Миссис Гонт сердито посмотрела на ротвейлеров:
— Так-так… Сначала Эдвард, а теперь и вы оба туда же? Так не пойдет. Уинстон! Элвис! Ко мне!
Псы покорно, но с видимой неохотой выполнили команду. Хозяйка наставила на их огромные морды прямой и властный указательный палец.
— Вы оба ведете себя крайне глупо, — строго сказала она. — Бояться кого-нибудь в доме, тем более детей, нет абсолютно никаких оснований. Будете так себя вести, останетесь без еды и без телевизора до конца дня. Все понятно? Собаки дружно гавкнули.
— А теперь идите и извинитесь перед Джоном. Понуро опустив головы, псы подошли к мальчику и принялись покаянно лизать ему руки.
— Да ладно вам, я и не думал обижаться, — сказал Джон. Причем сказал чистую правду, поскольку сейчас его куда больше занимало кое-что другое. Надо же! Как он не замечал этого до сих пор?! Уинстон и Элвис действительно любят смотреть телевизор! Теперь понятно, почему они так умело переключают каналы.
— А где миссис Трамп? — спросила Филиппа. Миссис Трамп на кухне не было, хотя в это время она обычно готовила детям завтрак.
— Она в саду. Вышла подышать свежим воздухом, — ответила миссис Гонт.
— А кричал кто? Миссис Трамп? — спросил Джон.
— Я точно не знаю, сколько именно… но кажется, она выиграла в Большой нью-йоркской лотерее.
— Что? — подскочила Филиппа. — Сколько?
— Я же сказала, точно не знаю. Я вообще в лотереях не разбираюсь. Но она говорит, что у нее сошлось шесть номеров, то есть не исключено, что она выиграла джек-пот.
Джон углядел возле мойки бульварную газетку, которую миссис Трамп обыкновенно читала, навалившись всем телом на столешницу. Газета уже была открыта на нужной странице. Оставалось только ее поднять.
— Ого! — воскликнул он. — Тут сказано, что весь джек-пот взял один человек, а это целых тридцать три миллиона долларов! — Он перевел взгляд на сумочку миссис Трамп и, выхватив торчавший из нее лотерейный билет, быстро сличил номера.
— Круто! И правда шесть номеров сошлось!
— Видите, как здорово! — обрадовалась Филиппа. — Теперь миссис Трамп сможет съездить в Рим и навестить своих дочек!
— Она так и говорила? Что хочет выиграть в лотерею, чтобы навестить дочерей в Риме? — уточнила миссис Гонт.
— Да. Она сказала, что мечтает выиграть, потому что для нее это единственный способ туда попасть.
— Так-так, кажется, начинаю понимать, — пробормотала миссис Гонт.
— Что понимать?
— Ну, к примеру… почему ваш отец так расстроился с утра, — быстро нашлась миссис Гонт и, увидев, что дочь нахмурилась, добавила: — Ему будет очень не хватать миссис Трамп. Она ведь как член семьи… А представить, что обладательница тридцати трех миллионов долларов захочет и дальше работать у нас домработницей, согласитесь, трудно. Скорее всего, она теперь заведет собственную домработницу, она же богатая женщина! Я даже не знала, что в лотерею можно выиграть так много денег.
Они вышли в сад, где миссис Трамп сидела на лавочке, обмахиваясь — вместо веера или газеты — пакетиком с семенами люпина. Лицо ее опухло от слез, а нижняя губа подрагивала, мешая говорить.
— Что же мне делать, что делать? — причитала она. — Такая куча денег… Что мне с ними делать?
— Что делать? — недоверчиво переспросил Джон. — Вы не знаете, что делать с деньгами? Да тратить в свое удовольствие! Уж я бы нашел, что с ними делать!
— Только я от вас никуда не уйду! — продолжала всхлипывать миссис Трамп. — Некуда мне идти!
— Но миссис Трамп, не будете же вы работать? С такими деньжищами! Имеете полное право отдохнуть. Вы же всю жизнь вкалывали!
— И не уговаривайте! — замахала руками миссис Трамп. — Я и жить-то без вас не смогу, не то что жизни радоваться. Друзей у меня не так чтобы много. И что прикажете целыми днями делать? По магазинам, что ли таскаться? Нет, это не жизнь. Так что, если не возражаете, миссис Гонт, я просто возьму отпуск на две недели, съезжу, дочек повидаю, денег им дам. И назад. Если не возражаете.
— Отдыхайте сколько хотите, миссис Трамп. И настоятельно советую: не принимайте пока никаких решений. Через пару дней у вас может измениться настроение. Так бывает с людьми, когда у них вдруг сбываются желания. А может даже характер перемениться.
