– Правитель паосов Къяффу, – вытащил из-за пазухи свиток Марвель, – выражает свое желание посетить вас и особо упирает на свое желание пообщаться с вашей женой.
– Почему в этом случае новость нейтральная? – поинтересовался Ладомир, рассеянно потирая лоб.
– Потому что он пока еще не объявляет нам войну, – пожал плечами придворный. – Что будем делать?
– С эльфами я еще раз поговорю, – решил диэр, вставая. – Камиэль, как правитель, очень умен и умеет просчитывать возможные последствия… в отличие от меня. – Он кинул тоскливый взгляд в мою сторону. – Все же Леля фактор непредсказуемый. Так что есть вероятность все уладить до войны, а не после.
– А что с паосами? – почтительно поклонился Марвель. В светлых шароварах и рубашке, заправленной за пояс, с саблей на боку, он выглядел настоящим джигитом.
Муж заметил мой заинтересованный кошачий взгляд и скинул полог кровати. Впрочем, подойти поближе к краю кровати и продолжать пялиться на мужика сквозь ажурную ткань мне это не помешало.
– Скажи, что мы примем друга с удовольствием, – приказал князь, находя соломоново решение, – но моя жена, скорей всего, не сможет с ним увидеться по причине нездоровья.
– Как прикажет ваша светлость, – еще раз поклонился придворный, выметаясь из спальни.
– Если бы все мои приказы так выполнялись, – вздохнул Ладомир, поворачиваясь к окну, – насколько было бы легче жить. Да, Леля?
– Только тебе, – возразила я, вылезая наружу и приглаживая встопорщенную шерстку. – Остальным бы жилось гораздо труднее.
– Ты снова пытаешься со мной спорить? – полюбопытствовал мужчина, все так же стоя ко мне спиной. А задница у него что надо! Даже в облике кошки я была способна оценить эту часть тела, в которую так и подмывало запустить когти.
– Я не пытаюсь, – запрыгнула я на кресло, сворачиваясь клубочком, – я спорю. Видишь ли, мне всегда казалось, что брак – это содружество двух людей, а не рабство одного из них.
– Ты серьезно думаешь, – резко повернулся он ко мне, – что цель всей моей жизни – доставить тебе неприятности?
– Ну, пока так все и было, – зевнула я, укладывая голову на лапы. – Вся моя спокойная жизнь полетела в тартарары после встречи с тобой. И я абсолютно ничего не выиграла от нашего брака, кроме проблем, унижений и постоянного стресса. Так что могу тебя заверить: наш союз явно не удался. А потому, пока не поздно, давай по-тихому разведемся: если не останемся друзьями, так хоть врагами не станем.
– Я и так не смогу быть твоим другом, – нанес мне коварный удар в самое сердце Ладомир. – Я…
– Ваша светлость, – ввалилась к нам замотанная до самых глаз в разноцветные покрывала тетка. – У нас бунт!
– Где? – заинтересованно подняла я голову. Все ж какое-никакое развлечение. Да и разговор у нас вышел довольно неприятный, с удовольствием его закончу. – Помощь нужна?
– Животное? – зыркнула на меня тетка, размахивая ресницами как опахалами. – Какое шумное. Совсем не знает, как себя вести в присутствии князя!
– И что случилось? – равнодушно спросил мужчина, снова поворачиваясь к окну.
– Ваш гарем отказывается… – начала объяснять тетенька, нетерпеливо пританцовывая на месте.
– «Фаш хафем»?!! – моментально вскочила я на все лапы, распушив усы и вывалив зубы. – У тефя есь хафем? До сиф поф?
– Жуть, а не кошка, – попятилась представительница порабощенных женщин. – Мало того что орет не затыкаясь, так еще и чудище какое!
– Не отвлекайся, Ханум, – велел Ладомир, внимательно рассматривая что-то на улице.
И что он там нашел? Вроде тихо, я никого не слышу. Я уже совсем было собралась его прибить или хотя бы попытаться, как…
– Ваш гарем отказывается уходить по домам, – послушно отчиталась тетка. Растерянно развела руками и сказала тоном, бьющим на жалость: – Кому-то и идти уже некуда. Кто-то тут прижился. У кого-то это место стало домом, а девушки семьей. После того как вы велели распустить гарем, начались волнения… – Ханум замялась и принялась вместо окна разглядывать свои покрывала. Тоже что-то новенькое выросло? С надрывом пожаловалась: – И я не знаю, что мне делать, ваша светлость.
Мне стало стыдно.
