Старые воины довольны. Молодые пламенеют. Короли освобождаются от оков быта. Армии заказывают смазку и точильные камни. Кузницы сверкают брызгами расплавленного железа, наковальни звенят, как храмовые гонги. Торговцы зерном, оружием, одеждой, лошадьми и мириадами других припасов радуются, подсчитывая грядущие богатства. Королевство охвачено новой энергией, немногие голоса поднявших протест быстро заглушаются. Обвинения в измене, массовые казни убеждают даже самых недовольных.
Увечный Бог простер руки. — Мир, мой юный воин, родится из облегчения, продолжается утомлением и умирает от ложных воспоминаний. Ложных? Ах, может быть, я слишком циничен. Слишком стар, слишком многое повидал. Существуют ли честь, верность и жертвенность? Рождаются ли эти доблести лишь в крайних обстоятельствах? Что преображает их в пустые слова, слова, изношенные от частого употребления? Каковы законы экономии духа, постоянно высмеиваемые и искажаемые цивилизацией?
Бог слегка подвинулся; Вифал ощутил на себе его взгляд. — Вифал из Третьего Мекроса. Ты прошел через войны. Ты ковал оружие. Ты видел верность и честь. Видел храбрость и жертвенность. Что ты скажешь обо всем этом?
— Ничего, — отвечал кузнец.
Лающий смех. — Боишься меня рассердить, так? Не надо. Разрешаю говорить что думаешь.
— Да, я отсидел свой срок в кабаках, — ответил Вифал, — в компании друзей — ветеранов. Может быть, они были особенной компанией, не настолько сильно ослепленной сентиментальностью, чтобы времена ужаса и страха вызывали ностальгию. Отринули ли мы дни нашей юности? Нет. Говорим ли мы о войне? Нет, если этого можно избежать. Мы всегда стараемся, чтобы о войне речь не заходила.
— Почему же?
— Почему? Потому что из прошлого приходят лица. Такие юные, одно за другим. Вспышка жизни, вечность смерти — все это в ваших умах. Потому что преданность не высказать словами. Честь нужно доказывать. Храбрость нужно переживать. Эти добродетели, Скованный, принадлежат молчанию.
— Действительно, — прохрипел бог, склоняясь к нему. — Но как они процветут во время мира? О них снова и снова каркают, будто бы торжественное провозглашение слов наделяет болтуна нужными качествами. Разве не моргаешь ты каждый раз, когда слышишь такие речи? Разве не переворачиваются они в твоих кишках, не застревают в горле? Не чувствуешь ли ты нарастающую ярость…
— Да, — пробурчал Вифал, — когда я слышу, как этими словами народы призывают к новым войнам…
Скованный Бог замолчал на миг, потом отстранился, отметая слова Вифала небрежным взмахом руки. Сосредоточил внимание на юном воине. — Я говорил о мире как проклятии. Яде, ослабляющем дух. Скажи, воин, ты проливал кровь?
Юноша задрожал под своими мехами. По лицу пробежала дрожь тревоги. И страха. — Проливал кровь? Да, очень много, постоянно. Я участвовал… нет! О, Дочери, прокляните меня…
— Не надо, — зашипел Увечный Бог, — не надо о Дочерях. Я взял ТЕБЯ. Избрал ТЕБЯ. Ибо твой король меня предал! Он алкал предложенной мною силы, но не завоеваний! Нет, он просто хотел сделать себя и свой народ неуязвимыми. — Уродливые руки сжались в кулаки. — НЕ ХВАТИТ ЛИ?
Бог, казалось, извивался под рваными тряпками. Затем он зашелся в отчаянном кашле.
Прошло немало времени, пока кашель не утих. Еще семян на угли. Клубы дыма. Потом: — Я избрал тебя, Рулад Сенгар, для моего дара. Помнишь?
Юный воин затрясся. Лицо его, бледное и синюшное, выразило все стадии беспокойства, закончив откровенным ужасом. Он кивнул: — Я умер.
— Что ж, — промурлыкал Скованный Бог, — всякий дар имеет свою цену. В этом мече сокрыты силы, Рулад Сенгар. Невообразимые силы. Но их нелегко подчинить. Ты должен за них платить. Смертью в битве. Нет, нужно сказать еще точнее. ТВОЕЙ смертью, Рулад Сенгар.
