Пока Ликка бродила по комнатам (и все больше убеждалась в том, что изнутри хижина намного больше, чем кажется снаружи), Челма Сытконош переоделась в обыкновенный домашний халат серого цвета, с поясом и двумя большими карманами, и занялась готовкой.
Вернее, еда готовилась сама. И это, пока. Было самое необычное, что увидела Ликка внутри хижины.
Челма Сытконош села в кресло-качалку, взяла в руки широкий веер из павлиньих перьев и начала медленно раскачиваться, наблюдая за процессом готовки. Аккурат с очередным взмахом ее веера происходило следующее: поленья ровным строем шагали к печке и прыгали в огонь, кастрюля летела под кран, который наполнял ее водой. В это же самое время из разнообразных корзинок вылетали овощи. Они плавно пикировали на стол и складывались возле доски, где уже орудовал (самостоятельно) большой кухонный нож. Орудовал нож отменно. Нарезка овощей заняла не больше пяти минут. В тот же момент кастрюлька с водой прилетела на огонь. Вода закипела, доска для нарезки перемещала нарезанные овощи в кастрюльку, крышка закрывалась сама собой, лишь изредка открываясь, чтобы впустить половник, помешивающий варево, а еще щепотку соли или специи. Казалось, что Челма Сытконош даже слегка задремала, но веер в ее крепкой ведьминой руке продолжал делать взмахи, видимо, контролируя процесс готовки.
Вскоре, кухню наполнил чудесный аромат, от которого урчало в животе, а Ликка присела на краешек стула в кухне, чтобы перевести дух. Голова трещала от обилия впечатлений. Еще хотелось есть и спать. Ведьма, кажется, уснула окончательно и вовсе не собиралась показывать Ликке, где ей провести первую ночь в хижине. И уж тем более, никто не собирался Ликку кормить.
"Ну, что ж, не маленькая уже, — решила Ликка и поискала глазами посуду, которая бы не кружила по кухне.
Возле раковины стояла сушилка, набитая тарелками. Там же лежали вилки и ложки. Подойдя ближе, Ликка обнаружила, что вся посуда дрожит, будто от ожидания. Ложки тихо позвякивали от напряжения. Умели бы они говорить, наверняка поторопили бы Ликку. Кастрюля с булькающим супом услужливо отодвинула крышку. Половник зачерпнул сочное дымящееся варево. Тарелка выскользнула, едва Ликка взяла ее в руки, и сама подставила себя под половник, а затем пересекла кухню (ни капли не расплескав), и плавно приземлилась на стол. Ликка посмотрела на кухонный нож и на буханку хлеба, которая выползла из хлебницы и вразвалочку, будто ей было совершенно лень двигаться, направилась к доске. Нож, однако, не двигался. Лежал себе и лежал.
— Он вообще лентяй. — Сказала неожиданно Челма Сытконош, не открывая глаз. — На него при-крикнуть надо. Или сама порежь.
Ведьма поежилась в кресле и положила веер себе на грудь. Часть посуды, летающей по кухне, тотчас разлетелась по своим местам и замерла.
— Со стальными металлическими предметами вообще можно сделать так, — пробормотала Челма Сытконош и щелкнула пальцами, — Брысст! Огг! Хум!
В этот же момент нож стремительно пронесся через кухню и оказался в руке у ведьмы.
— Смотря, какими пальцами щелкать, — наставительно сказала ведьма, — и с какой интонацией говорить. А если хочешь нож вернуть обратно, то произнеси, значит, — хум, огг, брысст. И — оп!
Нож так же стремительно выскользнул из ведьминой руки и перенесся на стол. Ликке оставалось только удивленно моргать и пытаться запомнить заклинание.
— Твоя кровать во второй комнате. — Сказала Челма. — И я бы на твоем месте хорошенько выспалась, потому что завтра ожидается напряженный день. Постель расстели сама… простынь и наволочки ужасные неряхи… вечно им говорю, что… а они вот так… — шумно причмокнув губами, Челма Сытконош, кажется, заснула крепче прежнего.
Ликка же решила сегодня не заниматься экспериментами, поэтому просто взяла нож (ожидая, что он вот-вот оживет в ее руках) и аккуратно отрезала несколько ломтиков хлеба. Нож не ожил и никуда стремительно не улетел.
Да, уж. К волшебству еще придется привыкать и привыкать.
