— Гезира! Не до смерти!
Голос Моревиля потонул в общем крике, когда Гезира приблизился к пленнику и взмахнул мечом. Бледные глаза-плошки застыли в орбитах, а потом медленно закрылись полупрозрачными сморщенными веками. По всему телу существа выступил пот — едкий запах был таким сильным, что Евтихий почувствовал его, хотя стоял в стороне.
Гезира стремительно рассек кожу на груди существа — слева направо, справа налево. Сквозь слой синеватой глины проступил темно-красный косой крест. Кровь быстро собиралась в крупные тяжелые капли и начала сползать, размывая четкие очертания креста. Существо корчилось и кричало от боли. Веревки, привязывающие запястья к столбам, натянулись.
Гезира еще раз хлестнул пленника мечом, на сей раз плашмя по голове. Существо обвисло, запрокинув голову назад и изогнувшись в путах. Гезира протянул руку, не глядя, и ему вложили в пальцы длинный кнут. На плечи, грудь, бока пленника обрушились удары, но тварь больше не шевелилась и не издавала ни звука. Наконец Гезира отбросил кнут и отошел, ухмыляясь.
Евтихий разрезал веревки. Существо рухнуло на землю — комок окровавленной плоти, по-прежнему отвратительной и грязной, но теперь еще и не подающей никаких признаков жизни.
Каждый желающий мог подойти к твари, посмотреть на нее, ткнуть в нее палкой или сапогом. Геврон убежала — кажется, ее тошнило. Евтихий слышал, как Моревиль ругается с Гезирой.
— Ну, теперь ты доволен? — орал Моревиль. — Что ты наделал?
— Что должен был, то и наделал, — лениво отозвался Гезира.
— Ты не мог знать заранее!
— Я проверил.
— Это нельзя проверить! — Вне себя от злости Моревиль топал ногами. — Это не так делается! Не так!
Он оттолкнул Гезиру и подбежал к Евтихию. Мгновение Моревиль пыхтел, с негодованием глядя на Евтихия, потом вздохнул, так тяжело, словно вся усталость мира скопилась на его плечах.
— Ты тоже здесь. Ну конечно.
Евтихий поднял голову.
— Почему бы и нет? Его ведь хотели разорвать, растоптать… Если оно заслуживает казни, пусть все будет по правилам.
— И ты помешал порвать его в клочья, да? — Губы Моревиля дрожали. — Вместо этого его забили кнутом. Достойная альтернатива.
— Очевидно, здесь так принято, — сказал Евтихий. — Кто я такой, чтобы нарушать законы?
— Много ты знаешь о том, что тут принято и каковы здешние законы… Отойдите! Прочь, ослы! — рявкнул Моревиль, отпихивая любопытных, которым не терпелось поглядеть на мертвую тварь. — Вон отсюда!
Гезира засмеялся и пошел прочь.
Моревиль нагнулся над тварью, взял ее голову себе на колени, принялся стирать лоскутом грязь и пот с холодной кожи. Евтихий молча наблюдал за ним.
— Ну давай же, — бормотал Моревиль, — покажи мне, кто ты такой. Кто ты? Ты ведь не умер?
Он похлопал существо по щекам. Его голова болталась между крепкими ладонями Моревиля.
— Покажись! — повторял Моревиль. Он снова и снова тормошил пленника, затем прикрикнул на Евтихия: — Принеси воды! Что стоишь? Тащи!
Евтихий, ни словом не возразив, подчинился. Он подобрал ковшик, из которого окатил пленника, и снова наполнил водой, зачерпнув из ближайшей лужи. Моревиль отобрал ковшик, поднес питье к губам пленника, влил несколько капель ему в рот.
Неожиданно пленник громко закричал, изгибаясь дугой в руках Моревиля, и началось странное превращение.
Евтихию казалось, что пелена спадает с его глаз.
Мгновение назад перед ним корчилась отвратительная тварь, изломанная, избитая, с рассеченной кожей. И вдруг это же самое создание оказалось парнишкой лет шестнадцати, не старше.
Худое и большеглазое лицо, длинный нос и расквашенные губы, ничего общего не имеющие с тем хоботком, который виделся Евтихию до сих пор.
Мальчик действительно был голый и грязный, но признаки пола имелись в наличии, — их отсутствие было такой же иллюзией, как и все прочее.
— Что же это такое? — пробормотал Евтихий. — Что здесь творится?