Одно движение руки — и пестрый меч оказался у Скованного Бога. Он швырнул его перед юношей. — Твоя первая смерть свершилась, и вследствие этого твоя сила — твои умения — возросли. Но это лишь начало. Прими свое оружие, Рулад Сенгар. Будет ли следующая смерть более легкой? Может быть, и нет. Но со временем ты привыкнешь. Наверное…
Вифал увидел на лице воина выражение ужаса, но под ним отсвет… честолюбия.
«Худ, не отворачивайся».
Один невыносимо длинный, словно замороженный миг… честолюбие сгущалось в зрачках глаз Тисте Эдур, словно разгоралось пламя.
«Ах. Увечный выбрал хорошо. И не отрицай, Вифал — ты тоже приложил к этому руку, и крепко. Так крепко…»
Дым сгустился и ударил Вифалу в лицо, скрывая момент, в который Рулад Сенгар коснулся меча.
Милость божья? Он не был в этом уверен.
* * *Через четыре дня должна прибыть летерийская делегация. С ночи, когда Король — Ведун пригласил Серен, Халла и Бурака на ужин — аудиенцию, прошло еще две ночи. Настроение Бурака держалось на высоте, что совсем не удивляло Серен Педак. Купцы, достаточно мудрые, чтобы умерять страсть к выгоде, предпочитают готовить почву для будущих спекуляций без спешки. Конечно, бывают «хищники», предпочитающие борьбу и споры и зачастую извлекающие из них выгоду; но Бурак Преграда не из таких.
Чего бы ни желали от него оставшиеся в Летерасе наниматели, Бурак не стремился к войне. Когда сам Ханнан Мосаг ясно намекнул, что Эдур будут искать мира, буря в душе купца улеглась. Теперь эту проблему решать другим, а его руки останутся чистыми.
Если Король — Ведун хочет мира, ему придется за это повоевать. Но Серен Педак все сильнее верила в Мосага. Лидер Тисте Эдур был наделен умом и твердостью. При заключении договора не должно быть ни тайных манипуляций, но измены, вшитой в ткань торжественных обещаний.
С ее плеч словно свалилась великая тяжесть. Если бы не Халл Беддикт… Он начал понимать, что его желания не найдут сочувствия. По крайней, мере, у Ханнана Мосага. Если он хочет, чтобы война началась, повод должен исходить от летерийцев. А чтобы пройти по этой тропе, ему придется переменить союзников. Он больше не должен брать сторону Тисте, но вступить в сговор хотя бы с одним из делегатов Летера. С представителем какой-то изменнической и жадной до власти группировки.
Сейчас Халл ушел из села и скрывался где-то в лесу. Она знала, что он вернется к началу встречи, но, наверное, не раньше. И она не завидовала его дилемме.
Вновь переполненный энергией Бурак Преграда решил распродать железо, а для этого требовалось присутствие аквитора. Они направились к кузням. Сзади брели трое нереков, у каждого в руках слиток.
С самой встречи в Длинном Доме короля лил дождь. Вода потоками текла по мощеным улочкам. Над кузнями нависли едкие облака, покрывавшие стены и листья деревьев липкой копотью. По узким проходам между складов сновали рабы, облаченные в мешковатые плащи.
Серен села бурака к приземистому зданию с высокими и узкими окнами — щелями. Вход на три ступени поднимался над уровнем земли и был обрамлен двумя колоннами черного дерева, резьба на которых искусно имитировала бронзовые листы, вплоть до наличия заклепок и зубцов. Дверь была также из черного дерева; ее обили листами посеребренного железа, выгравировали на ней стилизованные старинные знаки, которые, как подозревала Серен, несли в себе охранные чары.
Она повернулась к Бураку: — Я должна войти одна и начать…
Дверь широко распахнулась (она даже вздрогнула), и наружу стремительно выбежали трое Эдур. Лица их были озабоченными. По спине пробежал холодок страха. — Отошлите нереков, — сказала она Бураку. — Что-то случилось.
Купец не стал спорить. Махнул рукой — и трое нереков поспешили убежать.
Серен и Бурак не стали входить в здание, а пошли на центральную улицу. Все больше Эдур выбегало из домов и переулков и направлялось в сторону квартала аристократии. Все они молчали.
— Что происходит, аквитор?
Она покачала головой. — Тут будет удобно. — Им была видна улица на протяжении по меньшей мере двухсот шагов. В конце ее показалась процессия. Она насчитала четверых воинов. Один прихрамывал и пользовался палкой. Двое других тащили волокуши, дребезжавшие по камням мостовой. Четвертый шел несколько впереди остальных.
