— Не очень помогает, Корло.
Маг почесал подбородок. — Проклятые мухи. Ладно. Пути определенной магии. Силы подобные и не подобные. Правильно? Ясно, что разные силы воюют, а подобные соединяются. Как вода в реке — все струи текут в одном направлении. Конечно, есть водовороты, заводи и прочее, но все равно все стекает вниз. Об этих водоворотах поговорим позже. Итак, садки есть реки, только что ты не можешь их видеть. Течение незримо, и ты видишь только следствия. Посмотри на толпу на площади — разумы отдельных людей сливаются в один. Мятежи, публичные казни или битвы — все это намеки на Мокра, это то, что все могут заметить. Но маг, нашедший путь в садок Мокра, может идти глубже, в толщу воды. Как бы говоря, он может броситься в воду и поплыть по течению. Найти водоворот и выйти в другом месте, не в том, в котором вошел.
— Говоря «путь», ты имеешь в виду физический смысл.
— Лишь когда мы решили использовать его в таком качестве. Мокра — не лучший пример: его водовороты по большей части ведут в никуда. Возьмем Меанас, другой садок. Он связан с тенями и иллюзиями, он дитя Тюра, пути Света. Отделен, но связан. Открой врата в Меанас и сможешь странствовать среди теней. Невидимой и быстрой как мысль… или почти. А иллюзии — ну, это показывает его родство с Мокра. Все это пути манипулирования умом, или, по меньшей мере, его восприятием — хитрое смешение света, тьмы и теней.
— Тисте Эдур используют этот Меанас?
— Гм, нет. Не совсем. Их садок обычно недоступен людям. Куральд Эмурланн. Это тень, Тень скорее как Оплот, чем как садок. К тому же Куральд Эмурланн разрушен. Разбит на части. Тисте Эдур владеют одним фрагментом, и всё.
— Ладно. Мокра, Тюр и Меанас. Есть и еще?
— О, множество. Рашан, Рюз, Теннес, Худ…
— Худ. Вы им бранитесь, не так ли?
— Да, это садок Смерти. И это имя самого бога смерти. Но это уже иной аспект садков. Они могут быть целыми королевствами, мирами — пройди в них и окажешься в мире с десятью лунами и созвездиями, которых ты никогда прежде не видела. Местах с двумя солнцами. Или местах, переполненных духами покойников — хотя, пройдя во врата Королевства Худа, ты не вернешься назад. Ну, не должна вернуться. Как бы то ни было, маг находит садок в соответствии с его или ее натурой, по природному сродству. Посредством упорного учения и дисциплины ты можешь выявить пути использования таящихся в нем сил. Конечно, некоторые рождены с талантом, что значит — им не приходиться работать так тяжко.
— Итак, ты входишь в этот Мокра, и он приводит тебя в мозги других людей.
— Вроде того. Я использую их склонности. Делаю воду похожей на облака или наполняю ее страшными тенями. А тело жертвы делает все остальное.
— Тело? Что это значит?
— Представь, что ведешь двух коров на бойню. Одну ты убиваешь сразу, так что она не знает даже, что случилось. А другую ты тащишь по дороге, окруженной запахами смерти, криками умирающих животных. Наконец корова, как она не глупа, понимает, что к чему. Она исполняется ужаса. И тогда ты ее убиваешь. Отрежь кусок от каждой туши — они будут иметь одинаковый вкус?
— Ни малейшего понятия.
— Не будут. Потому что тело испуганной коровы наполнено горькими флюидами. Это делает страх. Горькие, вредоносные флюиды. Само мясо становится негодное в пищу. Я имею в виду: ты играешь с разумом, наполняешь его незримыми страхами, необоснованными подозрениями — и кровь становится порченая, эта порча усиливает страх, превращает подозрение в уверенность.
— Вроде как бойня для второй коровы — иллюзия, и на самом деле она гуляет по лугу.
— Точно так.
Серен молча уставилась в спину скачущего впереди Железного Клина.
— Ну ладно, — вздохнул вскоре Корло, — а теперь, девочка, расскажи, что тебя волнует на самом деле.
Она колебалась. Затем спросила: — Корло, ты можешь сделать что-то с воспоминаниями? — Серен искоса поглядела на спутника. — Можешь забрать их?
Железный Клин на миг задержался, оглянулся на Серен — и снова поскакал вперед.