К середине дня миссис Гонт удалось убедить миссис Трамп взять хотя бы несколько выходных, чтобы оправиться от потрясения. Еще бы! Она в одно мгновение стала почти так же богата, как ее работодатели.
— Отдыхайте там в лагере хорошенько, — сказала она на прощанье Джону и Филиппе. — Я уверена, что вам предстоит самое замечательное лето, какое только можно придумать.
— Мы не едем в лагерь, миссис Трамп, — признался Джон.
— Мы едем в Лондон! — победоносно сообщила Филиппа.
— Очень хорошо, — сказала миссис Трамп. — Пришлите мне оттуда открыточку. — С этими словами она вышла из дома и направилась к станции метро, откуда ходили поезда в Бронкс, район Нью-Йорка, где миссис Трамп проживала на авеню Акведук.
— Обязательно пришлем, — прошептала Филиппа, отчаянно стараясь не разреветься. Вдруг она видит миссис Трамп в последний раз?
Глава 6
Исчезновение Барстулов
Пару дней спустя миссис Гонт отвезла Джона и Филиппу в международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди, зарегистрировала их на лондонский рейс компании «Британские авиалинии», вылетавший ровно в девять вечера, помогла близнецам сдать багаж и проводила на посадку.
— Если вдруг почувствуете, что начинается приступ клаустрофобии, глотайте таблетки. Только не чаще чем раз в четыре часа. — Она вручила Филиппе фиолетовый пузырек с завинчивающейся золотой крышечкой. — Вам сразу будет легче.
— Спасибо, мамочка. — Филиппа вздохнула с облегчением. Она знала, что мама не забудет про таблетки, которые обыкновенно помогали им перенести вынужденное заточение в закрытом пространстве самолета. Разница только в том, что в предыдущих поездках мама была рядом и сама растворяла таблетки в соке или дробила их в маленькой ложечке и смешивала с джемом. Ну а теперь, раз уж они путешествуют одни, придется справляться самостоятельно.
— В Лондон вы прибудете утром, примерно в половине восьмого, — сказала миссис Гонт, передавая Джону билеты. — Нимрод встретит вас в аэропорту.
Она обняла детей:
— До свиданья, родные мои. Я буду очень скучать. — Голос ее чуть дрогнул. — Нимрод, да и сам Лондон могут поначалу показаться вам немного странными. Но, что бы ни случилось, помните: мы с папой вас очень любим. И все, что мы делали в жизни, мы делали для вашего блага. — Она сглотнула подступивший к горлу ком, открыла свою сумочку из крокодиловой кожи от фирмы «Эрмес» и, достав оттуда носовой платочек, промокнула уголки подернувшихся слезами глаз. — До свиданья…
И ушла.
Наконец — спустя целую вечность — появилась стюардесса, чтобы проводить их в самолет. Ага, самое время пить лекарство от клаустрофобии. Джон с любопытством осмотрел серебристого цвета таблеточку, которую Филиппа вытряхнула ему на ладонь из пузырька.
— А ее надо глотать или сосать?
Филиппа решительно проглотила свою таблетку.
— Прямо как конфетка. Ну чего ты тянешь?
— Знаешь, я, пожалуй, приму свою уже в самолете. Заодно проверю, не отравилась ли ты этой «конфеткой».
Пройдя по узкому трапу-гармошке и оказавшись в самолете, Джон даже вспотел от страха. Провести семь часов в этой закупоренной металлической трубе?
— Тут так тесно… — простонал он, когда они наконец добрались до своих мест. — Точно внутри пылесоса, Фил, ты не против, если я сяду к окну. А то мне как-то… душно. Слушай, тут совершенно нет воздуха. Зачем? Зачем он закрывает эту дверь?!
— Немедленно прими таблетку, — холодно и невозмутимо приказала Филиппа.
Тут уж Джон пререкаться не стал.
Серебристая таблеточка оказала на него мгновенное, почти магическое действие. В горле и груди разлилось тепло, охватило живот, потом голову, руки, ноги… Словно кто-то нашел у него внутри особую кнопку и нажал, чтобы жить стало легко и приятно. Джон вдруг подумал, что, окажись он сейчас в самом тесном и совершенно замкнутом пространстве — ну хоть в бутылке, — он все равно был бы совершенно счастлив.
Через двадцать минут они уже были в воздухе.
Стюардессы начали разносить напитки, включились телевизоры, предлагая развлекательную программу. Близнецы заранее настроились посмотреть все фильмы, даже те, которые родители, будь они рядом, нипочем бы им смотреть не позволили. И Джон действительно не смыкал глаз всю ночь и успел посмотреть два с половиной совершенно недетских фильма. Филиппа же посмотрела всего один и — заснула.
