Индиана Джонс и Семь вуалей - Роб МакГрегор

Дамиану и Дину

Постигшая полковника участь дала Бразилии пищу для такого множества пересудов и кривотолков, что поспорить с полковником в популярности может разве что морской змей. Ничто так не подстегивает изобретательности бразильца, ничто не пробуждает у него такого легковерия, как беседа о полковнике Фосетте. Вокруг него выросло столько легенд, что они даже выделились в самостоятельную разновидность фольклора. У всякого имеется своя теория, а поскольку общепризнанно, что наилучшие теории основываются на личных переживаниях или достоверных сведениях, таковые фабрикуются при каждом подходящем случае. Теперь даже трудно поверить, что Фосетт вообще жил на свете; наше ignis fatuus угрожает исчезнуть бесследно под все растущей грудой апокрифических домыслов.

Питер Флеминг

“Бразильское приключение”

Проницательность – это умение видеть недоступное взору.

Джонатан Свифт

14 августа 1925 года

Мне не терпится тронуться в путь. Мои ссадины и ушибы почти прошли, и теперь я полон новых надежд. Снаряжение – винтовки, патроны, одежда и провизия – погружено в каноэ. Провизии маловато, но река изобилует рыбой, а в пешем переходе мы сможем охотиться.

Сейчас я дожидаюсь в каноэ двух своих спутников. В другое время я ни за что не взял бы подобную пару себе в попутчики, но тут выбора у меня нет. Одного зовут Гарри Уолтерс. Похоже, он питается одним ромом – зато клянется, что знает эти каверзные джунгли как свои пять пальцев. Что ж, посмотрим.

Второй спутник – женщина. Мария.

Большинству моих коллег сама мысль взять женщину в джунгли покажется смешной и нелепой. Я буквально слышу: она сдастся на полпути; у нее ни отваги, ни воли, ни решимости, присущих мужчинам; женщины создают проблемы и отвлекают от дела, они слабы телом и духом. Может, оно и так – но только не в отношении Марии.

Я наблюдаю за этой женщиной не меньше месяца; судя по всему, она слыхом не слыхивала о предполагаемых слабостях собственного пола – ни физических, ни интеллектуальных, ни эмоциональных. Она весьма уравновешенная дама, если таковые бывают. Она крайне невозмутима, честна и достойна всяческого доверия. А вот об Уолтерсе я этого пока сказать не могу.

Мы с Марией уже предпринимали совместные вылазки, и видит Бог, у нее больше мужских черт, чем у половины знакомых мне мужчин. Особенно сильное впечатление производит на меня то, насколько она хорошо знает джунгли и как неутомима в пути. Но более всего я очарован обстоятельством, на которое она лишь едва намекнула – местом, откуда она родом. Кроме того, она – мой проводник; и направляемся мы как раз к ее прежнему дому.

Но я забегаю вперед. Нужно немного вернуться вспять, ибо к нынешнему положению дел я пришел после огромных трудов и долгих мытарств. Они описаны в моих дневниках, но все-таки я вкратце изложу их. Следует начать с того, что джунгли – неподходящее место для блужданий в одиночку, а я в самом буквальном смысле был не только одинок, но и доведен до отчаяния, несколько месяцев проблуждав по этому суровому краю, ежедневно покушающемуся на всякого, кто решится бросить ему вызов. Мой сын, охромевший из-за поврежденной лодыжки и дрожащий от малярийной лихорадки, повернул обратно пару месяцев назад, и последнего нашего проводника я отослал вместе с ним. Спаси их Господь!

Дней пять я шел вдоль берега реки вверх по течению, но затем обнаружил, что она поворачивает в сторону от намеченного мною направления. Тогда я покинул ее и зашагал прямо на север, к территориям, не нанесенным на карты. На третьи сутки у меня кончилась вода, и еще пару дней единственным ее источником оставалась роса, которую я слизывал с листьев. Снова и снова я вопрошал себя, в здравом ли уме я принял решение отправиться в одиночку! Я обзывал себя дураком, идиотом, безумцем и прочими прозвищами, которые не стоят и упоминания. Я брел без цели и смысла и вскоре поймал себя на том, что вслух беседую со старыми друзьями и даже животными, ненадолго появляющимися поблизости. В конце концов, я уже не мог идти и полз на четвереньках. Мошкара пожирала меня. Я отчаянно нуждался в воде и понимал, что жить мне осталось считанные часы, но сражался со смертью, отказываясь сдаться. Однако, должно быть, я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что нахожусь в миссии, аванпостом стоящей на Риу-Токантинс. Мария нашла меня и вынесла из джунглей. Она же меня и выходила, так что я не могу сказать о ней ни одного дурного слова.

