"Какие тебе нужны доказательства?"
"Если я помогу вызволить Клина из Ванаи, вы не получите с этого никакой выгоды. У всех есть боязнь, что твой сын находится там под командованием Клина. Джори Каллиам не может принять протекцию Ванаи.
Доусон моргнул, открыл рот, затем закрыл его снова.
"Канл," начал он, но глаза Даскеллина сузились. Доусон глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Когда он говорил, его голос звучал более весомо, чем он этого хотел. "Я даю клятву, пред ликом Господа нашего и перед троном Антеи, что мой Сын Джори не примет протекцию Ванаи, когда Алана Клина вызовут домой. Кроме того, я клянусь, что ни один из моих домов не получит прибыль от Ванаи. А теперь, не поклянешься ли ты о том же самом, мой старый друг?"
"Я?"
"Твой кузен живёт в городе, я полагаю? Уверен, что ты не захочешь создать впечатление того, что твоя поддержка трона на самом деле служение самому себе?"
Даскеллин раскатисто расхохотался, и этот глубокий тёплый звук смог хотя бы на мгновение оттолкнуть цепкие зубы зимы.
"Боже милосердный, Каллиам. Ты сделаешь из всех нас альтруистов."
"Клянёшься ли ты?" — спросил Каллиам. "Встанешь ли плечом к плечу с людьми, верными Королю Симеону, и поставить возрождение традиций выше собственного величия?"
"Истинные приверженцы трона," — полушутя заметил Даскеллин.
"Именно так," — ответил Доусон. В его голосе от лёгкости не осталось и следа. Он был твёрд, как камень, а его намерения — будто отлиты из стали. "Истинные приверженцы трона."
Даскеллин хмыкнул.
"Ты веришь в это," — сказал он.
"Да," — ответил Доусон.
Тёмные глаза блеснули, изучая лицо Доусона, как будто пытаясь проникнуть сквозь маску. А затем, как это уже было с полудюжиной человек до него — людей, которых Доусон отобрал, зная, что они неравнодушны к тому, к чему он и сам питал слабость — гордость осветила его тёмное лицо. Гордость, уверенность и чувство причастности к чему-то великому и доброму.
"Что ж," — тихо сказал Даскеллин, "Клянусь."
Раздел был наиболее органично сложившимся подразделением внутри города, но ему далеко было от того, чтобы быть единственным. По обе стороны мостов, знать держалась своих особняков и улиц, в то время как люди более низкого сословия жили в маленьких узких ответвлениях улиц и дорог. Если вы жили к северу от площади Кестрил, то это означало что у вас был высокое положение в обществе. Дорожная архитектура города, был настолько сложной, что только его жители могли ее хорошо знать. Улицы имели только одно измерение, по которому можно определить сословие жителя. Самые бедные и самые отчаянные прорыли туннель вниз, чтобы завести там новую жизнь вне руин, оставшихся от предыдущих веков, на которых был построен современный город, и они жили в темноте, грязи и запустении, но сохраняли себя, по крайней мере, от оскорбительного существования зимой.
Лёд и снег выбелили тёмные булыжники мостовой. Повозки двигались медленно, мулы шагали осторожно. Лошади часто останавливались, боясь поскользнуться, сломать ногу и быть зарезанными прямо на месте падения, на улице. Камнипольская зима отказывала жителям даже в достойном способе ожидания экипажа, однако результат встречи с Даскеллином настолько удовлетворил Доусона, что он почти не обращал внимания на неудобства. Позволив служанке повязать пояс своего пальто из темной кожи с расшитыми серебром швами и крючками из гелиотропа, и надев подходящую к наряду широкополую шляпу, он вышел на улицу, направляясь домой, к Кларе.
Он провел детские годы в Камниполе, днем постигая с отцом ритуалы власти, а ночи проводя в шумных пьяных кутежах с другими высокорожденными мальчишками. Даже теперь, десятки лет спустя, снежно-белый камень хранил воспоминания. Он прошел по узкой аллее, где Элиайзер Береньяко бегал голышом, проиграв ему пари той ночью, когда им стукнуло по четырнадцать. Миновал широкий поворот, который вел к улицам, где строили дома тимзинай и ясуру: кварталу жуков и монет. Он прошел под Аркой Морада, где последний сумасшедший дракон-император погиб в когтях своего брата из одной с ним кладки. Арка из драконьего нефрита соперничала по высоте с Королевским Шпилем и была такой тонкой и изящной, что, казалось, ее опрокинет любой ветерок. Он прошел мимо алтаря Сорриал с закопченной южной стеной. Мимо борделя, куда отец привел его в десятый день рождения и купил ему первую ночь с женщиной.
