Руль, сломанный мной на Ки-Уэсте, пришлось полностью менять — испанцы починили его наспех и не очень качественно. Переборку в капитанской каюте передвинули на несколько футов, освобождая для меня жизненное пространство. На пушечной палубе пришлось заменить почти половину всех досок, заменили несколько палубных бимсов, поставили новые мачты и сменили весь такелаж.
Через пару недель работы «Мститель» преобразился. Новые доски выделялись светлыми пятнами, но это не портило впечатления. Корабль наконец-то приобрёл вид, достойный морского волка.
Теперь, когда все сухопутные дела завершены, океан манил меня со страшной силой. Чем дольше я находился на берегу, тем сильнее мне хотелось выйти в море. Ощутить солёные брызги, свежий бриз в парусах и манящее чувство свободы, которой так не хватает на твёрдой земле.
Но как бы сильно я ни мечтал о морских просторах, я не мог просто так взять и отправиться в плавание. Люди устали, и я их прекрасно понимал. В бытность простым моряком я уставал так, что силы оставались только на то, чтобы дойти до постели и упасть.
Поэтому последний день перед отправкой в моря я решил потратить на отдых. Люди заслужили его сполна. Я приказал выкатить целую бочку рома и объявил, что это награда за хорошую работу. Как я и ожидал, больше в тот вечер моряков ничего не интересовало.
Солнце падало за горизонт, окрашивая облака в благородный пурпур, и пьяные моряки зажгли костры в последний раз. Весёлые анекдоты сменились байками из жизни, а затем настало время мистических историй. Индейцы, как могли, рассказывали нам о сотворении мира, негры вспоминали Папу Легбу и других божков Берега Слоновой Кости, англичане полушёпотом вещали о Кракене и Левиафане, что поджидают несчастных в морской пучине, а я слушал всё это сквозь дрёму.
— Есть только Господь, а всё остальное — полная чушь, — раздался голос Филиппа. Набожный француз опять за своё.
— Оставь свои проповеди, парень, — произнёс я. Лицо моё было скрыто шляпой, и голос прозвучал глухо, как из бочки.
— Спасение души ближнего — мой долг, — ответил он. — Я не могу оставить их в неведении.
— Они стали пиратами, и их уже не спасти, — равнодушно сказал я.
— Раскаявшийся грешник угоднее Ему, нежели праведник! — возразил Филипп.
— Господи, да заткнись ты уже наконец! — почти выкрикнул я, и француз затих.
— Колдун… — я услышал шепотки за спиной, и рассмеялся. Заткнуть проповедника без помощи колдовства или хорошего удара и в самом деле нелегко.
— Джон! — позвал я. Индеец тут же навис надо мной, как гора.
— Капитан? — спросил он, пока я обдумывал, что же я всё-таки хотел спросить.
Я был пьян, и мысль ускользала, как угорь.
— Джон, что ты имел в виду, когда назвал меня мертвецом?
2
Утро оказалось мучительным. Большую часть выпитого я выблевал на песок, вчерашняя попойка виделась как в тумане, а при попытках вспомнить хоть что-то — голова раскалывалась как перезревший арбуз. Многие находились в таком же состоянии, и душу грело то, что я не один сейчас валяюсь на песке в остатках собственного ужина.
Мы кое-как переползли на борт, чтобы продолжить погибать ещё и от качки. Трезвыми оставались только Филипп и ещё несколько моряков, и я, разумеется, дал ему все полномочия.
Француз, загоревший до черноты, выкрикнул несколько приказаний, и матросы сноровисто обрасопили грот. Парус оглушительно хлопнул, но через мгновение наполнился ветром. Я посмотрел на юного офицера. За несколько месяцев он превратился из рыбака в настоящего флибустьера, и я видел, как блестят его глаза, когда он смотрит вдаль. Он напомнил мне себя самого в прошлом, и я в очередной раз блеванул за борт.
Ямайка оставалась за кормой, и впереди нас ждала манящая неизвестность. Впрочем, уходить далеко от острова я не хотел, я всё ещё планировал захватить каравеллу, которая скоро пойдёт в Европу. Поэтому я приказал курсировать неподалёку от берега, тренировать команду и смотреть в оба. Здешние воды по сравнению со всем остальным архипелагом были как улица Пикадилли по сравнению с ливийской пустыней.