Проснулась она внезапно. Самолет попал в зону турбулентности, и его трясло, словно автобус на изрытой колдобинами дороге. Более того, он угрожающе поскрипывал и покряхтывал, наподобие дешевой ярмарочной карусели. А видневшиеся через иллюминаторы крылья гуляли вверх-вниз, точно трамплин для прыжков в воду. Филиппа занервничала и почувствовала, как пространство сжимается вокруг все теснее. Вспомнив про спасительную таблетку, она проглотила ее, не раздумывая. Эта таблетка напомнила по вкусу уже не конфету, а жаренное на углях мясо «с дымком». Чуть успокоившись, Филиппа прислушалась к разговору пары, сидевшей рядом с ними, через проход. Супруги держались за руки и так дрожали, что сомнений не оставалось: они не получают от перелета через Атлантику ни малейшего удовольствия.
— Господи Всевышний, спаси и помилуй! — монотонно повторяла слабая половина семьи, тучная дама в бейсбольной кепке и кричаще-пестром пончо. — Это ужасно. Господи Всевышний, это совершенно невыносимо. Неужели самолеты всегда так болтает? По-моему, он сейчас развалится! Отис, поклянись мне, что, если мы сейчас выживем, мы больше никогда никуда не полетим. Только домой, в Штаты.
Отис, сильная половина семьи, был еще крупнее жены. Его огромная, точно из скалы высеченная голова переходила в многочисленные подбородки, а они, в свою очередь, в бесконечные ниспадающие складки, из которых состояло его тело. Заметив взгляд Филиппы, он слабо улыбнулся, пытаясь ее утешить — несмотря на мучивший его отчаянный страх. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Филиппа прониклась к Отису искренней приязнью и сочувствием Он тихонько икнул и, поморщившись, сглотнул, словно подавляя рвотный позыв. Потом, деликатно прикрыв рот неожиданно маленькой пухлой ручкой, он сказал:
— Все в порядке, юная леди?
Филиппа кивнула:
— Да, все в порядке.
— Я восхищен вашим мужеством. Да, именно восхищен. Сам я мечтаю — и совершенно этого не скрываю — оказаться дома, в Паукипси. У меня одно желание — оказаться дома.
Как, разумеется, известно всем без исключения читателям, Паукипси — городок близ Нью-Йорка с населением менее тридцати тысяч человек, а знаменит он тем, что здесь производят электрические лампочки для всей Америки.
Филиппа улыбнулась Отису, всячески стараясь выразить ему свое сочувствие. Уж очень он был напуган, бедняга.
— Мы с женой летим в Лондон, — пояснил Отис.
Филиппе было его так жаль, что она даже не напомнила ему, что все пассажиры в самолете летят в одном направлении.
— Мир тесен, — просто сказала она. — Мы тоже летим в Лондон.
— Но сейчас и она, и я мечтаем оказаться дома. В Паукипси.
— Да, ужасная болтанка, — согласилась Филиппа.
— Что ж, юная леди, приятно было побеседовать. У меня, кстати, тоже есть дочка. Взрослая уже. Но если вам что понадобится, не стесняйтесь, зовите на помощь. К вашим услугам.
— Огромное спасибо. — Филиппа подумала, что приятней человека она, пожалуй, еще не встречала.
Вскоре она снова задремала.
Девочка не взялась бы сказать, сколько проспала. Наверно, долго, потому что Джон смотрел уже совсем другое кино — про говорящих обезьян. Разбудила ее, причем весьма бесцеремонно, встревоженная стюардесса.
— Ты не видела мужа с женой, которые сидели вот здесь, рядом с вами?
Она показала на пустые места, где недавно восседали супруги из Паукипси.
— Отиса с женой?
— Да-да, Отис Барстул и его жена Мелоди.
— Видела. Я даже говорила с Отисом. Он очень симпатичный. Немного испугался, когда стало болтать. Но он очень хороший, очень.
— А не знаешь, где они сейчас? Может, где-то прячутся?
— Прячутся? — Филиппа удивилась, поскольку в «Боинге-747» не так много мест, где могла бы спрятаться даже маленькая девочка, вроде нее самой, не говоря уже о двух столь немаленьких людях, как Отис и Мелоди Барстул. Ну, сама она, допустим, уместилась бы в багажной ячейке, что защелкивается над головой каждого пассажира, но ни Отиса, ни Мелоди туда не втиснешь. Остаются только шкафы для верхней одежды да туалеты. Но стюардесса там, наверно, уже посмотрела? Кроме того, Отис не производил впечатления мелкого хулигана, вздумавшего пробраться зайцем на трансатлантический авиалайнер, на который у него к тому же имелся билет. — А зачем им прятаться?
