к Шерк, почти коснувшись носом ее губ.
Теол вздрогнул. По счастью, ни одна из женщин этого не заметила.
— Вы утонули.
— Точно.
— В канале Квилласа. Вниз по течению от Мясорубок Ветрогона, в последний день летнего месяца. Но какого? Странствующего? Сторожа?
— Предателя.
— О! Ветрогон, должно быть, собрал в тот месяц особо щедрую добычу. Скажите, люди визжат, когда вас видят?
— Иногда.
— И со мной такое.
— Вам отпускают комплименты по поводу волос?
— Никогда.
— Да, беседа замечательная, — торопливо встрял Теол. — Увы, у нас не вся ночь впереди…
— Как раз вся, глупый человек, — ответила Селаш.
— О, точно. Извините. В любом случае, Шерк стала жертвой Топляков и, как выяснилось, длительного проклятия.
— Не все ли мы таковы? — вздохнула Селаш, направляясь к длинному столу у дальней стены.
— Теол упоминал розы, — сказала идущая за ней Шерк.
— Розы? Нет уж, дорогая моя. Советую корицу и пачули. Но сперва нужно что-то сделать со всей этой плесенью и мхом в ноздрях. А потом утулу…
— Что потом? — одновременно спросили Теол и Шерк.
— Живет в горячих источниках гор Синей Розы. — Бальзамировщица обошла вокруг Шерк. — Тайна женщин. Я удивляюсь, что вы никогда о ней не слышали.
— Кажется, в моем образовании нашлись пробелы.
— Ну, утулу — это маленькая мягкая тварь, питающаяся через щелку, заменяющую рот. Тело ее покрыто ресничками с необычной воспринимающей силой. Реснички могут укореняться в мембранах…
— Погодите, — мрачно сказал Теол. — Вы же не намерены…
— Многие мужчины не видят разницы, но это усиливает удовольствие в несколько раз… я в этом почти уверена. Никогда такую не приглашала в себя, ведь внедрение утулу не отменить, и ей нужно постоянное питание…
— Насколько частое? — спросила Шерк, и Теол различил в ее тоне понятную тревогу.
— Ежедневное.
— Но нервы Шерк мертвы — как она почувствует, что ощущает инородная тварь?
— Не мертвы, Теол Беддикт, просто не разбужены. Кроме того вскоре реснички утулу пронижут все тело, и чем здоровее организм, тем более довольна и ярка ее мерцающая плоть!
— Ясно. А как насчет мозгов? В них тоже корни прорастут?
— Ну, мы не можем этого допустить, иначе остаток нежизни вы проведете, пуская горячие слюни. Нет, мы наполним мозг ядом… ну, не совсем ядом, а выделением маленькой твари, живущей в тех источниках вместе с утулу. Эти выделения для нее нестерпимы. Разве не чудесна природа?
* * *Багг взобрался по ступеням хозяйского дома. В глазах саднило. Остался час до рассвета. Он чувствовал себя выжатым — скорее произнесенным недавно благословением, нежели похоронными хлопотами. Два шага по комнате — и он резко остановился.
На полу, прижавшись спиной к стене, сидела Шенд. — Багг, где наш ублюдок?
— Работает, хотя я понимаю ваш скептицизм. Я не спал всю ночь и не склонен к беседам, Шенд…
— А мне плевать. Что за работа? Что такое надо делать, когда все люди спят?
— Шенд, я…
— Отвечай!
Багг прошел к горшку, стоящему на остывшем очаге. Нацедил кружку чуть теплого, спитого чая. — Двенадцать линий инвестирования, словно незримые ручьи под фундаментом — грызут почву, но не вызывают землетрясения. В любой экономике есть главные опоры, на которых держатся прочие.
— Такими делами нельзя заниматься в полночь.
— Да, такими нельзя. Но, Шенд, есть угрозы. Опасности. С ними нужно разбираться. Кстати, что вы делаете здесь ночью без телохранителя?
— Аблалы? Этого тупицы? Он в койке Риссарх. Или Хеджан. Не в моей, не в эту ночь. Это точно. Мы составили очередь.
Багг уставился на нее. Допил остатки чая и поставил кружку.
— Все это правда? — спросила Шенд, помедлив. — Все инвестиции?
— Да.
— А нам почему не рассказывает?