В самом деле, она явно незаурядная личность. Утверждает, будто знала, что я иду и нуждаюсь в помощи, и потому отправилась разыскивать меня. При обычных обстоятельствах я счел бы это вздорной околесицей. Однако я начал осознавать, что для выживания в джунглях необходима некая изощренность чувств, которую мы, жители цивилизованного мира, растеряли, заменив логикой и анализом. Так что, может статься, она действительно ощутила близость моего прихода.

Теперь об Уолтерсе. Она англичанин, как и я, но уже много лет живет в джунглях. Насколько я понял, он занят подыскиванием индейцев для миссионеров – раздает язычникам кастрюли и сковородки, безделушки и одежду, а заодно готовит их к грядущему обращению в христианство.

Я с удивлением узнал от Уолтерса, что он служит здесь чем-то вроде религиозного двурушника. Протестантская и католическая миссия разделены здесь всего несколькими милями, а он работает сразу на обе. Он не только проводит подготовительную работу для миссионеров, а заодно шпионит в пользу обеих сторон, собирая для них информацию о деятельности и достижениях конкурентов. Мне это показалось комичным, но Уолтерс считает подобный способ сношений конкурирующих клиров в джунглях вполне естественным. Как ни странно, этот пропойца и сквернослов является наиболее важной связующей нитью между миссионерами и внешним миром. Поскольку деньги в джунглях почти ничего не стоят, миссии платят Уолтерсу в основном ромом, приобретаемым у заезжих торговцев.

Как-то раз с полгода назад Уолтерс явился в католическую миссию в сопровождении молодой женщины, явно не принадлежавшей ни к одному из ведомых племен. Уолтерс не из тех, кого легко устрашить, но признался мне, что при встрече с ней был напуган до крайности. Он почти прикончил бутылку рома, когда у его лагерного костра вдруг возникла женщина. Уолтерс пребывал в полнейшей уверенности, что она ему померещилась – белокожая, с длинными каштановыми волосами, в отсветах костра отливающими рыжинкой. Женщина заговорила на каком-то странном языке – ничего подобного Уолтерсу еще не доводилось слышать. Он схватился за ружье, и она исчезла столь же необъяснимо, как и появилась.

Уолтерс решил, что встретился с духом джунглей Яро, покровителем зверей, воплощенным в женском обличье. Согласно индейской легенде, она по ночам завлекает мужчин в джунгли, а там убивает и скармливает своим детям-зверям. Уолтерс поклялся в душе, что не сомкнет глаз, но постепенно задремал, а когда пробудился с первыми лучами рассвета, она снова стояла над ним. Тут он увидел, что она вовсе не дух, но не понял, кто же она такая. Ни слова не говоря, он собрал свое снаряжение и вернулся в миссию, а она увязалась следом.

Этой женщиной, разумеется, оказалась упомянутая мной Мария – это имя ей дали при крещении миссионеры. Я пробыл в миссии уже пару недель, мало-помалу оправляясь и набираясь сил, когда услышал рассказ Уолтерса. Я был пленен и воодушевлен им, ибо тотчас же понял, откуда Мария пришла – ведь это место с самого начала было целью моего путешествия. Это перст судьбы.

Разумеется, речь идет о затерянном городе, известном под именем Z.

Из дневника полковника Перси Фосетта.

Месть Камозоца

Тикаль, Гватемала, 7 марта 1926 года

Мерцающий свет факела играл на близко подступивших стенах. В тесном тоннеле было трудно дышать из-за повисшей в воздухе пыли и промозглой могильной сырости. За два дня, вынимая из засыпанного коридора камень за камнем, Инди наконец добрался до конца завала. В груде земли образовалась дыра с локоть в поперечнике, зиявшая темнотой внутренней камеры пирамиды.

