Они остановились на привал в хижине под почерневшей крышей, где грязная тропа пересекалась драконьей дорогой. Оба были настолько измучены, что сил хватило только на то, чтобы позаботиться о лошадях. Гедер провалился в сон без сновидений, а проснувшись утром, обнаружил Джори, седлавшего мерина. Когда они выступили в путь, в голове у Гедера уже почти прояснилось.
Перед ними вырастал Кэмнипол.
Южный подступ к городу был крутым, полоса драконьего нефрита карабкалась вверх по уступу подобно развязавшейся ленточке, упавшей на землю. Время и непогода изъели камень, оставляя участки в сотни и более футов, где дорога змеилась прямо по воздуху, и ничего, кроме осторожности, не защищало путешественника от падения. Пронизывающий весенний ветер приходил только со стороны города и долины, оставленной внизу. Там и тут грубые деревянные мостки соединяли дорогу с пещерами и лачугами, цеплявшимися за склоны скалы. Постоянная боль в ногах беспокоила Гедера, поэтому он не обращал внимания ни на нагромождения скал, ни на корявый кустарник, не замечал, как вырастает Королевский Шпиль и нависает над ними громада городских стен, пока не был пройден последний поворот. Огромные, сияющие арки и величественные башни, казалось, выросли из ниоткуда, город восстал из снов.
Южные ворота были узкими, чуть более чем щель в высокой серой скале. Створки кованной бронзы и драконьего нефрита разошлись в стороны, освобождая проход. Сразу за воротами, обнаружилась дюжина всадников в эмалевой броне, на боевых конях в бардах, под стать своим всадникам.
Как только Гедер и Джори приблизились, всадники обнажили мечи. Лезвия сверкнули в лучах полуденного солнца, и сердце Гедера забилось в груди, словно лиса в капкане. Он предвидел этот момент, и боялся его. Джори кивнул ему с улыбкой, значения которой Гедер не понял. Пустое. Гедер унял страх, и дрожа поехал сдаваться, радуясь, что не забыл одеть свой добрый кожаный плащ.
Одинокая фигура отделилась от тени там, где дорога проходила через стену. Хотя и не на коне, человек сразу же приковал внимание всех собравшихся. Первокровный, старик. Седые виски, острое и проницательное лицо. То, как он держался, производило впечатление, будто он выше ростом, чем всадники. Гедер послал мерина вперед. Вблизи все сомнения развеялись — перед ним был отец Джори. Те же глаза, та же челюсть. Он смотрел на Доусона Каллиама.
— Господин Паллиако, — обратился Каллиам-старший.
Гедер поклонился.
— Большая честь для меня приветствовать вас в Вечном Городе, — сказал Доусон Каллиам. А затем, резко — На караул!
Всадники вскинули мечи в приветствии. Гедер покосился на них. Он еще не видел, как кого нибудь благородной крови вызывают на суд короля, но увиденное было вовсе не тем, чего он ожидал. Откуда ни возьмись, хор голосов слился в протяжный, приветственный крик. И, что всего не понятнее, с чистого, ясного неба повалил снег.
Да нет же. Не снег. Лепестки цветов. Гедер поднял глаза, и на стенах увидел сотни людей, таращившихся вниз. Гедер неуверенно поднял руку, и толпа над его головой взревела.
— Коу позаботится о вашем коне, — сказал Доусон, — а нас ждут носилки.
Прошло мгновение, прежде чем до него дошло сказанное, после чего Гедер соскользнул на землю, позволяя отцу Джори ввести себя в сумрачный промежуток между городскими стенами. Он и не подумал даже спросить, кто такой этот Коу.
Носилки были богато изукрашены, с гербом и цветами Дома Каллиама, но с серо-голубыми нашивками Паллиако на каждом борте. На них были два кресла, расположенных лицом друг к другу, восемь Тралгу присели у шестов. Доусон сел спиной к движению. Гедер убрал прядь сальных волос с глаз. Ноги его дрожали после скачки. Бойницы и амбразуры на всем протяжении городской стены были заполнены улыбающимися лицами.
— Ничего не понимаю, — сказал он.
— Кое-кто из моих друзей и я выступили спонсорами вашего триумфа. Это традиция для возвращающихся с военной победой полководцев.