Единственное белое облако в небе дарило городу благотворный свет, разгоняя тени. С повозки булочника по пути с рыночной площади свалилась коробка миндаля, и десяток ребятишек, казалось, возникших ниоткуда, расхватывали орехи, пока возчик не успел остановить их. С западной стены Доусон мог окинуть взглядом великие равнины Антеи, как Бог осматривает мир с высоты. Ветер, гулявший по улицам, щипал и хлестал его губы и щеки. Идеальный город. Все было здесь — от падения драконов до возвышения Белого Пророчества и до восстаний рабов, которые позволили Дому Антеи возродить империю первокровных в городе, построенном драконами. Эти камни были свидетелями веков, поколений.
И сейчас, пожалуй, впервые, Доусон занимал свое место в любимом городе. Он начал дело, за которое его запомнит Камнипол. Доусон Каллиам, барон Остерлингских Падей, который очистил королевский двор и направил Антею на верный и должный путь. Каллиам, который собрал защитников доблести. Который уничтожил силы хаоса и перемен.
Бессмертный Город пригласил его напиться воспоминаниями, и видения будущего склонились перед его волей — будущего, где Кертину Иссандриану и Фелдину Маасу оставалось бежать через грязный снег по своим зимним делам вместо него — и Доусон поддался. Если и были какие-то признаки, предупреждающие о нападении — он их полностью пропустил.
Дорога сворачивала, повторяя очертания мыса. Три человека в тёмных шерстяных пальто и рейтузах стояли, оживленно беседуя, плотной группой в месте слияния двух больших улиц — парке треугольной формы. Пар шёл у них изо рта — белый, подобно перьям и небу. Доусон направился к ним, ожидая, что они уступят дорогу Барону Королевского Двора. Жёсткие взгляды были ему ответом. Никто не сдвинулся с места.
Раздражение вывело Доусона из задумчивости, затем он подумал, что его ранг и титул остались неизвестными. Ближайший мужчина приоткрыл пальто и вытащил широкий кривой нож. Остальные стали по бокам. Доусон издал короткий смешок, полный презрения и недоверия, в ответ убийца с ножом атаковал его. Доусон отпрыгнул назад, пытаясь вытащить собственный меч. Однако еще до того, как он вытащил лезвие из ножен здоровяк слева ударил его по локтю увесистой дубиной. Рука Доусона онемела и меч беззвучно упал на промёрзшую землю. Тип с ножом нанес удар, лезвие ножа разрезало кожаное пальто и вонзилось в грудь Доусона. Доусон вскрикнул и отскочил назад.
Менее всего это напоминало дуэль. В движениях людей не было ни стиля, ни чувства чести. Не было даже красоты обычной тренировки. Человек с ножом держал его, как мясник, а его напарники с дубинами преграждали Доусону путь, как будто он мог развернуться и попытаться убежать, визжа, как испуганная свинья. Доусон выпрямился во весь рост, прижав пальцы к разорванному пальто. Пальцы перчаток окрасились кровью.
"Ты только что сделал свою последнюю ошибку," — сказал Доусон. "Ты и понятия не имеешь, кто перед тобой."
Тип с ножом ухмыльнулся.
— Думаю, имею, милорд, — сказал он и ударил еще раз. Лезвие вонзилось бы Доусону глубоко в живот, если бы десятки лет тренировок не заставили тело отшатнуться назад и в сторону. Бандит слева ударил с размаху, попав ему в плечо. Только упав на колени, Доусон впервые подумал, что это не просто уличные хулиганы в погоне за парой монет. Это ловушка, и предназначена она для него.
Правый сообщник пританцовывал вперед-назад на цыпочках, готовый опустить высоко поднятое оружие в одном дробящем череп ударе. Доусон вскинул руку, но атакующий захрипел и пропал. Убийцы повернулись. Новый человек в сером шерстяном охотничьем костюме извивался на булыжной мостовой, заключенный в жесткие объятия бандита. Как только они разомкнулись, новичок вскочил. Его одежда окрасилась красным, как и короткий меч в его руке. Головорез не поднялся.
