— Мы впустим одну колесницу во внутренний двор, остальные подождут снаружи. Если они попытаются последовать за первой, то живыми уже не уйдут.
Когда солдаты Джерина передали трокмуа эти условия, они приняли их без единого возражения. По кивку Лиса привратники опустили подъемный мост и схватились за мечи и за луки. Единственная колесница с грохотом и дребезжанием въехала в Лисью крепость. Джерин узнал одного из лесных разбойников, стоявших в ней.
— Приветствую тебя, Дивисьякус, сын Дамнорикса, — сказал он.
— И я приветствую тебя, лорд Джерин, хотя с некоторыми из твоих людей я познакомился ближе, чем мне бы хотелось, несколько дней назад, — ответил трокмэ.
Длинный уродливый порез бороздил его левую руку, демонстрируя, что он имеет в виду. Варвар вылез из колесницы и поклонился Джерину.
— Лорд принц, от имени моего вождя Адиатануса я приехал сюда, чтобы выразить тебе почтение. Адиатанус просил меня передать, что он готов быть твоим преданнейшим вассалом столько времени, сколько ты пожелаешь. Мы направим в твой замок телеги с данью, как только твое высочество соблаговолит признать себя сюзереном нашего доблестного вождя.
Джерин уставился на Вэна. Затем оба перевели взгляд на Араджиса. Все трое казались абсолютно сбитыми с толку. Сам Джерин точно ничего в этом роде не ожидал. Он опять повернулся к Дивисьякусу.
— Каковы причины того, что Адиатанус… передумал? — осторожно спросил он. — Всего несколько дней назад, как ты уже сказал, мы все старались друг друга поубивать.
— Пф, так то было тогда, а сейчас — это сейчас, — ответил Дивисьякус.
Судя по голосу, он тоже был сбит с толку, как будто ожидал, что Лис сразу поймет, о чем идет речь. Когда же посол увидел, что его не понимают, он продолжил:
— Мой господин обсуждал положение дел с одним из чудовищ… из тех, что поумнее, конечно… как вдруг — хоп! Ни с того ни с сего тварь превращается в дым прямо у него на глазах и исчезает! Все остальные тоже исчезли, ни одной не осталось, насколько мы знаем. Ты же не станешь утверждать, что не имеешь к этому отношения, принц?
Лис молчал, и тут Араджис поклонился ему, почти так же низко, как до этого Дивисьякус.
— Принц Джерин, мне кажется, ты сумел выполнить условия нашего договора. Я хочу сказать, что теперь чудовища вряд ли угрожают моим владениям.
— Спасибо, великий князь, — рассеянно ответил Джерин.
Он, конечно, знал о том, что совершил Маврикс, но одно дело знать абстрактно, и совсем другое — столкнуться с реальными результатами. Взяв себя в руки, он сказал Дивисьякусу:
— Да, боги сделали это по моему настоянию.
На деле боги совершили это, споря друг с другом, но существуют вещи, о которых трокмуа знать не следует.
— И что же?
— А то, лорд принц, — ответил Дивисьякус, — что Адиатанус был бы безумцем, если бы встал на пути у такого великого чародея. Так он решил. «Дивисьякус, — сказал мне наш вождь, — даже Баламунгу было бы не под силу так расправиться с чудовищами при помощи магии». И я с ним согласен. Еще он сказал, что, раз невозможно встать у тебя на пути, значит, надо встать с тобой рядом.
— Значит, он встанет рядом, да? — переспросил Джерин. — Не хочу показаться невежливым, но этот ваш вождь уже доказал, что ему нельзя доверять. Когда он говорит, что встанет рядом со мной, это скорее должно означать, что он встанет позади меня, чтобы при случае воткнуть мне нож в спину.
Дивисьякус вздохнул.
— Мой господин боялся, что ты скажешь так из-за нашей вражды и всякого такого. Он дал мне дозволение, если ты ему не поверишь, сказать следующее. Ты получишь его старшего сына двенадцати лет, чтобы тот жил здесь, в вашей крепости. Это станет залогом его добрых намерений. Парнишка отправится вместе с данью, о которой я уже говорил.
— Правда?
Джерин обдумал этот вариант. Вряд ли Адиатанус мог предложить нечто большее в доказательство своей искренности. Лис добавил:
— А не дал ли твой вождь тебе разрешения присягнуть мне на верность вместо него?