Гедер медленно оглянулся. Что-то огромное, казалось, пустило корни в его животе, а стены, возвышавшиеся над ним слегка покачнулись, словно молодое деревце на ветру. Рот пересох.
— Победой? — переспросил он.
— Принесение в жертву Ванаи, — пояснил Доусон. — Дерзкое и впечатляющее. Это явилось самым смелым решением, какое только видело королевство в этом поколении, и есть те из нас, кто усматривает в этом возвращение к Антее былой решительности
Перед глазами у Гедера возник темный силуэт женщины, ползущей к стенам мертвого города на фоне пляшущих языков пламени. Насколько он помнил, она упала. Снова был он оглушен ревом пламени, словно следовало оно за ним по пятам, поле зрения сузилось. И это победа? Ручищи коренастого Тралгу схватили его за плечи, и опустили на сидение. Молча уставился он на Доусона, в то время как носилки поднялись и пришли в движение.
Южные ворота выходили на ухабистую площадь. Гедер бывал здесь и раньше, прекрасно помня, что представляло из себя это дикое смешение нищих, торговцев, стражников, волов, повозок и бродячих собак. Действительность же оказалась подобно сну мальчика, знакомого с великолепием Кэмнипола только по рассказам. Не менее трехсот человек стояло за еще одним почетным караулом, размахивая знаменами Дома Паллиако. На трибуне стояли обладающие таким правом люди, в вышитых плащах и золотых мундирах. Был тут барон Морского Рубежа. Рядом с ним молодой человек в цветах Дома Скестинин. Не сам патриарх, но, должно быть, его старший сын. С полдюжины тех, кого подводящая Гедера память успела признать смутно знакомыми, пока носилки снова не тронулись с места. А затем, в довершении всего, с высоко поднятой головой, сквозь слезы, струящиеся по щекам, Гедер увидел своего отца, и выражение гордости на его лице.
Толпа следовала за ним, люди аплодировали и разбрасывали пригоршнями цветы и конфеты в бумажных обертках. Производимый ими шум исключал саму возможность разговора, поэтому Гедер мог лишь таращиться на господина Каллиама в немом изумлении.
На пересечении полудюжины улиц носилки сбавили ход. Неподалеку от Королевского Шпиля, дома достигали в высоту трех, а то и четырех этажей, люди свешивались с каждого окна, наблюдая за процессией. Слева над ним девушка бросила вниз охапку разноцветных лент, они падали, подобные танцующей радуге. Гедер помахал ей рукой, сладостные мысли завертелись безумным водоворотом.
Несмотря на то, что он сделал, его чествовали как героя. Потому, что он сделал это. Это не было смягчением наказания, на которое он надеялся, это было отсрочкой исполнения приговора, прощением, и отпуском грехов.
— Это было непростым решением, — громко сказал Гедер, перегнувшись через стол. — Страшная штука — сравнять с землей такой город. Нелегко оно мне далось.
— Конечно же нет, — сказал второй сын барона Нурринга, с трудом выговаривая слова. — Но в том-то и суть, так ведь? В чем доблесть принятия легких решений? Да ни в чем. Но встает дилемма. И нужно принять решение.
— Окончательное решение, — сказал Гедер.
— Именно, — согласился юноша. — Окончательное решение.
Гулянка переместилась в парк, примыкавший к особняку Доусона Каллиама. Будучи меньше, чем бальные залы, или сады в настоящих имениях, он лишь немногим уступал им в размерах. Участок таких размеров в стенах Вечного Города значил более, чем втрое больший, где нибудь в деревне. Снизу доверху свечи освещали стены, увенчанные высоким куполом, фонарики дутого стекла висели на невидимых в темноте нитях. Двери во всю стену были распахнуты в цветущий сад, впуская аромат ранних цветов и оттаявшей земли. Банкет и танцы шли каждый своим чередом. С полдюжины мужчин взобралось на помост, чтобы засвидетельствовать свое одобрение действиям Гедера в Вольных Городах.
Не было места, говорили они, слабости, нерешительности и продажности, чем так долго до теперь грешили генералы Антеи. Гедер Паллиако показал свою решимость не только Вольным Городам, но и всему миру. Он показал ее своим соотечественникам. Своими действиями он напомнил всем, чего может достичь непорочность. Даже король прислал гонца с письменным одобрением возвращения Гедера в Кэмнипол.