— Потому что ваши инвестиции должны казаться не связанными. Не должно быть единого рисунка. Вывод: точно следуйте его инструкциям. Вскоре все разъяснится.
— Ненавижу гениев.
— Вполне понятно. Все, что он творит, смущает. Это точно. Нужно привыкнуть.
— А как дела у «Конструкций Багга»?
— Отлично.
— К чему это? Только ради денег?
— Нет. Наше намерение — заключить контракт на Вечную Резиденцию.
Шенд вытаращила глаза: — Зачем?
Багг улыбнулся.
* * *Дезинфекция, отбеливание, выщипывание, вычесывание. Втирание ароматных масел в кожу и одежду. И сохраняющих масел в другие области. Чистка наслоений на глазах, носу, ушах и в углах рта. Затем пришло время для насосика.
На этом этапе Теол вышел подышать свежим воздухом.
Небо на востоке бледнело, самые неблагоразумные горожане уже встали и спешили по делам. Стук повозок по мостовой. Где-то заорал петух, и сразу же заткнулся, оставив оглушающую после страстного крика тишину. Радостно залаяла собака.
Шаги. Справа от Теола. — Вы еще здесь?
— А, помощник Селаш. Как вам это хмурое утро, Паддерант?
На лице старика навечно застыло угрюмое выражение, но от шутливого вопроса Теола оно все пошло морщинами. — Как? Я не спал! Вот как оно мне, клятый змей! Они всё там? Безнадежный случай, я сразу сказал. Безнадежный. Как вы, Теол Беддикт. Я знал вашу мать — что бы она сказала, увидев вас сейчас?
— Ты знал ее труп, старый дурак. До того вы не встречались.
— Думаете, она не рассказала мне все о себе? Думаете, я не увидел, что было видно? Душа лепит свое тело. О, она все мне рассказала.
Теол вскинул брови: — Душа лепит тело? Это точно, — прибавил он, глядя на лицо Паддеранта — сморщенную сливу.
— О, что за мудрое замечание! Да, вот что происходит, когда достойного человека лишают сна!
На мостовой рядом с ними рассыпался осколками упавший глиняный горшок. Последовала брань из окна стоящего напротив здания.
— Эй там! — заорал Паддерант, схватившись за голову и кружась на месте. — Ты сделал соседей нашими врагами! Не тебе здесь жить, а?
— Успокойтесь, — ответил Теол. — Я просто спросил, как вам утро. Не забыли? От вас ожидался такой же пустой и ни к чему не обязывающий ответ. Я не желал списка ваших жалоб. Точно не желал. А кто пожелал бы… Всего лишь безвредная вежливость, Паддерант. Никаких грязных намеков.
— Да ну? Ха, мне откуда было знать? Идемте, тут неподалеку есть место, где готовят отличные кексы. И чай из ржавого листа, поднимет мертвого.
Они пошли по улице.
— Вы пробовали? — спросил Теол.
— Что пробовал?
— Поднимать мертвых ржавым листом.
— Может сработать.
— Но не работает, увы.
— Почему бы нет? Отвар удваивает частоту биения сердца и позволяет желудку переварить что угодно.
— Мне не терпится.
— Привыкнете не сразу. Лист также насекомых убивает. Только плесни на пол — пол потрескается. Не могу рекомендовать с полной уверенностью.
— Большинство людей курят ржавый лист, а не пьют.
— Варвары. Вот и пришли. Вы платите, ладно?
— С чего бы?
— Тогда пусть идет на счет Селаш. То есть оплатите потом.
— Отлично.
* * *Шерк Элалле стояла перед высоким серебряным зеркалом. Инстинкт заставил её прежде всего оценить вероятную стоимость всего этого серебра, а уже потом рассмотреть отраженный образ. Здоровая бледность кожи, но на щеках румянец. Волосы были впервые за несколько лет вычесаны и пострижены, смочены ароматным маслом пачулей. Склеры стали белыми, в зрачках блестело отраженное пламя светильников.
Гнилая кожа и лен старой одежды сменились черным шелковым платьем и коротким жакетом из черной телячьей кожи. Новый пояс для оружия, дубленые лосины, высокие сапоги. Узкие кожаные перчатки. — Выгляжу как шлюха.
— Но не старая шлюха, правда? — отозвалась Селаш.