— Дал, милорд, и мне известно, как вы, южане, это делаете.
Дивисьякус опустился перед Джерином на одно колено и вытянул руки, держа ладони вместе. Джерин взял обе ладони трокмэ в свои. Дивисьякус произнес:
— Адиатанус, мой вождь, признает себя твоим вассалом, лорд Джерин Лис, принц Севера, и клянется хранить тебе верность и защищать от кого бы то ни было.
— Я, Джерин, принц Севера, принимаю клятву в верности Адиатануса от тебя, Дивисьякус, сын Дамнорикса, и обещаю, в свою очередь, всегда обходиться с ним справедливо. В знак этого велю тебе подняться.
Лис поднял Дивисьякуса и поцеловал в колючую щеку.
Трокмэ расплылся в улыбке.
— Клянусь Таранисом, Тевтатесом и Экусом в верности моего вождя Адиатануса тебе, принц.
Варвар произнес самую сильную клятву — любая другая вызвала бы у Джерина подозрения в искренности намерений его вождя. Услышав это, он тоже поклонился, довольный.
— Клянусь Даяусом всевышним, Байтоном прозорливым и Мавриксом, владыкой сладкого винограда, что принимаю его клятву и, в свою очередь, обещаю отвечать преданностью на его преданность.
Дивисьякус проницательно посмотрел на него. Адиатанус знал, кого выбирать в послы.
— Вы, элабонцы, всегда клянетесь Даяусом, а вот остальные два божества обычно не упоминаются в ваших клятвенных обещаниях. Полагаю, это те, что выполнили твою просьбу.
— Это мое дело, — ответил Джерин.
Трокмэ был прав и не прав одновременно: Джерин действительно вызвал Маврикса и Байтона, но боги исполняли собственную волю, а не чью-либо другую. Если человек достаточно умен и достаточно удачлив, он может убедить их, что его мелкие притязания совпадают с их интересами. На этот раз Лис оказался умен, и ему повезло. Но больше ему никогда не хотелось бы играть на таких неравных условиях.
Колесницы, посланные Араджисом в Айкос, вернулись с сообщением о том, что город чудесным образом восстановлен и нигде нет никаких признаков подземных тварей. Воины обиделись, когда все восприняли их слова как нечто само собой разумеющееся. На следующий день после возвращения колесниц в Лисью крепость Араджис и все его войско выступили на юг.
— Возможно, когда-нибудь мы вновь окажемся на одной стороне, — сказал Араджис.
— Да будет так, — согласился Джерин.
Его мало волновал почти дружеский тон великого князя. Будучи на месте Араджиса, он тоже бы беспокоился о своей участи. С Адиатанусом в качестве вассала престиж Лиса в северных землях взлетит настолько, что Лучнику просто необходимо искать к нему подходы. В надежде сломить его до того, как он станет слишком могущественным, чтобы быть сломленным. Во всяком случае, сам Джерин попытался бы это сделать. Чтобы пресечь эти планы в зародыше, он сказал:
— Мне почти жаль, что этот трокмэ — мой союзник. За врагом следить легче, чем за тем, кто называет себя твоим другом.
— Да, верно. — Араджис потер подбородок. — Ну что ж, посмотрим, как вы с ним поладите.
И с этой неопределенной сентенцией Лучник развернулся и пошел к своим людям. Джерин знал, что станет следить за ним ничуть не меньше, чем за Адиатанусом. В этот раз их интересы совпали, но кто знает, что будет потом?
Он вздохнул. Если посвящать все свое время слежке за соседями, то как тогда успевать в остальном?
Вскоре после отъезда Араджиса и его воинов восвояси к Джерину подошел Дарен и спросил:
— Папа, ты что, злишься на Фанд?
— Злюсь на Фанд?
Лис нахмурился. Ему частенько казалось, что Фанд считала пустым любой день, когда ей не удавалось вывести кого-нибудь из себя, но он не стал говорить этого сыну. Дарен любил Фанд, и она всегда была с ним ласкова.
— Нет. Я не злюсь на нее. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты больше не ходишь в ее спальню. Только Вэн.
— А-а.
Джерин почесал затылок. Как ему объяснить это сыну? Дарен ждал ответа с напряженной серьезностью, свойственной лишь четырехлетним детям. Медленно Джерин сказал:
— Фанд решила, что Вэн нравится ей больше, чем я. Помнишь, как мы с ней ругались?
