Брюс не отрывал взора от Цеды. — Я подумал, — сказал он медленно, — что сама жизнь есть праздник отречения. Отречения от ваших слов, Куру Кан. Наше бегство — да, это освобождение от костей, от праха, от павших.
— Бегство КУДА?
— Неважно. Никуда, но куда угодно. Возможно, проявлением ваших слов являются существа вроде Чашки и той воровки, Элалле…
Голова волшебника дернулась, глаза за толстыми линзами блеснули: — Извини? Что ты сказал?
— Ну, я говорил о тех, кто по настоящему отрицает смерть. Девочка Чашка…
— Хранитель Азата? Она неупокоенная?
— Да. Уверен, что уже упоминал…
Куру Кан вскочил. — Ты уверен? Брюс Беддикт, она неупокоенная?
— Точно. Но я не понимаю…
— Вставай, Брюс. Мы идем немедленно.
* * *— Это все павшие, — говорила Чашка. — Они хотят ответов. Не уходят, пока не получат ответов.
Шерк Элалле щелчком сбросила с сапога насекомое.
— Ответов о чем?
— Почему они умерли.
— На это нет ответа. Это свойство людей — умирать. Люди всегда умирают.
— Но не мы.
— Нет. Мы умерли.
— Ну, все же не ушли.
— Судя по всему, Чашка, они тоже здесь.
— И верно. Удивляюсь, почему сама не подумала.
— Потому что ты умерла в десять лет.
— Ну, что мне сделать?
Шерк обвела взором заросший двор. — Я здесь потому, что ты подала мне идею. Сказала, что мертвые собираются. Собираются у этого места, вокруг стен. Ты можешь с ними говорить?
— Зачем мне это? Они никогда ничего интересного не говорят.
— Но ты сумеешь, если нужно.
Чашка пожала плечами: — Думаю, да.
— Хорошо. Поищи добровольцев.
— На что?
— Я хочу, чтобы они пошли со мной. Прогулялись. Этой ночью, и следующей тоже.
— Мама, а они захотят?
— Скажи им, что увидят больше золота, чем могут вообразить. Узнают тайну, которую мало кто знает в целом королевстве. Скажи, что я возьму их на прогулку в хранилище Палаты и в королевскую сокровищницу. Скажи, пришло время повеселиться. Напугать живых.
— К чему духам пугать живых?
— Знаю, это кажется странным… но я предсказываю: они скоро заметят, что просто призваны к этому делу. Более того, они найдут в нем радость.
— Но как они сумеют? Это же духи. Живые их даже не увидят.
Шерк Элалле повернулась, оглядывая толпу призраков. — Чашка, они видны нам достаточно четко?
— Но мы мертвые…
— Тогда почему неделю назад мы их не видели? Так, было какое-то мелькание, заметное краем глаза — и то не всегда. Что же изменилось? Откуда к ним пришла сила? Почему она растет?
— Не знаю.
Шерк улыбнулась: — А я знаю.
Чашка прошла вдоль низкой стены к духам.
Воровка следила за беседой. «Интересно, понимает ли она. Знает ли, что стала скорее живой, чем мертвой. Знает ли, что возвращается к жизни».
Вскоре девочка пошла обратно, на ходу расчесывая рукой спутанные волосы. — Ты такая умная, мама. Я так рада, что у меня такая мама.
— Есть добровольцы?
— Они все пойдут. Они хотят видеть золото. Они хотят пугать людей.
— Мне нужны такие, что могут читать и считать.
— Найдутся. Скажи, мама, почему они стали сильнее? Что изменилось?
Шерк оглянулась на приземистый квадрат башни. — Он, Чашка.
— Азат?
— Да.
— О, я поняла! — воскликнула девочка. — Он умер.
— Да, кивнула Шерк. — Он умер.
«Мама» ушла, ведя за собой полчище привидений. Чашка подошла ко входу в башню. Поглядев на плиты мостовой, она выбрала одну и склонилась к ней. Ломая ногти, вытащила камень из кладки. Удивительно — ее руки пронзила боль, потекла кровь!