Суп оказался удивительно вкусным. Наевшись, Ликка тотчас почувствовала, что ее клонит ко сну. Решив не злоупотреблять наставлениям ведьмы, Ликка отправилась во вторую комнату. Заправив постель и выключив свет, Ликка забралась под одеяло, но уснуть не могла. Слишком много впечатлений за один день набилось в ее бедную голову. В наступившей тишине было слышно, как тихо шуршит по крыше дождь. Мутный, дрожащий свет луны пробивался в комнату и стелился на полу. Непривычно было спать на новом месте. До этого дня Ликка ни разу не ночевала где-нибудь кроме собственной спальни на втором этаже (один раз, правда, уснула перед камином в зале, но отец отнес ее наверх, укутав в теплый плед). Ликка ворочалась, как ей казалось, целую вечность, то позволяла легкой дреме окутать ее, то выныривала в ночь, будто из холодной воды. Лунный свет на полу сделался длинней. В какой-то момент Ликка вдруг услышала, как во входную дверь тихо постучали. Может быть, ей это показалось? Ликка открыла глаза. Тишину нарушил скрип кресла-качалки, затем раздалось шарканье тапочек по гладкому полу. Дрожащий свет одинокой свечи скользнул в щели между полом и дверью. Челма Сытконош шла открывать двери. Ликке стало интересно. И без того не шедший сон улетучился окончательно. Она выскользнула из-под одеяла, ступила ногами на ледяной пол… и застыла. Ликка была уверена, что перед сном на полу лежал мягкий ковер. Куда же он делся? Лунный свет, извиваясь, скользил по неровному земляному полу… А где же деревянный пол? Ликка обвела комнату взглядом и заметила, что комната существенно изменилась. В темноте с первого взгляда и не заметишь… Со стен исчезли картины, оставив пыльные темные квадраты, сами стены стали какими-то неровными, покосились, потолок опустился и покрылся широкими трещинами. На окнах больше не было занавесок — стекла плотно затягивала паутина. Убранство комнаты улетучилось, уступив место беспорядку. Все здесь оказалось не на своих местах. Создалось впечатление, что Ликка каким-то образом очутилась в настоящей ведьминой хижине (настоящей — если верить картинкам и описаниям в книжках, конечно). Даже пол под ногами покрылся витиеватыми коьлцами то ли дыма, то ли тумана. И стало как-то холодно и неуютно.
Ликка услышала: "Ну, проходите, коли так", затем скрипнула дверь, и кто-то прошел вместе с ведьмой мимо спальной комнаты. Ликка захлебывалась любопытством. О сне она и думать забыла. Пробежав на цыпочках по холодному полу, Ликка приоткрыла дверь (та оказалась вдвое тяжелей и намного толще предыдущей) и выглянула в коридор. Тут Ликку поджидало еще большее удивление: от благоприятного убранства коридора не осталось и следа. Теперь здесь обнаружились земляные стены, покрытые кое-где лохмотьями белого мха и серой травы, узкая земляная же тропинка, по краям которой ползли в разные стороны змейки тумана, кривые подставки под толстые сальные свечи (те чадили настолько сильно, что щипало в глазах от едкого дыма). Заметно тянуло земельным холодом и волшебством. Ликке даже показалось, что она слышит удаляющийся мышиный писк.
"Ну, раз так, вот вам двенадцатилетняя настойка из лебедковых личинок. — Доносился голос Челмы Сытконош из комнаты для гостей, — Приложите на ночь к больному и проследите, чтобы все вышло. Утром приходите. Запишем вас на половину двенадцатого…"
Чей-то женский голос невнятно затараторил слова благодарности. А Ликка так увлеклась изучением странного нового коридора, что не сразу заметила Челму Сытконош, застывшую в дверном проеме комнаты для гостей. В одной руке ведьма держала канделябр, другую уперла в бок.
— Ой, — вымолвила Ликка, — я тут проснулась от шума… а потом увидела пол… а потом… мыши?
— Настоящие ведьмы, — сказала Челма Сытконош, делая ударение на каждом слове, — никогда не позволяют себе ходить босиком по холодному полу. Немедленно обуйся! Простудишься, что мне потом с тобой делать?
И правда!
Ликка молча прошмыгнула в коридор и обнаружила на старой покореженной обувнице среди пыли и паутины свои туфли. Челма Сытконош прошла мимо, а рядом с ней семенила пожилая женщина, бледная и в пышном белом чепце. Женщина шептала слова благодарности и все норовила взять Челму под локоток, но ведьма деликатно не позволяла. Когда дверь за женщиной закрылась, Челма повернулась к обувающейся Ликке.
"Сейчас будут ругать" — подумала девочка.