Дарен кивнул.
— Но с Вэном она тоже ругается.
— Это правда, — согласился Лис, — но обычно они ругаются в шутку. Она ведь не стала относиться к тебе по-другому, хотя и дружит теперь только с Вэном, а не с нами обоими, верно?
— Нет, — ответил Дарен.
— Вот и хорошо.
Джерин говорил совершенно серьезно. Если бы мальчик ответил иначе, он бы сам крупно поссорился с Фанд.
— Теперь, когда Фанд только с Вэном, я подружился с Силэтр. Ведь она тебе нравится, да?
Он с нетерпением ждал ответа.
— О да, — сказал мальчик. — Она добра ко мне и не обращается со мной, как с ребенком, только потому, что я маленький. А еще знаешь что? — Он перешел на заговорщический шепот, явно собираясь открыть какой-то секрет. — Она научила меня читать некоторые буквы.
— Правда? — спросил Джерин. — Спорим, я даже знаю какие.
— Откуда? — спросил Дарен таким тоном, каким обычно говорят дети, уверенные, что родителям неизвестны их тайны.
— Это буквы твоего имени? — спросил Джерин.
Дарен уставился на него.
— Откуда ты узнал? — повторил он, широко раскрывая глаза. — С помощью магии?
Постоянно слыша от всех, что отец его встретился сразу с двумя богами и сумел выйти из ситуации целым, мальчик решил, что он очень могущественный чародей. Лис, знавший, что ему просто повезло, но мечтавший стать таким магом, в свою очередь твердо решил разубедить в этом сына. Но сейчас он просто сказал:
— Нет, никакая магия тут ни при чем. Обычно первые буквы, которые учит человек, — это буквы, которые составляют его имя, потому что они для него очень важны. И знаешь, что еще?
— Нет, что? — выдохнул Дарен.
Он тоже любил секреты и для мальчика его лет неплохо умел их хранить.
— Когда Силэтр приехала в Лисью крепость… это было всего через несколько дней после того, как Тассило украл тебя… она тоже не умела читать, — сказал Джерин. — Я сам ее научил, поэтому она хорошо знает, как учить тебя, ведь она сама недавно была ученицей.
— Правда? — уточнил Дарен, и на лице у него отразилось сомнение. — Но она так хорошо читает. Я могу прочитать только буквы моего имени и иногда нахожу их в других словах. Но я не знаю, как читаются другие слова.
— Это нормально. Не стоит беспокоиться, — заверил его Джерин. — Ты для настоящего чтения еще слишком мал. Даже большинство взрослых, знаешь ли, не умеют этого делать. Силэтр быстро научилась читать отчасти потому, что она умная, как и ты, а отчасти потому, что она уже взрослая и понимает, о чем идет речь. А у тебя это не всегда будет получаться, потому что многие вещи, о которых пишется в книгах, с тобой еще не случались. Понимаешь?
— Нет. — Дарен помрачнел. — Я хочу, чтобы у меня уже сейчас все получалось.
Джерин поднял его, подбросил в воздух и поймал. Дарен завизжал от удовольствия. Джерин стал кружить его, снова и снова. Мальчик опять завизжал. Когда Джерин поставил его на землю, малыш сделал два неуверенных шага и упал на мягкое место. У Джерина тоже слегка кружилась голова, но он старался не подавать виду. Он спросил:
— А ты можешь подбросить меня в воздух или покружить вот так?
— Не говори глупостей, папа.
Дарен попытался подняться, но, по-видимому, ему было так же трудно ходить, как и Райвину в ту ночь, когда он нашел на конюшне вино.
— Почему же нет? — не отставал Джерин. — Почему ты не можешь этого сделать?
— Ты слишком большой.
— Верно, а ты слишком маленький. Когда ты подрастешь, ты тоже сможешь так делать и тебе будет легче научиться читать.
Дарен обдумал его слова и сказал:
— Покружи меня еще!
Джерин с радостью повиновался. Ему доставляло несказанное удовольствие слышать восторженный визг сына. На этот раз Дарен даже не пытался подняться, когда Джерин опустил его на землю. Он просто лежал и смотрел в небо. Джерин мог поспорить, что оно продолжает кружиться у него перед глазами. Наконец сын встал на ноги и попросил:
— Еще!
— Нет, — ответил Лис, — Если много кружиться, тебе может стать плохо.