Девочка не рассказала Шерк, как трудно было говорить с духами. Последние два дня их многоголосое бормотание стихло, словно она оглохла, хотя прочие звуки — свист ветра, шелест мертвых листьев, шорох насекомых и шум города — слышались по — прежнему ясно и отчетливо. С ней что-то происходило. Это содрогание в груди звучит все чаще. Теперь шесть, семь раз в день. Давние ссадины на коже зарастают свежей розовой плотью. Вчера она почувствовала жажду. Потребовалось время, чтобы понять — или припомнить — что такое жажда, что она означает. Глоток стоячей воды из выбоины посредине двора показался блаженством. Столь многое меняется, и это пугает ее.
Она поставила камень у стены и села рядом. Стерла пыль с полированной поверхности. Подивилась на забавные узоры: ракушки, отпечатки растений — похожие на луковицы корни тростника — и округлые срезы кораллов. Тонкие кости. Некто потратил много времени, вырезая столь подробную картину омертвения.
Девочка подняла голову, созерцая врата и начало улицы. Так странно видеть их пустыми. Но это ненадолго, понимала она.
И ждала.
Кровотечение из-под ногтей уже прекратилось¸ когда она услышала шаги. Улыбнулась, завидев дядю Брюса и старика со стеклянными глазами. Она никогда его не видела, и все же знала.
Они тоже заметили ее. Брюс прошел через ворота, старик нервно и осторожно шагал следом.
— Привет, дядя.
— Чашка. Ты выглядишь… лучше, чем раньше. Я привел гостя. Цеда Куру Кан.
— Да, это он, тот, что вечно смотрит на меня и не видит, но все равно смотрит.
— Я не знал об этом, — ответил Цеда.
— Теперь-то не так. Теперь, когда у тебя на носу эти штуки.
— Ты имела в виду Цеданцию? Там я смотрел на тебя и не видел?
Она кивнула.
— Оплот Азата ушел, дитя, но ты осталась. Ты была Хранителем, когда Азат был живым, а ты нет. А теперь — ты все еще Хранитель? Когда он умер, а ты жива?
— Я не мертва?
— Не совсем. В тебя помещено сердце. Оно было заморожено, но теперь… оттаивает. Я не понимаю его силы, но признаюсь: оно меня пугает.
— У меня есть друг, он обещал меня убить, если что, — улыбнулась Чашка. — Но он говорит, что, верно, не придется этого делать.
— Почему же?
— Говорит, сердце не проснется. Не полностью. Вот почему Безымянная взяла мое тело.
Губы старика двигались, но слов не было. Дядя Брюс подошел к нему, лицо его было обеспокоенным.
— Цеда? Вы в порядке?
— Безымянная? — Старый волшебник дрожал. — Это место — это теперь Оплот Смерти? Оно стало Оплотом Смерти.
Чашка склонилась, подняла плиту. Тяжелая, словно труп. Ей пришлось использовать всю свою силу. — Это для твоей Цеданции. Положи туда, куда ты не видя смотрел на меня.
— Плитка. — Куру Кан озирался. Она положила плиту прямо перед ним.
— Цеда, — сказал дядя Брюс. — Я не понимаю. Что происходит?
— Наша история… оказалась во многом искаженной. Безымянные были в Первой Империи. Культ. Его истребили. Разогнали. Он не мог выжить… но кажется, произошло именно это. Кажется, он пережил саму Империю.
— Они были культом смерти?
— Нет. Они были слугами Азата.
— Тогда почему получается, что они ждали его смерти?
— Куру Кан покачал головой. — Вероятно, она была неизбежной. И они решили противодействовать выходу тех, кто может вырваться из курганов после смерти башни. Возможно, появление Оплота Смерти с этим не связано.
— Но почему она осталась хранителем?
— Может, она больше не Хранитель. Она ждет встречи с беглецами из-под земли. — Цеда обратил взор на Чашку. — Дитя, ты поэтому осталась?
Та пожала плечами: — Недолго осталось.
— А тот, что должен появиться, поможет тебе?
— Не знаю. Надеюсь.
— Как и я, — ответил Куру Кан. — Спасибо за плитку, дитя. Я все еще удивляюсь твоему знанию о новом Оплоте.
Чашка вытащила жучка из волос, отбросила в сторону. — Мне все рассказал красавчик.
— Еще один посетитель?
— Он подходил лишь однажды. Все больше стоял в тени, на той стороне улицы. Иногда ходил за мной, когда я охотилась, но не заговаривал. Вот только сегодня заговорил.
— И назвал свое имя?
— Нет. Он очень красивый. Сказал, что у него есть подружки. Много. И приятели. Не отдавай свое сердце, вот что он сказал. Он сам никогда не отдает. Совсем никогда.