Но вместо этого ведьма взяла Ликку за руку и повела узкой земляной тропой в комнату для гостей. Там царил полумрак, света едва хватало, чтобы осветить круглый деревянный стол в центре. Возле стола стоял кухонный котел, внутри которого что-то варилось и булькало. Под котлом дрожал робкий огонек, потрескивали дрова. По комнате витал едкий запах, будто в котле усиленно варили резиновые калоши. В дрожащих тенях купались кривые табуреты и низкие треножные стулья.
— Настоящие ведьмы, — сказала Челма, — всегда работают по ночам, а днем либо спят, либо занимаются домашними делами. Нет нам покоя.
Ликка оглядела настоящую ведьмину комнату с нескрываемым удивлением.
— А что все это значит? — спросила она.
— Люди должны видеть то, что им положено и не больше. Иначе, как же они будут нас бояться и уважать? Чистым домиком уже никого не удивишь. А представления о земляных полах, о страшных тенях, о котле с таинственным варевом настолько сильны, что люди суеверно хватаются за возможность поверить, будто они оказались в настоящей ведьминой хижине. — Терпеливо пояснила Челма Сытконош, а потом добавила. — Ох, я совсем не представляю, как сделать из тебя ведьму. Не начертила ни одного графика, не написала ни одного пособия. У меня даже книги по ведьмовству уже сотню лет спрятаны где-то на чердаке, и я боюсь, что не сразу смогу их отыскать. А все туда же, старая перечница — увидела весенний дождик и полетела искать себе ученицу. А что с ней делать и не знаю. Вот ведь даже забыла тебе рассказать о ночных преобразованиях. А ведь столько еще всего. В голове-то не удержать, а книги искать надо. Леший их разберет, куда засунула.
— Вы, главное, не волнуйтесь, — ответила Ликка, — я все хорошо усваиваю. Я в школе была одна из лучших учениц. Конечно, складывать и вычитать лучше меня умела Кайла Котонос, но она вообще, как говорят, вундеркинд. Зато я очень хорошо запоминаю. Вы то, что считаете нужным говорить — говорите, а с остальным как-нибудь разберемся.
Челма Сытконош вздохнула.
— Ну, тогда хорошо, — сказала она, — ко мне наверняка наведается еще несколько человек за ночь, так что отправляйся-ка спать и ничему не удивляйся. А завтра с утра разберемся с обучением… надо будет конспекты найти… попробовать.
— Найдем! — уверенно заявила Ликка, — еще как найдем!
В котле что-то забулькало с новой силой, вздулись изумрудные пузыри и запахло жареным. В этот же момент в двери снова кто-то постучал. Челма Сытконош хитро подмигнула, и они вдвоем пошли по земляному коридору.
— Теплые носки под кроватью, — сказала ведьма на прощанье, — выбирай любые. Если будет холодно, одеяла в шкафу, на средней полке. Не стесняйся.
Ликка юркнула в спальную комнату и прикрыла за собой дверь. Под кроватью отыскались три пары теплых вязаных носков — все подошли по размеру. Выбрав красивую пару, Ликка закуталась в теплое одеяло и быстро уснула крепким сном.
Глава пятая, в которой несколько странных совпадений приводят к не менее странным последствиям
Вот ведь странное явление. Раньше Ликке всегда казалось, что она будет очень переживать, когда уедет из дома. Ну, например, она не будет спать по ночам, бояться незнакомого места, непривычных звуков, непонятных теней. А еще Ликке казалось, что она очень сильно привязалась к маме, к отцу, к одноклассникам и, особенно, к библиотеке и своим книгам. Жизнь без них представлялась Ликке серой и скучной. Но вот случилось так, что судьба забросила Ликку далеко от дома, от книг и от друзей. И что? Куда делись детские страхи? Куда делось отчаяние от расставания? Растаяли, будто лед в стакане. И дело тут, наверное, не в одной только наследственности. А подстегивало еще любопытство. И стремление побыстрее чему-нибудь научиться. И желание стать ведьмой. И еще… и еще!.. Всего не перечислишь.
В общем, Ликке всю ночь снились сны о том, как она уже стала важной и мудрой ведьмой. Сны эти Ликке нравились. Ликка улыбалась и даже не ворочалась, хотя обычно по ночам скидывала подушку и подгребала ногами одеяло. А проснулась Ликка с абсолютной и бесповоротной уверенностью, что все в жизни у нее складывается просто замечательно.