Моревиль поднял к нему лицо.
— Теперь ты понял?
— Нет, — признался Евтихий. — Я ничего не понял. Кто он на самом деле такой?
— Сейчас выясним. Я знал, что его уродство — просто иллюзия. Такое здесь случается, — Моревиль низко наклонился над пленником. — Эй, очнись. Все кончилось, приходи в себя. Ну же!
Он встряхивал его и хлопал по щекам, пытался поить, брызгал водой ему в глаза. В конце концов парнишка тяжело вздохнул и заплакал.
— Ага, — сказал Моревиль удовлетворенно. — Ну вот, теперь можно и разговаривать. Давай-ка, Евтихий, тащи его в мою палатку.
Евтихий взвалил пленника на плечо и зашагал вслед за Моревилем. Гезира куда-то исчез, и большая часть толпы разошлась. Никому не было дела до существа, забитого возле столбов. И никто, кажется, не видел, что с этим существом происходило дальше.
В палатке было сыро и душно. Горела лампа. Женщина, которой хвастался Моревиль, куда-то подевалась. Моревиля это, впрочем, ничуть не занимало. Он кивнул Евтихию на расстеленное на досках одеяло:
— Клади его сюда.
— Это твоя постель?
— Моей подружки. Стану я свою постель пачкать!
Евтихий счел довод весьма здравым и уложил паренька на одеяла.
— Знаешь, как делать перевязки? — спросил Моревиль. — Обычно этим женщины занимаются, но они, безрукие коровы, на самом деле вообще ничего не умеют.
— Здесь не те женщины, — сказал Евтихий. — Здесь первые попавшиеся. Они не очень-то годятся для войны.
— А кто годится? — возразил Моревиль. — Нет на свете таких людей, чтобы годились для подобной жизни, не нарождаются. Тут все случайные. Воинов, таких, чтобы настоящие, — раз, два и обчелся. Гезира, например. Или ты. Или зеленоволосый…
Разговаривая, Моревиль не переставал возиться у себя в палатке. Вытащил откуда-то женское платье, быстро разорвал его на тряпки, кивнул Евтихию, чтобы налил теплой воды в кувшин.
— Я подержу, а ты перевяжи.
— Что с ним случилось? — спросил Евтихий, обматывая порезы на груди пленника тугой полосой. Особой надобности в повязке, как казалось Евтихию, не было, но коль скоро Моревиль приказал — спорить не хотелось.
— А, вот это-то самое странное… — сказал Моревиль. — И никогда ты к этому не привыкнешь. Вот все мы, которые сюда попали, — мы ведь не те, кем кажемся. Я был торговцем. Да? А похож я на торговца? Нет! Знаю, что не похож. Геврон тоже не себя не похожа, и ты наверняка другой, не тот, кем был наверху. Видел у Гезиры синие пряди в волосах? Ну так я готов на что угодно спорить, даже на мою палатку, что там, наверху, у него волосы нормального цвета. А здесь — такая вот штука.
— Но все же Гезира остался собой, — заметил Евтихий. — И ты, и я. Может, мы на себя и не похожи, но мы выглядим как люди.
— Это как кому везет, — понизив голос, проговорил Моревиль. — Соображаешь?
— Не вполне.
— Есть такие, кому совсем не повезло. Вообще никакого сходства с собой. Вот он, например. Ты же его видел — ну, до того, как его почти убили?
— Видел.
— И что это было?
— Какая-то… тварь, — вырвалось у Евтихия.
Он сразу же пожалел об этом слове, потому что поймал на себе взгляд парнишки. Тот явно пришел в себя и внимательно слушал разговор.
— Точно, тварь! — подхватил Моревиль, которого мало беспокоили чувства раненого. — Гнусная, отвратительная тварь! Ты видел, у него не было… даже этого самого… то есть ничего! Вообще без всего. Да? Не понять, мужчина или женщина. Да?
— Да, — нехотя подтвердил Евтихий. — Но почему он был такой? И голый?
— Ну, почему голый — объяснить нетрудно, с него ребята одежду всю сорвали, когда били, — сказал Моревиль. — А вот все остальное… И почему, спрашивается? Никто не знает. Я уже с такими вещами сталкивался. По опыту могу сказать: их нужно сильно ранить, почти убить, тогда проступит другая сущность. А пока оно, с позволения сказать, функционирует в нетронутом виде, на него и глядеть-то омерзительно. Им надо кровь пускать. А до смерти убивать не обязательно. Гезира руку не удержал. Гезира вообще плохо собой владеет, гордый слишком.