— Ах, — прошептал Корло. — Ты уверена, что хочешь этого?
— А ты можешь?
— Я могу сделать тебя слепой и глухой к ним; но в твоей натуре будет интересоваться причиной странной пустоты внутри. Как будто ты готова что-то понять, но так и не понимаешь. Аквитор, это будет тебя отвлекать. И само тело будет помнить. Ты будешь реагировать на увиденное, на звуки и запахи, не понимающая, почему так. Ты будешь терзаться. Изменится вся личность.
— Ты уже делал это?
Он кивнул. И сказал с сомнением: — Есть и другой способ, девочка.
— Какой?
— Аквитор, терзают не воспоминания, а чувства относительно них. Это ты сражаешься сама с собой. Не могу сказать яснее…
— Нет, я поняла.
— Ну, я могу изменить твои чувства.
— То есть?
— Окончить войну.
— И что я буду чувствовать, Корло?
— Я могу заставить тебя выплакать их, Серен. Всё вовне. — Он поглядел в ее глаза. — И когда все кончится, тебе станет лучше. Ты высвободишь всё, за раз. Обещаю тебе. Но есть опасность в таком выплакивании. Оно может навредить, как и само изнасилование. Однако ты выберешься из ловушки бесконечных повторений. Повторение соблазняет. Становится привычкой, вредной, как и все остальные. Повторяй выражение гнева — и он потеряет смысл, станет гнилым, фальшивым, игрой самообмана и самооправдания. Это путь вечного неизбавления от чего-либо.
— Слишком сложно.
— Так и есть. Ты остановишь войну одним выстрелом, и потом воспоминания станут… пустотой для чувств. Может быть, останется легкий стыд. Как при воспоминании об обычных ошибках, делаемых в жизни. Сожаление, но не самообвинение. Оно — твой настоящий враг. Понятно? Часть тебя думает, будто заслужила это.
Серен кивнула и не решилась ответить.
— Заставляет тебя желать наказания.
Еще кивок.
Корло крикнул: — Чтящий, мы можем…
— Да, — ответил тот, поднимая руку в перчатке.
Отряд встал.
Корло протянул руки, помогая ей сойти с коня. Она метнула на него взгляд:- Ты уже начал?
— Нет, девочка. Ты начала. Помнишь, что я сказал о природном таланте? У тебя его целое ведро.
— Я никогда не плачу, — возразила она. Маг вел ее к лесной опушке.
— Конечно, — ответил он. — Садок прямо у тебя в голове, и ты провела большую часть жизни, манипулируя им не хуже Верховного Мага. Так чего же бояться?
Она остановилась поглядеть назад.
Железный Клин стоял на краю дороги и наблюдал за ними.
— Не беспокойся о нем, он просто боится за тебя. Его не будет там, где ты…
— Нет. Он идет с нами.
— Аквитор?
— Если я начну биться у тебя на груди, Корло, могу сломать пару ребер. Клин покрепче будет.
Глаза мага расширились. Потом он улыбнулся: — Чтящий! Хватит прятаться. Прошу сюда.
* * *Садки. Потом, много позже, Серен пришло в голову, что эти штуки трудно описать, но легко понять. Силы природы, склонности и шаблоны. Объяснения Корло помогли пролить свет на эти сокрытые от нее силы, но, по правде говоря, знание уже дремало внутри нее и ожидало откровения.
В упрощенном мире выделяют четыре элемента, и на этом процесс постижения заканчивается. Как будто вселенную можно свести к четырем видимым, понятным явлениям. Но Корло упомянул и другие, и от этого словно бы мир стал шире, словно засияли всей своей жестокой красотой новые цвета.
Она понимала сейчас, что одним из элементов является время. Протяженность сущего между событиями, состоящая из бесконечного числа других событий, связанных воедино сложной сетью причин и следствий. Как картинки, вытканные на гобелене, одна за другой: отойди подальше, и увидишь, что все они сосуществуют, все представлены одновременно.
Она повторяет одни и те же сцены. Ужасное открытие. Вся жизнь — повторение сцен. Она соткала свой узор, лишенный нюансов, и видела в отчаянии разумный ответ — наверное, единственно разумный ответ. Заблуждение, что ты разумна, почти сверхъестественно сведуща во всем множестве перспектив. И это ловушка, бесконечное шаманское призывание, именуемое горем — призывание демонов самоуничижения. Во всех сценах ее гобелена мелькают одни и те же ухмыляющиеся лица.