— И этот человек рассказал тебе об Оплоте Смерти?
— Да, дедушка. Он все о нем знает. Сказал, ему не нужен хранитель, потому что трон уже занят. Где-то не здесь. Но скоро и здесь. Я устала говорить.
— Конечно, Чашка, — отозвался Куру Кан. — Тогда позволь откланяться.
— Прощайте. О, не забудь плитку!
— Мы пришлем людей ее принести.
— Ладно.
Они скрылись за поворотом. Чашка подошла к кургану друга и почувствовала, что он близко. — Куда ты возьмешь меня в этот раз?
Он взял ее за руку. Она оказалась на невысоком холме. Перед ними простиралась широкая равнина, заполненная телами.
Было темно. Вокруг плыли полосы дыма. Над горизонтом пылала висящая в воздухе гора черного камня; от ее боков вздымались дымные столбы. Трупы в долине по большей части принадлежали большим рептилиям в странных доспехах. Их серые туши были искорежены, покрыты сетью ран. Тут и там между этих груд лежали и тела иных существ — высоких, с серой или черной кожей.
Друг заговорил: — Более четырехсот тысяч, Чашка. В одной этой долине, а есть и еще.
Справа от них показались несколько десятков тварей на кожистых крыльях.
— О! это драконы?
— Их отродье. Вайвелы ищут хозяина. Когда поймут, что он ушел, решат ждать. Это будет долгое ожидание.
— Они всё ждут?
— Да.
— Когда случилась эта битва?
— Много тысяч лет тому назад. Но останки сохранились. Вскоре наполз лед, сохраняя все, что ты видишь. Сохраняя все в застое — магия неизмеримой силы, столь могучая, что стала преградой для самой смерти. Их духи не смогли уйти. Я гадаю, планировал ли это Джагут. Да или нет, но эта страна испорчена магией. Смерть… задержалась. И здесь, на севере, и на юге, и в вашем Летерасе. Помнится, не обошлось без вмешательства Старшего Бога. Но никому не дано предвидеть все последствия, даже Старшему.
— Поэтому башня стала Оплотом Смерти?
— Стала? Я не знал. Так вот что случилось, когда магия, наконец, кончилась и мир оттаял! Восстановление баланса.
— Шерк Элалле сказала, что мы воюем. Сказала, Тисте Эдур вторглись в Летер.
— Будем надеяться, что они не придут до моего освобождения.
— Почему?
— Потому что они постараются меня убить.
— Зачем?
— Из страха, что я постараюсь убить их.
— А ты…
— Есть много причин сделать это, — отвечал он. — Но нет, разве что они окажутся на моем пути. Мы с тобой знаем, что настоящая угроза таится в курганах.
— Я не думаю, что Эдур выиграют войну.
— Да, для них проигрыш будет идеальным выходом.
— Так что ты мне хотел показать?
Бледная рука указала на равнину: — В этом есть нечто странное. Ты видишь? Точнее, чего ты не видишь?
— Не вижу духов.
— Да. Духи пропали. Вопрос, где же они?
* * *В сопровождении воплей ужаса Шерк Элалле шагала под высокими сводами коридора к Главному залу Хранилища Торговой Палаты. Стражники, чиновники, клерки и прислуга — все поддались вполне понятной панике. Нет ничего хуже, думала она, чем неожиданный визит покойных родственников.
Обе створки дверей в конце широкого коридора широко распахнуты, фонари в расположенном за ними громадном зале дергаются под ударами не в меру ретивых привидений.
Воровка вошла в зал.
К ней кинулся какой-то уродливый дух. Его гнилое лицо сморщилось в дикой улыбке. — Я коснулся ее! Последняя моя монетка! Я нашел ее в куче! И коснулся!
— Я рада за тебя, — отвечала Шерк. — А где писцы и учетчики?
— Э?
Шерк прошла мимо. Комната кишела шастающими туда и сюда духами. Некоторые сгибались над грудами свитков, другие летали вдоль полок. Сундуки с золотом раскрыты, блистающие монеты разбросаны по мрамору пола. Бормочущие призраки попирали их ногами.
— Я работал здесь!
Шерк отыскала недавнего духа. — Правда?