На нок реи уселась жирная чайка, и пронзительно крикнула, разрезая голосом мой больной мозг, который разлетелся на тысячи осколков и собрался обратно в произвольном порядке. Я выхватил пистолет и нажал на спуск, но курок только щёлкнул по полке. Я хотел было запустить в неё сапогом, но тут чайка крикнула снова и по палубным доскам растеклось белое пятно.
Я подозвал матроса, одного из новобранцев, и пистолетом указал на чайку и её дерьмо. Парень вздохнул, понимая, что тут не отвертеться, и пошёл за тряпкой. Чайка, сделав своё грязное дело, крикнула ещё раз и улетела прочь, испортив мне настроение на весь день.
— Проклятые птицы… — пробормотал я и поморщился от головной боли.
Чайка снова пролетела над кораблём и снова крикнула, словно издеваясь надо мной.
— Парус с правого борта! — крикнул матрос из вороньего гнезда. — Похоже на почтовый люггер!
Я закрыл глаза и потёр виски. Сейчас было только одно желание — упасть на койку и не вставать.
— Испанец! Похоже, что от берега идёт!
Я выругался. Половина команды подыхает от похмелья, вторая половина годится только как пушечное мясо, но мы вынуждены погнаться за люггером, и ввязаться в сражение. Потому что война. Потому что там могут быть документы, за которые губернатор заплатит хорошие деньги. Потому что донов надо разубедить в том, что они хозяева архипелага.
— Всех наверх, раздери вас дьявол!
Я вскочил и окунул голову в бочку с водой, чтоб протрезветь.
— Ставьте Георгия! Пусть дрожат от ужаса! — зарычал я, распаляя себя. — Нам сегодня повезло! В первый же день будет добыча!
Белый флаг с красным крестом взметнулся в небеса и заполоскал на ветру. Я взглянул на английское знамя и оскалился.
— Добавляйте парусов! Фор-марсель ставь! Брасопь к на-ветру! — я целиком отдался делу, лично встал за штурвал и направил корабль вслед за люггером.
Испанец заметил нас и повернул к югу, в бейдевинд. Разумно, я сделал бы так же. Но уже поздно, «Мститель» после ремонта стал гораздо быстроходнее и манёвреннее. Люггеры, конечно, сами по себе достаточно быстры, но сегодня удрать не получится.
Я чувствовал себя хищником, волком, что гонится за мелким кроликом. В крови играл охотничий азарт, и я нервно притопывал ногой по палубе, глядя, как приближается корма люггера. Я достал из кармана подзорную трубу, которую я за гроши купил у Ричарда, старую и побитую жизнью. На что-то большее не было денег, пришлось брать что есть.
Сквозь мутные линзы я разглядел мельтешащих на палубе матросов и название корабля — «Сан-Фелипе». Да, испанцы фантазией не отличались, каждый новый корабль называя в честь своих святых. Святых было мало, кораблей — много, и на каждого святого приходилось не меньше десятка кораблей. За свою карьеру одних только Фелипе я повидал семь штук, и сейчас гнался за восьмым.
Громыхнула пушка, и в десятке ярдов впереди плеснуло. Пираты засвистели и засмеялись над неудачей испанцев. От страха доны не смогли подпустить нас поближе, и теперь вряд ли уже попадут.
— Чёрный флаг! — приказал я, и над грот-мачтой поднялось чёрное знамя. Теперь у испанцев есть последний шанс сдаться, иначе в живых не оставят никого.
Но люггер упорно не желал сдаваться на милость победителя. Слишком велика у пиратов ненависть к испанцам, которые никого в живых обычно не оставляли.
— Дайте им пороху, парни, — сказал я. — Пора.
Приказ передали канонирам, и через несколько минут наши пушки с оглушительным грохотом выплюнули ядра. Кажется, пушкари немного переборщили с зарядом.
Испанец приближался медленнее, чем тает воск в руке, но я чувствовал, как паникует капитан люггера. В воздухе так и висело ощущение отчаяния и страха.
И уже через минуту мы орали от радости, глядя, как люггер спускает флаг и ложится в дрейф. Теперь мы — хозяева моря. Но, словно в насмешку, ветер переменился и паруса повисли бесполезными тряпками.
— Брасопь на левый борт! Фок убрать! — заорал я, выворачивая штурвал.