— Это Бинадас Сенгар? — спросил Бурак. — Тот, что с палкой?
Серен кивнула. Было очевидным: этот Эдур страдает от боли и истощен множеством попыток колдовского исцеления. Шедшие сзади казались явными его родственниками. Итак, это вернулась группа, зачем-то посланная Ханнаном Мосагом.
Теперь она увидела на санях большой сверток — шкуры, обернутые вокруг куска льда, сочащиеся по краям струйки воды. Форма куска была зловещей. Ее ни с чем не перепутать.
— Они везут тело, — прошептал Бурак.
«Куда они уходили? Все эти шкуры, меха — значит, на север. Но там ничего нет, кроме льда. Чего хотел от них Король — Ведун?»
Внезапно, неожиданно вернулось воспоминание о прорицаниях Пернатой Ведьмы; по самим костям пробежал мороз. — Идемте, — спокойно произнесла она. — Во внутренний двор. Я хочу все увидеть. — Она выскользнула из толпы и направилась к дворцу.
— Если нас пустят, — буркнул, пробираясь за ней, Бурак.
— Встанем у стены и будем молчать, — проинструктировала она купца. — Похоже, у них будет слишком много забот, чтобы обращать внимание на нас.
— Мне все это не нравится, аквитор. Совсем не нравится.
Она промолчала, хотя и разделяла его страхи.
Они пересекли мост задолго до процессии, хотя слухи опередили и их. Благородные семьи вышли во двор и неподвижно стояли под дождем. Впереди всех, на значительном расстоянии от прочих Эдур и рабов, были Томад и Уруфь.
— Это один из братьев Сенгар, — шепнула Серен.
Бурак ее услышал. — Томад Сенгар прежде был соперником Мосага в борьбе за трон, — тихо ответил он. — Как он примет все это, вот интересно?..
Она метнула на него взгляд: — Откуда вы узнали?
— Аквитор, я получил инструкции. Почему вас это удивляет?
Процессия достигла мостика.
— Ах, — вздохнул Бурак, — из цитадели показались Король и его Отряд К'риснан.
* * *Удинаас стоял справа за плечом Уруфи. Капли дождя стекали по лицу.
Рулад Сенгар мертв.
Ему было все равно. Юный Эдур, жадный до насилия — таких много, и потеря одного мало что значит. Он из Сенгаров — Удинаасу гарантировано участие в «одевании» мертвеца. Не особенно приятная перспектива.
Три дня обрядов, включая бдения и «одевание». В уме пробегали разрозненные предположения; по щекам текли струи дождя, без сомнения, собираясь в капюшоне, который он не потрудился накинуть на голову. Если Рулад остался не омытым кровью, монеты будут медными, на глазах — каменные кругляши. Если омыт и убит в битве, используют золотые монеты. По большей части летерийские. Сумма, достаточная, чтобы выкупить принца. Экстравагантные траты, которые он готовился созерцать со странным удовольствием.
И все равно, уже сейчас он ощущал вонь горелой плоти.
Он смотрел на группу, двигающуюся по мосту. Фир тащил волокуши, на которых лежало завернутое тело Рулада. Бинадас жестоко хромал — сильное, должно быть, повреждение, чтобы противостоять уже примененному им к себе магическому целению. Зерадас и Мидик Буны. И Тралл Сенгар во главе. Без непременного своего копья. «Итак, действительно битва».
— Удинаас, у тебя есть всё необходимое? — убитым голосом спросила Уруфь.
— Да, госпожа, есть, — ответил он, засовывая руку в кожаный мешок на плече.
— Хорошо. Мы не будем терять времени. Ты станешь его одевать. Никто иной.
— Да, госпожа. Угли уже раскалены.
— Ты усердный раб, Удинаас. Я рада, что ты в моем хозяйстве.
Он с трудом удержался и не кинул на нее взор, тревожный и опасливый. «Какое великодушие. А если бы ты нашла во мне кровь вайвела, сломала бы шею не раздумывая». - Спасибо вам, госпожа.
— Он умер омытым кровью воином, — произнес Томад. — Я вижу гордость Фира.
Король — Ведун и пятеро его учеников — магов выступили навстречу прибывшим, едва те спустились с моста. Удинаас услышал возмущенный вздох Уруфи. Томад успокоил ее, положив руку на плечо. — Я должен быть там, — сказал он. — Идем.