Раскрутка ритуала оказалась пугающе легкой — будто вытянуть одну нить из клубка. Если это работа Корло, то до невероятия тонкая: казалось, действует только она сама. Он сидел напротив на полянке, в тридцати шагах от тракта, с лицом одновременно отрешенным и внимательным… и, как ни странно, она совсем не стыдилась, рыдая перед ним.
Железный Клин вначале нетерпеливо ходил по поляне, а когда появились первые слезы, движения его замедлились, и она неожиданно поняла, что прижимается лицом к его груди, а воин обнимает ее одной рукой.
В других обстоятельствах это показалось бы пошлым. Критическая часть рассудка хихикала над нелепостью затеи — как будто наши искренние жесты непременно должны быть скрытными, должны избегать свидетелей. Как будто честность принадлежит одиночеству, ибо быть увиденной — значит играть на публику, а игра всегда фальшива, потому что рассчитана на чужую реакцию.
Во время утомительных последствий краткого периода покоя, когда она казалась себе пустой, выпотрошенной, ей удалось исследовать то, что еще осталось, без оков страстей. Она решила поверить Бураку Преграде, считая — так было легче всего — что он не способен лишить себя жизни. Ведь сама она не склонна к самоубийству… Она сделалась слепой к очевидности, к странной свободе его речей в последние дни. А он уже тогда принял решение. Он видел приближение войны — и решил вырезать из истории свою роль в подготовке войны. Вырезать себя из своего же гобелена. Ее самообман — это магия, путь гнева и горя, утешительная привычность обряда.
Отсюда явилось и желание быть наказанной.
Она не призывала к себе насильников. Никто в здравом уме не делает этого. Она лишь соткала всю сцену, во всем ее зловещем потенциале.
Иногда увиденное в себе самой — невероятно.
Итак, она оплакивала свои пороки, свою слабость и человечность. Перед двумя мужчинами, у которых, без всяких сомнений, есть свои поводы для горя, есть свои истории.
Но теперь с этим покончено. Нет смысла в повторении именно этого ритуала. Утомление перешло в сон, и проснулась она только на заре. Отряд расположился на поляне, и все тоже спали — кроме Железного Клина, сидевшего перед очажком и пытавшегося вдохнуть в угасающее пламя новую жизнь.
На нее кто-то набросил одеяло. Утренний воздух сыр и холоден. Серен села, натянув шерстяную ткань на плечи, затем встала и присоединилась к Чтящему около чадящего костерка.
Он не поднял головы. — Аквитор. Отдохнула?
— Да, спасибо. Не знаю, стоит ли извиняться…
— За что? Я слышал лошадей, там, к югу.
— Это, наверно, из Броуса. В нем был маленький гарнизон.
— Броус — город?
— Селение в середине древних руин. Прежде святое место Тартеналов, хотя не они строили его.
— Ты откуда знаешь?
— Размеры не соответствуют Тартеналам.
— Все слишком маленькое?
— Нет. Слишком большое.
Он покосился на нее и встал. — Похоже, пора готовить завтрак.
— Ты странный офицер, Клин, — улыбнулась Серен. — Готовишь пищу для солдат.
— Просто всегда просыпаюсь раньше всех, — ответил он, протягивая руку к мешку.
Она следила за его движениями и думала: как часто он делает все это? Сколько таких вот полян, сколько рассветов среди еще храпящих солдат? Так далеко от дома, от знакомых мест. Ей удалось полнее постичь его с такой точки зрения. Людям его натуры соответствуют два проявления Пустого Оплота. Странствующий Рыцарь и Ходок. Разница между ними — в тонкостях мотивации.
Этого Чтящего совсем нетрудно понять.
Корло закашлялся, скинул одеяла и неуверенно встал на ноги. — Где же чай?
— Почти готов, — ответил Клин.
— У меня голова болит. Что — то назревает.
— Недавно слышал лошадей, — ответил Клин. — И крики.
— По мне, уже заварилось.
Чтящий засунул черпак в котел и наполнил чашку Корло.
Серен видела, что его руки трясутся.
— Сэр, мне может понадобиться венец.
— Гм, скорее нет. Давайте избегать их, если возможно.
— Да.