– Ты еще ничего не видишь? – спросила стоявшая за спиной Инди женщина. Края отверстия посветлели – она поднесла факел поближе.

– Эй, убери факел от моего лица, – хрипло отозвался Инди. – Ты опалила мне шляпу.

– Извини.

Огорченный ее нетерпеливостью Инди тряхнул головой. Хотя Дейрдра Кемпбелл ничуть не уступает в познаниях старшекурсникам, приехавшим с профессором Бернардом в археологическую экспедицию, ей недостает невозмутимости матери, добившейся славы одного из выдающихся археологов Британии. Но при том Дейрдра упрямством ничуть не уступает самому Инди, что он склонен отнести на счет шотландского воспитания.

Затянутой в перчатку ладонью Инди осторожно смахнул в сторону мелкие камни. Ему не терпелось оказаться внутри пирамиды, но он не собирался лезть туда напролом. На входе могут таиться ловушки для зазевавшихся непрошеных посетителей.

– Что это? – не утерпела Дейрдра.

– Где?

– Вон там! Не в самом отверстии, а над ним.

Инди прищурился; теперь он тоже заметил зеленый проблеск.

– Дай-ка сюда побольше свету!

– Может, тебе лучше снять шляпу? – предложила она.

Он наклонился поближе и бережно разгреб камешки вокруг находки, затем вытащил жесткую щетинную кисть и обмахнул присохшую землю, понимая, что обнаружено нечто необычное, значительное и ценное.

– Инди, что там?

– Сама погляди. – Он отодвинулся в сторону, и они вдвоем уставились на нефритовую маску полуживотного-получеловека. Уголки белых миндалевидных глаз слегка загнуты кверху, дополнительная пара ушей, острый нос. – Это Камозоц, бог летучих мышей.

– Ох ты, Боже мой! – шепотом поразилась Дейрдра.

– Добродушный малый, а?

Бог летучих мышей входил в число правителей Шибальбы, нижнего мира, и был господином рода летучих мышей. Согласно легенде, записанной в книге мифов майя под названием “Попол-Вух”, он обезглавил отца героев-близнецов.

– Быть может, мы отыскали вход в Шибальбу. Эстебан, ты видишь его? – поинтересовался Инди у индейца-майя, сидевшего на корточках позади Дейрдры.

Эстебан кивнул. Интересно, что он думает по этому поводу?

– Должно быть, его поместили над дверным проемом, чтобы охранять внутренние помещения, – заметила Дейрдра. – Как по-твоему, а?

В ее голубых глазах светилось любопытство. Испачканное землей лицо обрамлял каскад медно-рыжих волос. “Даже в этой грязной дыре она выглядит великолепно”, – подумал Инди, а вслух отметил:

– Неплохая догадка. – Теперь надо сделать выбор. Бернард, несомненно, захочет увидеть маску на месте, а Инди не терпится оказаться внутри пирамиды; но расчистить вход, не вынув маску, невозможно. Он уже собирался попросить Дейрдру сходить за Бернардом, как маска съехала на пару дюймов вниз. Инди торопливо подхватил ее и извлек из земли. – Что ж, это решает дело.

– Какое дело? – полюбопытствовала Дейрдра.

– Неважно. – Сняв рубашку, он завернул нефритовую маску, потом бережно вручил ее Дейрдре и забрал факел. – Будь добра, отнеси это ему вместо меня и скажи, что я пробился внутрь. Когда он подойдет, вход будет уже свободен.

– А где он?

– У реки. Моется.

– Надеюсь, он одет.

– А ты сперва постучи!

– Разумеется, – она испустила отрывистый нервный смешок.

– Разве ты не поняла, о чем я? Просто издавай побольше шума, чтобы он издали узнал о твоем приближении.

Впечатление такое, что Бернард хронически не переносит грязи. Со времени открытия заваленного камнями коридора он ни разу не пробыл в тоннеле и пяти минут. Вместо того он поставил Инди руководить раскопками и требовал отчетов о прогрессе каждые пару часов.