— Правда?
Джерин наблюдал за тем, как мальчик обдумывает сказанное: весь процесс очень явственно отражался у него на лице. Очень скоро Дарен пришел к мысли, что слова отца надо проверить, и принялся сам кружить по двору, громко смеясь.
Джерин тоже смеялся, но недолго. Дарен мог позволить себе жить настоящим — в его возрасте по-другому и невозможно. Джерину же подобная роскошь была недоступна. Маленький сын — это все, что осталось хорошего от распавшегося брака с Элис, и он его очень любил. Но как все повернется, когда Лис женится на Силэтр и у них появятся дети? Что тогда будет с Дареном? Менестрели в своих песнях о мачехах предрекали ужасные вещи, но разве можно винить Силэтр в том, что она захочет завести собственных ребятишек? А когда и Дарен, и они вырастут, кто чьим вассалом станет после полосы ненависти и раздоров?
Думая об этих неприятных вещах, он почти смутился, когда из замка залы вышла Силэтр и подошла к нему.
— Почему ты такой мрачный? — спросила она. — Чудовища… они там, куда их послал Маврикс. По крайней мере, не здесь. Айкос возрожден, и там, полагаю, теперь новая Сивилла. Адиатанус усмирен, во всяком случае, на какое-то время. Ты должен быть счастлив.
— О, разумеется, — ответил он, — но вовсе не по этим причинам.
Она нахмурилась, пытаясь понять, что он имеет в виду. Когда же догадалась, то на мгновение даже потупилась. Иногда комплименты вводили ее в такое же нервозное состояние, как когда-то прикосновения. Затем она сказала:
— Если ты так счастлив, то почему не сообщил об этом своему лицу?
Он прищелкнул языком.
— Я пытался заглянуть в будущее, но со мной не было бога, который направил бы мой взгляд.
— Байтон не направлял меня, — сказала Силэтр. — Он просто вещал через меня, но я не помнила его слов. Что же в твоем будущем так тебя огорчило?
Джерин подумал, что, возможно, ему лучше держать язык за зубами. Но нет: Силэтр заслуживала откровенности частично благодаря собственной прямоте, а частично хотя бы потому, что слишком многое знала о неприкрашенной действительности человеческих отношений. Да, отвечал на вопросы бог-прозорливец, но задавались-то они ей. Поэтому, пусть с запинками и нерешительно, он все ей рассказал.
— Да, это неприятные мысли, — согласилась Силэтр, когда он закончил. — Многое будет зависеть от того, каким человеком вырастет Дарен, и от тех детей, которые, возможно, появятся.
Она взглянула на него, склонив голову набок.
— Так, значит, ты собираешься на мне жениться? Я слышу об этом впервые.
Джерин закашлялся, брызгая слюной. Уши у него вмиг покраснели.
— Я собирался сделать тебе официальное предложение, — произнес он. Таким неубедительным тоном, что уши вспыхнули еще ярче. — Да, я думал об этом, а сейчас просто вырвалось. Что ты на это скажешь?
— О, я отвечу «да», и без всяких сомнений, — сказала Силэтр.
Он обнял ее, несказанно обрадованный, что не испортил дела своей неуклюжестью. Но у нее на лице по-прежнему оставался вопрос. И он прозвучал:
— Раз уж ты заглядываешь в будущее, почему ты так уверен, что однажды я не сбегу с каким-нибудь лошадиным лекарем, как Элис?
— У-у-ф! — громко выдохнул он.
Уж лучше бы она сразу врезала ему в солнечное сплетение.
— И мужчины еще смеют думать, что только они расчетливы и спокойны.
Но он видел, что она ждет серьезного ответа, и постарался как мог его дать.
— С тех пор я кое-чему научился, во всяком случае надеюсь, что это так. Теперь я знаю: нельзя считать присутствие жены само собой разумеющимся только потому, что вы дали друг другу обет. Брак — это как, м-м, крепостной вал вокруг замка. Если я не буду следить за тем, чтобы дерево оставалось прочным, в один прекрасный день стена развалится. Это самое главное. Кроме того, ты во многом подходишь мне гораздо больше, чем она. Не думаю, что у нас с тобой возникнут серьезные размолвки. А если все-таки такое случится, надеюсь, я уже стал достаточно мудр для того, чтобы не доводить их до крайности. И ты тоже.