Люггеру уже не удастся улизнуть, но каждая секунда промедления может стоить нам дорого. Если бы ветер переменился чуть раньше, прежде, чем испанец убрал паруса, то мы могли бы остаться с носом. Но удача в этот раз оказалась на нашей стороне. Представляю, как рвёт на себе волосы капитан люггера. Я бы не простил себе такой ошибки.
«Мститель», ощерившись пушками, подошёл к борту люггера, нависая над ним как бульдог над таксой. Пираты выстроились вдоль леера, повисли на вантах и размахивали оружием, выкрикивая угрозы и оскорбления. Над люггером же наоборот, повисло гробовое молчание.
Я зарядил пистолет, насыпал пороху и проверил, как шпага выходит из ножен. Пару секунд я постоял у леера, глядя на изящные обводы «Сан-Фелипе», и, наконец, спустился на борт испанского судна.
Доны сложили оружие и построились на шканцах, угрюмо глядя на веселящихся корсаров и ожидая своей участи.
Меня так и подмывало объявить попытку бегства сопротивлением и предоставить их на милость команды. Тогда бы их всех ждала мучительная и крайне разнообразная смерть, начиная от прогулки по доске, заканчивая вспоротыми животами и глотками.
Но фактически команда люггера не сделала ничего, что могло бы навредить нам или нашему барку. Разве что тот неуклюжий выстрел в начале погони.
— Где ваш капитан? — спросил я по-испански, обращаясь к разношёрстной толпе. Это были даже не солдаты, всего лишь простые моряки.
Испанцы указали на каюту. Я приказал своим ребятам привести капитана сюда, но дверь оказалась заперта. Её, разумеется, тут же выломали.
— Капитан! Вам стоит взглянуть самому, — из каюты выглянул Оливер, один из самых расторопных новобранцев.
Я посмотрел ему в лицо. Похоже, тут что-то действительно серьёзное.
В каюте царил беспорядок. Повсюду обрывки бумаг, карты, свечные огарки, остатки еды, и в центре всего этого хаоса — мёртвый капитан. И багровая клякса на переборке, стекающая вниз, словно улитка. В холодной руке испанец держал пистолет.
— Гордый, — усмехнулся я. Но в глубине души понимал, что сам поступил бы так же.
Моё внимание привлекли бумаги. Частично залитые кровью, частично обгоревшие, похоже, капитан пытался их сжечь, но огонь вовремя погас. Кажется, сегодня был самый неудачный день в его жизни.
Я аккуратно стряхнул с них капли и внимательно осмотрел неповреждённые участки, откладывая листы в ровную стопку. Похоже, здесь было всё подряд, от частной переписки до долговых расписок и накладных. Моё внимание привлекло письмо, на английском, адресованное некоему М. Письмо почти не пострадало от огня, и я смог прочитать его полностью. Как я понял, в нём с помощью туманных намёков обсуждалась операция по захвату Золотого флота, самой желанной добычи для любого флибустьера. А на всём архипелаге такое мог организовать только Генри Морган, хотя он уже отошёл от дел после памятного ограбления Панамы. Мэдифорд, губернатор Ямайки, тоже подходил по инициалам, но он вряд ли опустится до такого.
Итак, ко мне в руки попала частная переписка людей, настолько могущественных, что я прямо кожей почувствовал, как надо мной нависает опасность. Я обдумывал ситуацию, но резкий голос Оливера вывел меня из оцепенения.
— Капитан! Какие будут приказания?
Я поглядел на него. Чумазый парень уже сгорал от нетерпения. А я пытался решить, что же мне всё-таки делать. Если вскроется, что я видел все эти документы, меня совершенно точно убьют, несмотря на все законы, порядки и кодексы. Если попытаюсь вернуть — меня сдержанно поблагодарят, а потом «случайно» зарежут в подворотне. Уничтожить бумаги у меня не поднималась рука.
— Обыскать каюту. И его тоже, — я указал на труп капитана. — Бумаги, карты, свитки, берите всё.
Оливер свистнул ещё двоих парней, и вчетвером они быстро перерыли весь беспорядок, пока я складывал документы в непромокаемый пакет. Первым делом пираты сдёрнули кольца с мертвеца и обшарили его карманы, а уже затем принялись за работу. К стопке бумаг добавилось ещё несколько обгорелых листов, матросы нашли по несколько шиллингов в ящиках стола, недопитую бутылку вина, которую я немедленно забрал, и дешёвый пистолет.