— Лорд Каллиам, — крикнул он и метнул свой клинок. Доусон смотрел, как окровавленная сталь описывает дугу в небе. Время, казалось, замедлилось. Рукоятка, порядком потрепанная, была сделана из темной кожи. По центру самого лезвия сбегала канавка для крови. Доусон вытянулся, подхватывая клинок в полете. Последний убийца бросился к нему, и Доусон, по-прежнему стоя на коленях, парировал его атаку.
Упавший бандит застонал, приподнялся, было, на руке, но снова соскользнул в ширящуюся красную лужу.
Доусон поднялся. Двое убийц переглянулись, и Доусон прочел страх в их взглядах. Да, он ранен, а его спаситель безоружен. Да, они равны числом. И, тем не менее, такой внезапный переход от трех нападающих и жертвы к бою почти на равных поверг нападающих в смятение. Бандит шагнул назад, слегка повернувшись, будто хотел убежать. Губы Доусона презрительно искривились. Эти мужчины были трусами.
Он нанёс удар чужим мечом понизу, быстро и сильно. Мужчина отскочил, неуклюже парируя. Справа от Доусона бандит с ножом вскрикнул и набросился на его безоружного союзника. Раны Доусона перестали болеть, холодок от замерзающей на его груди собственной крови заставил его хищно усмехнуться. Человек с дубиной отступил на шаг, и Доусон стал наступать на него, согнув колени и держа центр тяжести тела внизу, а тело — сбалансированным и готовым к атаке. Когда увесистая дубина вновь пронеслась мимо, Доусон нырнул в описываемую ею дугу, принимая удар на ребра, а сам ударил лезвием вперед. Дыхание бандита вылетело, как белое перистое облачко. Под пальто явно была броня. Убийца не был мёртв, но он был оглушён. Доусон развернулся, наступил каблуком на ногу противника, и нанёс оголовком меча короткий, сильный удар в лицо. Запястье Доусона ощутило безошибочно узнаваемый хруст ломающегося хряща.
Убийца пригнулся и набросился на него, изо всех сил пытаясь опрокинуть. Доусон заскользил назад, его ботинки с трудом удерживали его на ледяной улице. Верзила весил больше него, и рассчитывал, что это поможет ему в схватке. Он недооценил характер Доусона.
Доусон бросил меч, схватил верзилу за волосы левой рукой, но не для того, чтобы отпихнуть его голову, а чтобы зафиксировать её. Он воткнул большой палец глубоко в глазницу противника, изогнув его в суставе. Произошло нечто тихое и ужасное, и мужчина завизжал от боли и страха. Доусон оттолкнул его и бандит упал на колени, прижимая руки к изувеченному глазу и сломанному носу.
Человек с ножом и спаситель Доусона кружили друг перед другом. Руки спасителя были широко расставлены и безоружны. Порез на его левой руке кровоточил, роняя багровые капли на белый лёд и чёрную мостовую. Вокруг собиралась толпа. Мужчины, женщины и дети с широко раскрытыми глазами жадно впитывали жестокое зрелище, не смея вмешаться. Доусон пнул хныкающего на тротуаре бандита с дубиной и обернул ремешок его дубины вокруг своего запястья. Во взгляде человека с ножом мелькнула паника, и Доусон покрутил увесистую дубину в воздухе, пробуя её вес и баланс.
Мужчина с ножом бросился бежать, подбрасывая вверх куски снега своими тёмными ботинками позади себя. Толпа расступилась, опасаясь удара его небольшого ножа и позволив бандиту сбежать. Крестьяне, простолюдины и слуги давали дорогу себе подобному. Он искал в себе ярость за то, что простые жители Камнипола позволяют бандиту бежать, и не находил её. Трусость и стадная безопасность в крови у низкорожденных. С таким же успехом он мог бы корить овец за блеяние.
Убийца, упавший первым, лежал совершенно неподвижно, вокруг него кровь текла ручьём. Второй детина с дубиной тоже понемногу затихал, впадая в болевой шок. Спаситель Доусона присел на корточки, осматривая свою повреждённую руку. Он был молод, с мускулистыми руками и плечами, волосы были обрезаны ножом. Лицо его казалось знакомым.
" Пожалуй, мне стоит вас отблагодарить," — произнёс Доусон. К своему удивлению, он запыхался.