— Венец? — спросила Серен. — Тот, что ты использовал, открывая путь в Трейте?
Корло метнул на нее острый взгляд и кивнул. — Но он не только для этого. В него вплетены и другие ритуалы. Всего сорок. То, что я намерен использовать, подстегнет нас, придаст необычайную скорость. Но мы редко так делаем, потому что потом нас трясет, и чем дальше, тем сильней.
— Потому ты дрожишь?
Он глотнул чая и опустил взор на руки. — Нет. Это другое.
— В Броусе что-то происходит.
— Я догадался.
— Буди всех, Корло. Аквитор, нам лучше обойти Броус?
— Это трудновато. К востоку всхолмье. Никаких троп. Потеряем день или два.
— Ясно.
— Я поищу лошадей, — сказала Серен, чуть помедлив.
Чтящий кивнул: — Потом возвращайся и поешь.
— Да, сэр.
Ответная улыбка, пусть и слабая, порадовала ее.
* * *Они уже долго пробирались среди развалин. Большая часть зданий вросла в землю и казалась горбами лесной подстилки. Древние корни обвили камни, но явно не сумели врасти в странный материал. Некогда возвышавшиеся над местностью дороги и дамбы превратились в путаницу каменных троп, засыпанных сухой листвой, но почти не поврежденных. Выйдя из леса, они смогли увидеть беспорядочно расположенные купола, а за ними палисад Броуса. Над селением сердито вздымались столбы дыма.
Древние дома имели порталы и ведущие внутрь коридоры — шириной и высотой в три человеческих роста.
— Дыханье Худа, — прошипел Корло. — Перед этим кажутся карликами даже гробницы К'чайн Че'малле.
— Никогда даже не слышала о…
Маг прервал Серен: — Теперь я удивленный, ведь в ваших землях полно их останков. Они были каким — то средним между ящерицами и драконами, ходили на двух ногах. Масса острых зубов — на рынке Трейта видел лавку, торгующую старыми костями и клыками. К'чайн Че'малле… К'чайн Че'малле, девочка, правили всем континентом. Задолго до появления людей. Их гробницы чем-то похожие на эти, но меньше.
— Ох. Я уже почти думала, что это тартенальские. А внутри ничего не находят.
— У К'чайн Че'малле не было шанса использовать их, вот что. Почти не было.
Они молча прошли мимо строений и увидели сотню или больше солдат и рабочих около стены городка. Казалось, они раскапывают невысокий, длинный холм. Курган. Лошади тащили плиты перекрытий с вершины холма, рабочие вгрызались в бока.
— Не желаю участвовать в этом, сэр, — объявил Корло.
Они натянули поводья.
— Что там внутри? — спросил Железный Клин.
— Думаю, там погрёбано не то, что погрёбано в старых могилах.
— Я бы сказала, что наш язык вы учили у портовых крыс, — пробурчала Серен.
— И верно, — помрачнел Корло. — Я хочу сказать, что низкие могилы содержат что-то иное. И насыпали их в спешности. Много охранительных чар. Чтящий, в той роте есть маг. Он занимается снятием заклинаний.
— Всех?
— Почти всех. Оставил пару. Полагаю, он хочет связать находящееся внутри.
— Нас заметили, — сказала Серен.
К ним скакала группа всадников во главе с офицером.
— Узнаете его?
— Финед Арлидас Таллид. Командир гарнизона Броуса.
Железный Клин покосился на нее. — И?
— Не особо приятный человек.
В отряде финеда насчитывалось шестнадцать солдат. Они остановились. Арлидас кивнул Серен: — Аквитор. Я так и думал. Вы пришли откуда?
— Из Трейта.
— Далекий путь. Полагаю, вы ушли до сдачи?
Она не стала противоречить.
Финед осмотрел Багряных гвардейцев, и они явно ему не понравились. — Вы приехали как раз ко времени. Мы набираем рекрутов.
— Они уже рекрутированы в мой эскорт, — ответила Серен. — Я скачу в Летерас, на прием к королю.
Арлидас скривился: — Нет смысла, аквитор. Этот человек просто сидит, съежившись, на троне. А Цеда разум потерял. Поэтому я решил объявить независимость. Мы намерены оборонить себя от проклятых серокожих.
Серен резко захохотала — и тут же пожалела об этом. — Независимость, финед? Деревни Броус? С вами во главе? Тоже стали императором?