Приказа оставаться сзади не было, так что Удинаас и все прочие рабы Сенгаров шагнули за хозяевами.
Ханнан Мосаг и к'риснан ы подошли к братьям первыми. Фир и король перебросились парой тихих слов. Вопрос, ответ — и Ханнан Мосаг, казалось, споткнулся на ровном месте. Все пятеро магов встали вокруг него, не отрывая глаз от спеленутого тела Рулада. Удинаас различил в глазах юношей суровость, тревогу и страх.
Взор Фира скользнул за спину Короля — Ведуна, туда, где встали подошедшие члены его семьи. — Я подвел тебя, Отец, — произнес он. — Твой младший сын мертв.
— Он держит дар, — бросил Ханнан Мосаг, и голос его был на удивление груб. — Дар нужен мне, но он в руке другого. Мои приказы были недостаточно ясными, Фир Сенгар?
Лицо воина потемнело. — На нас напали, Король — Ведун. Жекки. Думаю, вы знаете, кто они и что умеют…
Заговорил Бинадас. — Отец, они Солтейкены. Способны принимать обличье волков. Они намеревались захватить меч…
— Какой меч? — крикнула Уруфь. — Что за…
— Хватит об этом! — бросил Мосаг.
— Король — Ведун, — заговорил Томад Сенгар. — Рулад мертв. Вы можете взять дар себе…
— Это не так просто, — резко сказал Фир. — Рулад все еще держит меч — я не могу разжать его хватку на рукояти.
— Тогда нужно отрезать! — завопил Мосаг.
Уруфь что-то прошипела, дернула головой. — Нет, Король — Ведун. Вам воспрещается уродовать моего сына. Фир, Рулад умер омытым кровью?
— Да.
— Тогда запрет еще строже. — Она скрестила руки на груди.
— Мне НУЖЕН этот меч!
Последовало долгое, испуганное молчание. И раздался голос Тралла: — Король — Ведун. Тело Рулада все еще заморожено. Возможно, после оттаивания хватка ослабнет. Во всяком случае ясно, что дело требует спокойного, внимательного обдумывания. Может так оказаться, что противоречивые интересы удастся свести к компромиссу. — Он обратился к матери и отцу: — Нашей задачей, приказом Короля — Ведуна, было доставить дар, и этот дар в руке Рулада. Мать, мы должны завершить свое задание. Меч должен попасть в руку Ханнана Мосага.
В голосе матери слышались ужас и потрясение: — Ты отрубишь руку мертвому брату? Мой ли ты сын? Я…
Супруг остановил ее яростным жестом. — Тралл, я понимаю трудность ситуации и согласен с тобой, что решение должно быть принято некоторое время спустя. Король — Ведун, нужно приготовить тело Рулада. При этом руки не будет затронуты. Ведь у нас есть время для достижения согласия?
Ханнан Мосаг ответил вежливым кивком.
Тралл подошел к Удинаасу. Раб заметил, что воин утомлен, на рваных доспехах его — пятна засохшей крови из множества ран. — Позаботься о теле, — сказал тот спокойно. — Перенесите его в Дом Мертвых, как делается всегда. Однако не позволяй присутствовать вдовам — эта стадия будет отложена, пока не разрешатся некоторые проблемы.
— Да, господин, — Ответил Удинаас. Повернулся, выбрал в помощники Халеда и еще одного невольника. — Помогите мне с волокушами. Медленно и торжественно, как полагается.
Оба мужчины были явно испуганы. Открытый конфликт между членами семьи Сенгаров — дело невиданное. Казалось, они на грани паники. Впрочем, слова Удинааса почему-то успокоили их. В ритуалах таятся благие вещи, и одна из них — самоконтроль.
Удинаас миновал Тралла и провел рабов к саням.
Промасленная парусина несколько замедлила таяние льда. Основание саней было молочно — белым, полозья стерлись.
Фир передал Удинаасу ремни. Вместе с помощниками он начал тянуть сани к большому зданию, в котором Эдур готовили тела к похоронам. Их никто не останавливал.
* * *Серен Педак схватила Бурака за руку и потащила к мосту. Он метнул на нее дикий взгляд, но мудро промолчал.
Они не могли миновать переход незамеченными; когда Серен вела купца в лагерь, по ее спине и лицу катились капли пота. Их не приветствовали, но, нет сомнений, об их присутствии будут помнить. Последствия предсказать невозможно, пока не разрешится конфликт, свидетелями коего они были.