Мальчик приподнялся на локте и тихо спросил:
— А что случилось?
— Убить тебя хотели, — пояснил Моревиль весьма охотно.
— За что? — спросил парнишка и опять заплакал.
— Тут разные глупости творятся, — сказал Моревиль. — Ты не пугайся — главное. Тебя больше никто не узнает. Завтра встанешь и выходи без боязни.
— Они меня не тронут? — переспросил он.
— Нет.
— Почему?
— Я тебе уже объяснил, — сказал Моревиль. — Им гадость всякая мерещилась, а теперь тебе пустили кровь, и все кончилось. Ты — это ты. И для себя самого, и для них. Для всех. Теперь все позади. Понял? Теперь ты один из нас. Понял наконец?
Он глупо заморгал. Ничего он не понял.
Евтихий спросил:
— Чем ты занимался — там, наверху? До того, как все это с тобой случилось?
— Ходил за лошадьми.
— Как тебя зовут?
Юноша промолчал.
— Пусть поспит, — вмешался Моревиль. — Пойду-ка я отсюда. Душно в палатке. А снаружи — сыро. Вот и выбирай, что лучше.
— Я здесь посижу, — предложил Евтихий. Он почувствовал, как паренек коснулся его руки. Холодная влажная ладонь, неприятное ощущение. Но спасенный явно боялся, и оставлять его одного не хотелось.
— Посиди с ним, если хочешь, а надоест — выходи к костру. Нужно все-таки обдумать, как штурмовать крепость, — прибавил, обращаясь к Евтихию, Моревиль и выбрался наружу.
Полог упал. Евтихий повернулся к парню.
— Давай-ка поговорим начистоту. Кем же ты все-таки был? — спросил солдат. — Просто конюхом? Что-то мне не верится…
Паренек молчал.
— Как тебя звали? Неужели и этого не помнишь?
Ответа не последовало.
Тогда Евтихий наклонился над ним и прошептал:
— Ты ведь был эльфом, да?
Он не ожидал, что спасенный ответит, но тот еле слышно выдохнул:
— Да.
Глава десятая
Эльф — существо противоестественное, источающее резкий кислый запах. Так пахнет ушная сера.
Мало кто из троллей в состоянии долго выносить присутствие эльфа, поэтому от таких пленников стараются избавляться. Толку от этих неприятных существ — чуть. Ходят квелые да кислые, чахнут прямо на глазах, а едят, между прочим, как добрые работники! До последнего лопают в три горла, пока их ноги носят. И уже на смертном одре все равно продолжают вводить хозяев в убытки. Из чистой зловредности нрава. Любой тролль давно бы уже понял, что не приносит своему доброму хозяину пользы, и ушел с достоинством, а эти все цепляются за жизнь.
Если бы тролли видели, что делается с эльфами там, где всегда идет война, в том мире, который Моревиль называл «подвалами человечества», — их мнение об этом народе упало бы еще ниже. Но тролли никогда не оказывались в подземных тоннелях, которые оставил в Истинном Мире скороход Кохаги. И все потому, что Кохаги не бывал по правильную сторону от Серой Границы.
Впрочем, ни один тролль не нуждался в избытке сведений для того, чтобы составить о чем-либо свое мнение.
Вот, например, мужчина и девочка, захваченные неподалеку от Серой Границы на троллиной земле. О чем тут рассуждать? Мужчина — типичный эльф, выглядит так, словно вот-вот скончается. При каждом вдохе начинает хрипеть и кашлять и всем своим видом изображает страдание. Тусклые глаза болезненно щурятся, белесая физиономия вся пошла красными пятнами солнечных ожогов. От здешнего светового спектра эльфы по-настоящему начинают хворать. В ярком мире троллей преобладают желтые, оранжевые, красные тона, в то время как по ту сторону Серой границы все приглушенное, голубое, зеленое, бледненькое. И луна там одна. Убожество.
Девчонка — другое дело. Возможно, в ее жилах действительно течет троллиная кровь. Говорится — «возможно», потому что она какая-то непонятная. Была бы истинной троллихой — не цеплялась бы за своего эльфа. А она так держится, словно он для нее что-то значит.