– А почему бы нам не сходить вместе? – с широкой улыбкой склонилась она к нему. – Ты отдашь маску Бернарду, а потом мы вместе поплаваем в том затоне, что я нашла в полумиле от излучины. Очень миленькое уединенное местечко.

От Инди не ускользнул подтекст ее предложения, но Дейрдра явно выбрала неподходящий момент.

– Будь добра, просто позови Бернарда, – с раздражением отозвался он. – И поаккуратнее с находкой.

– Напрасно я об этом заговорила, – разворачиваясь, огрызнулась Дейрдра. – Держу пари, что Джон охотно выкупается со мной.

И, не тратя времени на дальнейшие разговоры, зашагала прочь из тоннеля.

“Потрясающе, – мысленно резюмировал Инди. – Ступай купаться с Джоном”. Последние пару дней она повсюду тайно преследовала его, ни на минуту не оставляя в одиночестве. Инди прекрасно понимал, зачем – разыгрывала из себя страдалицу и хотела, чтобы он видел.

Дейрдра застала его обнимающимся с Кэтрин, одной из старшекурсниц. На самом деле инициатива принадлежала самой Кэтрин. Они буквально налетели друг на друга на тропе между лагерем и рекой, где обычно мыли обеденную посуду. Не будь здесь Дейрдры, привлекательная блондинка Кэт являла бы для Инди изрядное искушение. Они затеяли непринужденную беседу, а потом она как бы невзначай закинула руки ему на плечи. Нельзя сказать, чтобы Инди очень уж отбивался, но домогательств с его стороны не было уж наверняка. В следующий момент губы их встретились в поцелуе, а когда он открыл глаза – на тропе, уперев кулаки в бока, стояла Дейрдра.

Кэтрин тут же двинулась в одну сторону, а Дейрдра ринулась в противоположную. Инди поспешил за ней и просил прощения, но Дейрдра заявила, что он просит прощения за то, что попался, что он вовсе не искренен. Но на следующее утро, когда Инди начал раскопки тоннеля, она избрала новый курс – не отходила от него ни на шаг, не давая Кэтрин возможности даже перемигнуться с ним.

Ситуация была Инди не в новинку и разыгрывалась как по нотам. За год их отношения с Дейрдрой попеременно переходили от пламенных к ледяным и обратно. Он даже предложил пожениться, но после первоначального взрыва энтузиазма она заявила, что должна еще немного поразмыслить. Затем, после начала осенних занятий, Инди стал время от времени встречаться с другой женщиной. Узнав об этом, Дейрдра пришла в ярость. Потом вдруг прониклась охотой немедленно выйти за него замуж. Инди почувствовал, что его загоняют в угол и попросил время на раздумья. С той поры речь о женитьбе больше не заходила.

Хотя ни один из них не произнес этого вслух, нынешняя экспедиция должна была стать поворотным пунктом – или они решат связать свои судьбы, или разойдутся как в море корабли. И в данный момент совместное будущее не сулило ничего доброго.

Инди заметил пристальный взгляд молчаливого индейца – коренастого, широкоплечего человека с черными глазами и волосами, спадающими на лоб, подчеркивая острые скулы.

– Женщины, – пробормотал Инди.

– Нельзя жить с ними, нельзя жить без них, – медленно выговорил по-английски Эстебан. На Инди напал безудержный смех.

– Старинная поговорка майя, а?

Обернувшись к стене, он занялся разборкой завала, стараясь сосредоточиться, но чувствовал головокружительное облегчение – будто напряжение, скопившееся в их отношениях, внезапно спало. Продолжая смеяться, он передавал Эстебану камень за камнем, а тот уносил их наружу. “Откуда, к черту, племя майя подцепило эту фразу?” – подумал Инди и снова затрясся от смеха.

Но к тому времени, когда проход стал достаточно просторен, чтобы можно было проползти на четвереньках, к Инди уже вернулась серьезность. Взяв факел, он сунул его в отверстие и задрал голову, озираясь. Его взору открылась узкая камера, стены которой были расписаны фигурами индейцев в красочных одеяниях, а также птиц, обезьян и ягуаров. Фрески разделяли вертикальные ряды иероглифов, а на стене напротив двери висел зеленый щит величиной с торс взрослого человека.