Я недовольно хмыкнул и пошёл на палубу. Испанцы всё ещё стояли на жаре, покорные судьбе. Теперь я никак не мог оставить их в живых, и это раздражало, я предпочитал не убивать лишний раз.
Немногочисленный груз, что был в трюме люггера, уже перетащили на «Мстителя», и дело оставалось за малым. Решить, что будем делать дальше.
— Корыто затопить, — и через мгновение довольные матросы с топорами уже спускались в трюм.
«Сан-Фелипе» дрогнул.
— Папистов — вниз.
Пираты заорали от возбуждения и клинками погнали испанцев в трюм, стремительно заполняющийся водой. Кто-то попытался сопротивляться, но результатом для них стала только быстрая смерть.
— Можно было кораблик продать, — посетовал Николас, с отвращением глядя, как бедных матросов загоняют в трюм.
— Нет, — ответил я. — Запомни, и передай всем без исключения. Мы никогда не видели этот корабль, не слышали, и не знаем, что с ним случилось. Если кто-то будет хвастать про этот грабёж — тому я вырву язык. Понял?
Николас недоуменно поднял бровь, но спорить не стал.
После того, как люггер пошёл на дно, я приказал поднять паруса и драпать отсюда как можно скорее. С одной стороны, я жалел, что вляпался в такое дерьмо, а с другой, радовался, что секреты и грязное бельё правящей верхушки английских колоний не попали в руки испанцев.
Любопытство пересилило меня, и я прочитал всё, что было в этих бумагах. Большая часть оказалась ничего не значащим мусором, вроде накладных на отгрузку сахара, но некоторые документы были истинными бриллиантами. Из них я узнал, с кем спит Томас Мэдифорд, сколько дохода приносят плантации адмирала Моргана, кто из честных и уважаемых порт-ройалских торговцев не брезгует контрабандой, и прочие тёмные делишки.
Поэтому я спешил убраться подальше. О каравелле я уже и думать забыл, всецело сосредоточившись на том, чтобы выжать из «Мстителя» побольше скорости.
Жаркое тропическое солнце скрылось в океане, и я велел зажечь огни.
«Мститель» шёл на восток, форштевнем разрезая чёрные воды Антильского моря. Вахта неплохо справлялась с кораблём, но я всё равно вышел проверить их работу.
В ночи моё появление заметили не сразу, и я услышал обрывки разговора. Похоже, кто-то объяснял новичкам, за что меня называют Кровавым Эдом, и что такие массовые убийства в порядке вещей. И вообще, меня представляли как кровожадного и злобного негодяя, полусумасшедшего рубаку и душегуба.
Я вышел из тени и встал в отдалении, глядя, как замолкают матросы и делают вид, что заняты очень важной работой. Меня так и подмывало объяснить, за что пришлось убить команду люггера, но, как говорится, меньше знаешь — крепче спишь. Простым морякам не надо забивать голову тем, что на нас может быть объявлена охота.
— Нечем заняться? — спросил я, спиной опираясь на бизань-мачту.
— Никак нет, сэр! Есть, сэр! — вымуштрованные английские моряки даже в пиратской команде оставались таковыми. Первое время.
— Если будет нечем заняться, только скажите. У меня всегда найдётся интересная работёнка. Например, сортировать ядра.
— Есть, сэр! — матросы вытянулись по струнке, и я усмехнулся. От старых привычек трудно избавиться.
Я спустился на пушечную палубу, где сейчас отдыхали матросы. Вдоль бортов, мерно покачиваясь, висели гамаки из старой парусины, и по всей палубе прокатывался богатырский храп. Пушки, закрытые плотными чехлами, стояли рядом.
Некоторые матросы негромко перебрасывались шуточками, кто-то молился, остальные же спали после тяжёлого дня. У матроса каждый день — тяжелый, кроме дней на берегу.
В кают-компанию подниматься я не стал, меня не приглашали, а я уважал право офицеров побыть без моего общества. Кроме Николаса, который стал квартирмейстером и навигатором, и Филиппа, которого я взял старшим помощником, в офицеры выдвинули ещё четверых.