Началось с того самого момента, когда шестеро троллиных воинов захватили двоих чужаков неподалеку от границы. Тролли недавно одержали выдающуюся победу, уничтожили защитницу эльфийского замка, добились увеличения своих земель. Новый правитель объединенных троллиных племен — Нитирэн — победил всех своих соперников и возглавил великую армию. В общем, у всех было отличное настроение.
А тут эти незнакомцы, и так близко от границы. Естественно, их захватили.
Эльф открыл подслеповатые глаза и аж забился на земле. Ну точно, рыба, выброшенная на берег, и дышит ртом точно так же. Тролли от души смеялись, на него глядя. Хотели сразу прибить, чтобы зря не переводил пищу и вообще не страдал лишнего, но тут девчонка как вскинется:
— А ну, уберите от него руки! Не трогайте!
Тролли изрядно повеселились. До чего пылкая девочка!
— Ты кто такая? — спросил предводитель маленького отряда.
Его звали Наххар. Он с самого начала был приверженцем Нитирэна и во всем подражал вождю: носил длинные волосы, заплетенные у висков в косы, рисовал на щеках спирали золотой краской, навешивал на грудь ожерелья из перьев и завязывал под коленями пышные банты, чтобы ноги казались еще более кривыми.
Девочка встала так, чтобы загораживать собой эльфа. Подбоченилась, гневно уставилась на троллей. А они хоть и смеялись, но поневоле залюбовались ею: маленькая, это да, но до чего красивая и храбрая!
— Я — Енифар, — сказала девочка. — А вы — трусы!
Наххар ухмыльнулся, обнажив оранжевые зубы.
— Енифар красивое имя, — сказал он. — И сдается мне, Енифар, что у тебя имеется хорошенький лохматый хвостик.
Она нахмурилась.
— Не тебе смотреть на мой хвостик, — отрезала девочка. — Не дорос ты еще до такой чести!
Тролли переглянулись.
Без слов им стало тут понятно, что эта девочка принадлежит их народу. Смуглая, с яркими черными глазами, с крепкими худыми руками и ногами, темноволосая, она расцветала под горячим солнцем троллиного мира. На вид ей было лет восемь. И у нее наверняка уже вырос очаровательный хвостик. Когда Енифар сбросит тряпки, сшитые человеческими руками, и наденет одежду знатной троллихи — с прорезями и меховыми украшениями, — этот хвостик будет выставлен наружу и сведет с ума десятки храбрецов.
Подобные мысли не считались у троллей чем-то зазорным или непристойным.
Напротив, женщине должно быть лестно, что о ней думают в подобных выражениях. Они даже облизывались, глядя на Енифар.
«Нужно подождать еще лет пять, — думал Наххар. — А потом приползти к ней на брюхе и просить ее благосклонности… Если не откажет, то…» Эту мысль он даже продолжать боялся.
Енифар сверкнула глазами:
— Не воображайте, будто взяли нас в плен!
«Еще пять лет», — остановил себя Наххар. И ответил строго:
— Это ты взяла нас всех в плен, красавица.
Енифар покраснела.
— Не смей говорить мне любезности, тролль!
— Кто ты? — спросил Наххар. — Расскажи мне все. Мне и этим достойным воинам.
— А у вас еда есть? — поинтересовалась Енифар. — Я буду говорить, если вы нас накормите. И выпить дайте. Что у тебя во фляге?
— Не вода, — сказал Наххар.
— Все равно.
Она протянула руку к фляге, но Наххар положил пальцы ей на запястье.
— Я с радостью угощу тебя, Енифар, — сказал он, — но с какой стати мне печься об этом эльфе? — Он кивнул на спутника Енифар. — Это глупое отродье не проживет здесь и года, гак зачем переводить на него хорошие продукты?
— Он мой, — сказала Енифар. — Этого тебе должно быть довольно.
— Я тебя предупредил, — проворчал Наххар. — Как бы ни была ты прекрасна, Енифар, я все же старше и повидал куда больше… Я даже с эльфами дело имел и знаю им цену.
— Я знаю цену этому эльфу, — сказала Енифар. — И мне довольно моего опыта. Дай ему напиться.
Она отобрала флягу у своего собеседника и поднесла ее к губам эльфа. Наххар закрыл глаза, чтобы только не видеть этого безобразия. А Енифар сказала:
— Вот пиво. Выпей, Арилье. Тебе станет легче.
Наххар сдвинул брови, золотые спирали на его лице сморщились.