С утра хижина снова выглядела по-другому. Пол в комнате снова стал деревянным, на стенах появились картины, а окна закрыли бархатные занавески (даже на подоконниках появились горшочки, правда без цветов). Вот только кое-где по углам висели лохмотья серой паутины, да мох пепельного цвета комьями рассыпался вдоль стен. В коридоре деревянный пол покрывал тонкий слой золотистого песка, а под потолком все еще вились клубы черного дыма. Там же, в коридоре, кружил ворон и гнал крыльями дым на улицу, сквозь распахнутую дверь.
На улице, между тем, встретила дивная весенняя погода. От вчерашней пасмурности не осталось и следа. Воспоминаниями о дожде служили разве что блестящие капли на чудных свежих листьях деревьев, обступивших хижину со всех сторон. Ликка замерла на пороге, подставляя лицо яркому солнышку, и потянулась. Настроение было приподнятое, хотелось немедленно, вот прямо сейчас приступить к учебе. Ну, или сначала позавтракать, а потом — сразу же учиться! В силу своего характера (а, может, по каким-то другим причинам), Ликка любила заниматься делами по утрам. Когда солнышко свежее, да все вокруг просыпается, как-то и работа хорошо идет, из рук ничего не валится, в голове все укладывается. Это после обеда можно себе позволить поспать часок-другой, а то и вовсе бездельничать, валяться с книжкой где-нибудь в саду за домом или на берегу Бурого моря, в тени покатого земляного вала, покрытого сплошь осокой, да улитками. А с утра руки чешутся чего-нибудь сделать.
В первую (и самую важную) очередь Ликка обежала вокруг хижины, но не с целью зарядки, а чтобы посмотреть, что же как преобразилось. Внешне, правда, изменения были совсем не выразительны. Можно даже сказать, их практически и не наблюдалось. По серой черепице полз мох, краска на ставнях местами облупилась, выпуклые стены закрывала густая поросль молодого вьюна. А на крыше, вокруг пузатой трубы, сидели вороны и смотрели на Ликку то ли удивленно, то ли с интересом.
— Чего смотрите? — Весело спросила Ликка и подмигнула (наверняка же увидят). — Бездельники! Летите, делами занимайтесь, а то все каркаете да каркаете! Вчера вас тут, между прочим, не было! Могли бы и встретить нового человека!
Тут, словно услышав ее, вороны разом взмыли в небо, на мгновение обратив день в ночь, и, оглашая лес дружным карканьем, скрылись далеко за макушками деревьев.
— Не стоит их пугать, — раздался из-за спины знакомый скрипучий голос, — настоящие ведьмы дружат с воронами.
У крыльца стояла Челма Сытконош. Выглядела она так, будто собиралась в очередное путешествие. Темный костюм, остроконечная шляпа и (главное) метла в руке являлись стопроцентным тому доказательством. Стоит ли упоминать черного ворона, сидящего на плече и кивающего головой. Он будто соглашался с каждый словом, произнесенным ведьмой.
— Я тоже буду дружить, — сказала Ликка, — вы же меня научите как?
— Невозможно научить кого-то дружить. Тут либо умеешь, либо нет. И никакое волшебство не поможет. — Поучительно заметила ведьма. — Мне нужно слетать в деревню по делам. Можешь приготовить завтрак и подождать меня на кухне. — Последнее предложение совсем не походило на вопрос.
— А?..
— Столовые приборы и продукты в полном твоем распоряжении, я уже позаботилась, — сказала Челма Сытконош, — скоро буду.
С этими словами она ловко оседлала метлу и взмыла в голубое небо. Только деревья весело зашумели листвой ей вслед.
Теперь предстояло подумать о завтраке. Ликка очень любила готовить на завтрак бутерброды с вкусным фруктовым чаем. Особенно ей нравились бутерброды с рыбой (тут уже не поспоришь — дочка пиратов). Следовательно, вставал вопрос — есть ли у ведьмы на кухне хлеб, рыба и чай?
Рыбы не нашлось. Зато хлеб лежал нарезанными ломтями на блюде на столе, а рядом примостился пузатый заварочный чайник, из тонкого носика которого вился вкусный запах лесных ягод. Тут же стояла тарелка с кусочками сыра, лежало несколько больших сочных яблок и (наверное, на всякий случай), мисочка со сметаной. Столовые принадлежности, как и еда, не изъявляли желания взмыть в воздух, а вели себя вполне обыкновенно. Портили общее впечатление ошметки мха, разбросанного в беспорядке по полу, цепляющегося за занавески и свисающего даже со спинки одного из стульев. Конечно, может быть он со временем бы и растворился, но садиться завтракать в подобной грязи Ликка определенно не хотела.