— О да. Они притащили новые полки, и смотри на те угловатые фонари — просто ловушки для пыли! Пыль — это опасность пожара. Случайный пожар ужасен. Я же всегда твердил им про это. Теперь смогу подтвердить слова делом. Один толчок, легкий толчок лампы — и…
— Отойди назад! Ничего не жечь. Понял?
— Как скажешь. Отлично. Я просто дурачился.
— Вы просмотрели гроссбухи?
— Да, да, все подсчитано. И запомнено. Я всегда хорошо запоминал; за это меня и наняли. Я считал, считал, и никогда не терял места. Но пыль! Эти углы! Все может вспыхнуть! Ужасно вспыхнуть…
— Хватит про пожары. Мы взяли все, что хотели. Пора уходить. Всем.
Ей ответил хор дрожащих голосов: — Мы не хотим!
— Придут жрецы. Наверное, они уже спешат сюда. И маги, желающие навечно поработить побольше духов.
— Мы уходим!
— Ты, — сказала Шерк летающему перед ней духу, — пойдешь со мной. Расскажешь все детали.
— Да, да, конечно.
— Не трогай фонарь, проклятый!
— Извини. Ужасная пожароопасность. Пламя. Пламя — и все эти чернила, краски, бумаги!..
— Слушайте все! — выкрикнула воровка. — Мы уходим! Эй ты, кончай катить монету. Она останется здесь!
* * *— Седьмое Завершение, — бормотал Куру Кан, возвращаясь в дворец. — Это как скручивающаяся спираль. Как сложно проследить все детали. Азат умирает, появляется Оплот Смерти. Возникают Безымянные и каким-то образом завладевают детским телом, затем соединяют его с одним из обитателей курганов. Самозванец провозглашает себя императором Тисте Эдур и начинает вторжение. Среди его союзников морской демон с силой, достаточной для уничтожения моих лучших магов. А если верны слухи, император может оказаться существом с множеством жизней…
Брюс оглянулся: — Какие слухи?
— Горожане Трейта видели его смерть. Эдурский император был сражен в битве. Однако он… вернулся. Может быть, преувеличение, но мысли об этом заставляют меня нервничать. Впрочем, у Тисте Эдур есть сильные целители. Возможно, какое-то связующее заклинание, прицепляющее душу к плоти до их прихода… необходимо обдумать такую возможность.
— Цеда, вы верите, что все это как-то связано с Седьмым Завершением?
— Возрождение нашей империи. В этом и страх, Поборник. Я боюсь, что мы фатально ошиблись в истолковании древнего пророчества. Возможно, империя уже возродилась.
— Тисте Эдур? Разве летерийское пророчество может иметь отношение к ним?
Куру Кан качал головой. — Пророчество явилось в последние дни Первой Империи. Брюс, мы столь многое утратили. Знание мира той поры. Волшебство развернулось в неожиданную сторону, рождая ужасных зверей, армии неупокоенных, которые свершили резню нашего народа и потом просто испарились. Загадочные сказания о магическом царстве, разорванном на куски. Могла ли роль целого народа проскользнуть в одну из щелей нашего незнания? Да. А как насчет других наций, от которых нам остались лишь имена без описаний? Баргасты, Джаги, Трелли. Соседние племена? Никогда нам не узнать всего.
Огни подходили к воротам. Сонные стражники узнали их и открыли малую дверцу. Нижний этаж дворца был тих и безлюден. Цеда задержался, смотря на туманные звезды над головой.
Брюс молчал. Ждал, стоя рядом, смотря, как ночное небо отражается в толстых линзах Куру Кана. Гадал, о чем же думает волшебник.
* * *Теол Беддикт ухмыльнулся, завидев, как она расталкивает толпу, стремясь подойти поближе. — Главный Следователь Ракет, рад возможности увидеться вновь!
— Нет, не рад, — отвечала та. — Просто пытаешься поставить меня в невыгодную позицию.
— Как моя радость делает невыгодной вашу позицию?
— Потому что я становлюсь подозрительной. Ты не обманешь меня всеми этими дурацкими штанами и идиотскими насекомыми на плечах.
Теол удивленно поглядел на плечо: — Эзгара? Я думал, что оставил тебя на крыше.
— Ты назвал его Эзгарой? Он не похож на короля, совсем не похож. Если бы у короля были две головы, я углядела бы некое сходство. А так просто глупость.
— Итак, мы — все трое — недовольны. Как и мой охранник, и его два брата, где бы они ни были. Итак, уже шестеро. Глубоко недовольных.