Аплодисменты опьяняли. Уважение и восхищение людей, которые не так давно просто кивали ему, встречая при дворе. А после танцы. Как правило, Гедер избегал подобного придворного развлечения, но Клара, жена Доусона Каллиама настояла, чтобы он хотя бы раз был ее кавалером на площадке в саду. К тому времени, как тур кончился, он уже почти не спотыкался. Потом было еще несколько туров с молодыми, незамужними женщинами, пока его бедра и лодыжки не запротестовали столь резко, что пришлось остановиться. А когда к вечеру похолодало, а вино и пиво полились более обильно, Джори принес его кожаный плащ, которому Гедер обрадовался.
— Отличительная черта настоящего командира, — сказал Гедер, и потерял нить разговора. — Знаки различия командующего…
— Надеюсь, вы меня простите, — сказал его отец. — Гедер, мальчик?
Гедер поднялся на ноги, его собутыльник кивнул ему в знак уважения и отвернулся. Земля почти не качалась.
— Слишком поздно для старика, — пожаловался Лерер Паллиако, — но я не мог уйти, не повидавшись с тобой. Ты превзошел все, на что только я мог надеяться. Я не видел, чтобы люди так отзывались о нашей семье с тех пор как… Да что там, вообще никогда, я думаю.
— Позволь, я тебя провожу, — сказал Гедер.
— Нет, нет, нет. Это твоя ночь. Веселись.
— Для меня было бы удовольствием поговорить с тобой, — сказал Гедер, и лицо его отца смягчилось.
— Тогда ладно.
Вместе, Гедер с отцом нашли госпожу Каллиам и выразили ей свою глубокую признательность. Каким-то образом роли поменялись, и уже они принимали от нее любезности, расставшись с чувством, что этот вечер был личной встречей старых друзей после долгой разлуки. Она настояла, чтобы они воспользовались носилками, на которых Гедера ранее несли по улицам. Расхаживать по темным улицам не было безопасно, а если бы даже и было, то делать так все равно не стоит. Джори появился, когда они в который раз собирались откланяться, и подал Гедеру руку. Тот чуть не расплакался, пожимая ее.
Пока рабы Тралгу несли их сквозь ночную темень улиц, Гедер любовался россыпью звезд в небе. Вдали от ликующей толпы, эйфория понемногу спадала. С удивлением он обнаружил, что некая доля страха все еще жива в нем. Не такого острого, не такого сильного, но вполне реального. Даже и не страха, а какой-то неистребимой зависимости от страха.
Его отец кашлянул.
— Ты на подъеме, мой мальчик. Ты очень быстро идешь в гору.
— Не знаю, о чем ты.
— О, нет. Нет, я слушал тех людей этим вечером. Ты застал двор в сложное время. Над тобой нависла довольно серьезная угроза стать этаким символом. — Тон отца был веселым, но что-то в том, как он держал плечи, наводило Гедера на мысли о человеке, готовом ударить.
— Я не придворная пташка, — сказал он. — С радостью вернусь домой, и поработаю над книгами, которые там нашел. Кое-какие тебе должны понравиться. Я начал перевод эссе о последних драконах, которое, похоже, было написано всего лишь через несколько сот лет после падения Морада. Тебе оно понравится.
— Уверен, так и будет, — согласился Лерер.
Тралгу спереди выразительно хрюкнул, и носилки элегантно развернулись на крутом вираже, слегка наклонившись в сторону поворота..
— Я заметил, что на этом вечере не было Алана Клина, — сказал Лерер.
— А я и не рассчитывал на него. — На мгновение, Гедер снова оказался на замерзшем пруду у мельницы, надеясь на удачу, которая одна только могла спасти протекторат Клина. — Представляю себе его разочарование. Ванаи был его, а тут его отзывают, точно щенка берут на поводок. Увидев, какую встречу мне устроили, он должно быть пришел в замешательство.
— Должно быть. Господин Терниган тоже не пришел.
— Наверное, его пригласили куда-то еще.
— Вот именно. Куда-то еще.
Во тьме ночных улиц скулила и тявкала какая-то псина. Ветер, казавшийся прохладным в переполненных садах и танцзалах, сейчас пронизывал насквозь.
— Не обязательно ведь трубить общий сбор, что бы ни случилось при дворе, — прервал молчание Гедер. — Я и не ожидал, что будет столько народа.