Вновь прибывший покачал головой.
— Я должен был подоспеть раньше, мой лорд, — сказал молодой человек. — Я держался слишком далеко позади.
— Слишком далеко позади? — сказал Доусон. — Ты преследовал меня?
Мужчина кивнул, избегая смотреть ему в глаза.
— Зачем это? — спросил Доусон.
— Ваша леди супруга, мой лорд, — сказал мужчина. — Она наняла меня после того, как вы отказались от моих услуг. Она приказала мне обеспечить вашу безопасность, сэр. Боюсь, я плохо справился со своей работой.
Ну конечно! Охотник из кухни, который вернул ему обломок рога, пропитавшийся собачьей кровью и оскорблением. Его имя Винсен Коу. Доусон никогда не спрашивал у Клары, что она сделала с парнем, но, безусловно, она не могла просто вернуть его на место вопреки слову мужа. А признать, что он был несправедлив к парню, было бы очевидно ниже его достоинства.
— Ты ошибся, — сказал Доусон.
"Лорд?"
"Я никогда не видел вас ранее, и я не из тех, кто отказывается от услуг человека вашей храбрости таланта."
"Да… то есть, нет, милорд."
— Значит решено. Идем со мной, смажем наши маленькие царапины.
Коу встал.
"Мой меч, милорд?"
— Да. Он может нам понадобиться, — сказал Доусон, указывая на лежащий клинок, весь в грязи, крови и саже. — Кажется, я отпугиваю всех толковых людей.
Маркус
Огонь и кровь. Мериан пронзительно кричала из-за всех сил, как может кричать только ребенок и в этом крике слились ее боль, страх и негодование. Ее глаза смотрели на него, ее руки тянулись к нему. Маркус пытался заставить свои парализованные руки дотянуться до нее, и, шевеля ими он пробудил себя ото сна.
Крики мертвых оплетали прохладный воздух пока он поднимался, все еще в полудреме ожидая увидеть пшеничные поля и величественные мельницы Эллиса. Вместо этого над ним изгибалось испещренное звездами небо Биранкура, за ним на востоке гряды гор маячили в темноте без малейшего намека на рассвет. Запах гари из прошлого уступил место сладкому и вяжущему запаху ледяных лилий и предчувствие плещущейся в отдалении соленой морской воды.
Он лежал, откинувшись на свернутой постели, и ждал, когда сон растворится. Привычно, он погрузился вниманием в свое тело. Сначала ослабло кольцо, сдавливающее горло, потом исчезла тяжесть в груди. Медленно рассосалась и пропала боль в животе. Вскоре оставалась только привычная пустота под ребрами, но он знал, что она безопасна.
Это боевые шрамы. Некоторые теряют ногу или руку. Некоторые — глаза. Маркус же потерял семью. И, как старые солдаты догадываются о приближении дождя по ломоте в сросшихся костях, он страдал сейчас. Это ничего не значило. Это всего лишь его личная непогода, и, как любое ненастье, она должна миновать. Только на миг его кошмары ухудшились.
Караван спал, и погонщики, и мулы спали этой глубокой ночью. Сторожевой костер мигал на холме над ним не ярче звезды, но оранжевым, а не голубым. Маркус направился к нему. Сухая трава шелестела под ногами, и полевые мыши брызгали в разные стороны. Силуэт Ярдема Хэйна виднелся у маленького костра. Он сидел, развернувшись спиной, чтоб свет не притуплял зрение. Рядом с ним обнаружился менее знакомый контур. Маркус подошел так близко, что различал слова.
"Форма души?" — спросил Мастер Кит. "Мне кажется, я не понимаю, что ты имеешь в виду."
"Именно так. У души есть форма," — сказал Ярдем. Своими широкими руками он жестикулировал в воздухе. "И судьба была создана душой. Что бы ни подготовил мир нам, форму твоей души определяет, что ты делаешь с ней, и как ты обращаешься со своей судьбой."
Маркус повращал ногой, царапая землю достаточно громко, чтоб дать знать о своем появлении.
"Доброе утро, Капитан," сказал Ярдем не оборачиваясь.
— Промываешь нашему магу мозги своими суевериями?
"Да, сэр."
"Будь осторожен, Кит," — сказал Маркус, вступая в неясный круг света. "Ярдем — бывший священник, знаешь ли."