К стюардессе подошел один из пилотов.
— Я надеялась, что ты хоть что-нибудь об этом знаешь, — стюардесса вздохнула. — Поскольку именно ты последняя с ними и разговаривала. Понимаешь, Филиппа, их нет на месте, а командир уже включил сигнал «Пристегните ремни», и мы уже начинаем снижаться, мы скоро будем в Лондоне, а их нигде нет, мы обыскали весь самолет, вплоть до багажного отделения!
Пилот присел на корточки возле Филиппы и улыбнулся.
— Мы всегда ведем учет, сколько пассажиров на борту и где кто сидит, — сказал он. — На ходу из самолета не выйдешь. Значит, они где-то прячутся. Вопрос только в одном: где? И зачем. Поймем зачем — сообразим где. — Он недоуменно пожал плечами. — Дело-то нешуточное, пассажиры в полете исчезли! Совсем нешуточное. Существуют всякого рода правила, предписывающие, что в таких случаях делать. Но прежде чем мы начнем их выполнять, подумай, вдруг ты сможешь нам хоть чем-то помочь? Мы были бы тебе крайне признательны.
Филиппа покачала головой. Она была в совершенном замешательстве.
— Простите, я ничего не знаю. Только помню, что им не очень-то понравилось лететь в самолете.
— А вы пересчитали пассажиров? — спросил Джон.
— Конечно, — терпеливо ответил пилот. — В Нью-Йорке мы приняли на борт четыреста девяносто человек. А в Лондоне мы сможем отчитаться только за четыреста восемьдесят восемь.
— Ничего себе, — ухмыльнулся Джон.
Пилот и стюардесса устало кивнули и отошли, встревоженно переговариваясь.
— А правда, что с ними могло случиться? — спросила Филиппа брата.
— Разве что с парашютом выпрыгнули, — фыркнул Джон. — Но кто тогда закрыл за ними люк? Погоди, может, у них на борту сообщник? Нет, летчики все равно бы узнали, что люк открыт. Да и мы бы все почувствовали. Значит, произошло совсем другое. Причем единственно возможное.
— Что же?
— Ведь ты помнишь, как люди исчезали с кораблей. С «Марии Селесты», например. Ну, во всяких там Бермудских треугольниках и прочих гиблых местах. Вот и сейчас случилось что-то похожее. Наверно, их забрали инопланетяне.
— Хорошо, что ты не высказал это соображение пилоту, — съязвила Филиппа.
Близнецы посмотрели через проход, на пустые пассажирские места, которые выглядели так, словно пассажиры вот-вот вернутся.
— Уверена, что они найдутся, — вздохнула Филиппа. — Он такой симпатичный. Главное, чтобы эта история не испортила им отпуск.
— Вот увидишь, когда они найдутся, выяснится, что я был прав, — сказал Джон. — Они подтвердят все мои предположения, помяни мое слово. Их похитили инопланетяне.
— Инопланетяне! Ну ты и скажешь! Версия настолько неправдоподобная, что не верится даже, что ты — мой близнец.
— А про Шерлока Холмса ты когда-нибудь читала?
Филиппа покачала головой.
— Вот темнота! Но одну его мысль ты уж постарайся усвоить.
— Какую же?
— Когда исключено все принципиально невозможное, то, что остается, — пусть даже самое невероятное — и есть правда, — торжественно сказал Джон. — Самолет обыскали сверху донизу? Обыскали. Значит, этих людей в самолете нет. И как только мы это признаем, нам придется признать и другое — мы имеем дело с тем самым, невообразимым. Точнее, со сверхъестественным.
Глава 7
Нимрод
Близнецы без труда узнали дядю Нимрода среди тех, кто поджидал пассажиров из Нью-Йорка в лондонском аэропорту Хитроу. Нимрод был все в том же приметном издалека красном костюме, красной рубашке и красном, с золотыми звездами, галстуке — точь-в-точь как во сне — и возвышался над толпой встречающих, точно огромная клубничина, водруженная на верхушку бисквитного торта. Только наяву он показался, пожалуй, пострашнее, чем во сне: этакий классический сатрап и тиран — персонаж из пьесы Вильяма Шекспира, сошедший прямиком со сцены. Заметив племянников, он без натуги перекрыл гомон, царивший в зале прилета: его звучный, сочный голос разнесся над толпой, словно он говорил в микрофон, а не посасывал толстую как телескоп, сигару.