— Конечно, нет. Так ведь и бывает, правда?
— Типа того.
Они замолчали. Спина Гедера болела. После таких танцев и скачки, утром он, скорее всего, и пальцем пошевелить не сможет.
— Гедер?
Тот отозвался мычанием.
— Поосторожнее с этими людьми. Они не всегда те, кем кажутся. Даже когда они на твоей стороне, лучше всего не спускать с них глаз.
— Поберегусь.
— И не забывай, кто ты есть. Кого бы из тебя не пытались сделать, не забывай кто ты есть на самом деле.
— Не забуду.
— Хорошо, — сказал Лерер Паллиако, не более, чем тень на фоне тени. И только глаза его блестели в свете звезд. — Ах ты мой хороший мальчик.
Маркус
Маркус низко склонился, руки по швам. Рукоять меча из черного дерева в его руке была скользкой от пота. Мальчик-первокровный на том конце ямы был одет в пару бойцовских штанов и выглядел решительно. Маркус ждал. Мальчик облизал губы, и поднял меч.
— Не спеши, — сказал Маркус.
Воздух в гимнастическом зале был жарким, спертым и влажным. Ворчание и крики бойцов соперничали по силе с шумом воды в трубах, питающих ванны. По меньшей мере, дюжина человек стояла по краям ямы. В основном куртадамцы и первокровные, хотя была и пара тимзинайцев, державшихся чуть в стороне. И Ярдем Хейн, тяжело дышащий, и весь в поту. Синаец не пришел.
Маркус увидел, как мальчик сделал пустой шаг, готовясь атаковать. Меч отставлен в сторону, восточный стиль, так что кое какая подготовка у него имелась. Маркус блокировал удар, с деревянного клинка посыпался мел, и передвинулся налево от мальчика. Тот развернулся, и Маркус нанес удар снизу вверх. Мальчик блокировал так сильно, что оба меча отскочили. Маркус перехватил меч левой рукой и снова ударил, на этот раз вниз, наблюдая за стойкой мальчика.
То, что он сумел отбить оба удара Маркуса, придало ему смелости. Мальчик принял жесткую стойку, сделал неуклюжий финт вправо, и бросился влево. Маркус случайно отбил атаку, рассек клинком густой воздух, чтобы с силой ударить по груди мальчика. Маркус увидел, как его противник отшатнулся. Натертый мелом меч оставил полосу от нижнего ребра мальчика до ключицы.
— Кто следующий? — спросил он.
— Это был последний, сэр, — сказал Ярдем.
— Благодарю вас, капитан Вестер, сэр, — сказал мальчик. Кожа в месте удара покраснела и вздулась. Он почувствовал досаду. Он не хотел причинять ему боль.
— Спасибо, сынок. Ты бился замечательно, — сказал Маркус, и мальчик расплылся в улыбке.
Маркус оперся руками о край ямы и подтянулся. Все тело, от плеч до ног болело, и боль была весьма ощутимой. Ярдем швырнул ему комок ветоши, и Маркус вытер пот с лица и шеи. Это была третья партия человек, проходящих испытание новобранцев. Как и другие, эта была сбродом. Некоторые пришли, потому что находились в безвыходном положении, и не имели других навыков, кроме желания причинять боль. Другие, потому что придя, они потом могли рассказывать, что бились в яме против самого Маркуса Вестера. И лишь несколько, буквально горстка, потому что это была работа, которую они знали, и они были не у дел, когда Маркус бросил свой клич.
Одним из последних оказался плотный куртадамец, с серо-золотой шкурой, и кабральским акцентом. Маркус встретился взглядом Yardem и указал подбородком в сторону кандидата. Yardem кивнул.
Ты, — позвал Маркус. — Назови еще раз свое имя, друг.
— Ахариэль, — ответил куртадамец. Ахариэль Аккабриан.
— Ты знаешь, как биться. Что привело тебя в Порте Оливия?
— Заключил контракт с компанией из Наринисла. В основном гарнизонная служба, но командир начал спать с солдатами. Начались сплетни, обиды, и я вынужден был уйти. Подумывал о Вольных Городах. Полагаю, их годы будет трясти от страха после того, что случилось с Ванаии все такое прочее. Но услышал, что вы объявляете набор.
Это не гарнизонная служба, — сказал Маркус.