– Поговорите с ними, – после короткого раздумья сказал князь, все еще не оборачиваясь. – Пообещайте, что всем будет выдана определенная сумма, которая позволит им прожить обеспеченную жизнь.
– Ваша св…
Его спина окаменела.
– Но здесь никто не останется, – категорически отрезал князь диэров. Подумал еще немного и отстраненно предложил: – Могу поговорить с родственниками. Думаю, кто-то из моих двоюродных братьев может приютить желающих.
– Да, ваша светлость! – поклонилась тетка и уползла, счастливо размахивая руками. Понесла радостную весть порабощенным жертвам гаремного Востока. Или Запада? Тут у них хрен поймешь.
– Видишь, Леля, – спокойно сказал Ладомир, – а ведь ты подумала обо мне самое плохое. – Он развернулся от окна и вперил в меня обвиняющий взор. – Конечно, все, что я могу, – это только притеснять беззащитных женщин. А также предавать свои брачные обеты и наставлять тебе рога с любой подвернувшейся под руку юбкой. Так?
Я прижала уши к голове и пристыженно опустила глаза. А что тут скажешь? Прав, как есть прав. Сразу подумала плохое. Даже сомнения не возникло.
– Но все дело в том, дорогая, – нахмурился диэр с затаенной болью, – что я очень серьезно отношусь к данным мной обетам и никогда не преступлю их, соблазнившись мимолетными прелестями. – И не смог обойтись без отравленной шпильки: – В отличие от тебя, сладкая. – Его глаза сверкнули гневным золотом. – Это же ты западаешь на всех мало-мальски симпатичных мужиков!
Я снова вздыбилась и хотела поспорить, но… в чем-то он был прав, а я умею признавать свои ошибки.
– Извини, – тихо сказала я, – за то, что предположила самое плохое. Но мы так мало знакомы…
– Мало? – ошеломленно изогнул он брови. С оттенком издевки, словно я казалась ему полной бестолочью: – Ты столько времени провела со мной рядом и так и не узнала обо мне ничего?
– Я была не с тобой, – возразила я, нервно переминаясь на лапках, – а с твоими ипостасями.
– То есть, – невероятно изумился он, – ты думаешь, что во всех своих ипостасях я другой человек?
– А разве не так? – уставилась я на него с недоумением.
– Леля… – Этот глубокий баритон я представляла себе одинокими ночами. По телу непроизвольно прошла теплая волна, вызывая дрожь. – Леля, – подошел он ко мне и встал на колени около кресла, опираясь ладонями на бедра. Ладомир запрокинул голову и помолчал несколько секунд, словно проглатывая рвущиеся с языка ругательства. – Мне придется тебя разочаровать. Элементали просто подчеркивают личностные качества, но не меняют их. В земном облике, – он взмахнул рукой, – как Мыр я более приземлен и обстоятелен. Как Домир – беззаботен и ласков. Как Лад – зажигателен и вспыльчив. Но это все равно я, – выделил голосом «я», – дорогая.
– Откуда мне было это знать? – виновато отвела я глаза.
– Ты слишком позволяешь своим чувствам влиять на разум, Леля, – протянул он руку и осторожно провел по моей шерсти. – И не даешь ни себе, ни мне возможности наладить хоть какие-то нормальные отношения, не строящиеся на мгновенных эмоциях и шатких ощущениях.
– То есть, – моментально вскинулась я, – ты совсем отвергаешь возможность любить? И у меня абсолютно нет шанса быть любимой тобой?
– А что такое любовь, Леля? – внимательно посмотрел он на меня. – Определи сама для себя: что конкретно ты называешь любовью и вкладываешь в это понятие?
– Это сложно, – пробормотала я, испытывая опасный сплав чувств – от горечи до недоумения. В моем голосе прорезались слегка истеричные нотки: – Нельзя все разложить по полочкам, Ладомир.
– Почему же? – хмыкнул мужчина, доставая из воздуха толстую книгу. – Вот, смотри: в моих руках сборник любовных романов. А кто еще может так тщательно описать эту смутную, мимолетную эмоцию, как не романтические особы-авторы? – Открыл на первой попавшейся странице и прочитал: – Любовь – это верность своему избраннику… – Ладомир поднял голову. Долгий-долгий взгляд, смысл которого постигается с трудом. – Я верен тебе, Леля.
– Но… – попыталась прервать я это неуместное разбирательство.
– Идем дальше… – Он уверенно проигнорировал мои жалкие попытки сопротивления. – Любовь – это забота о партнере… Разве я не забочусь о тебе, дорогая?
– Но… – новая попытка остановить этот фарс.
– Еще одно определение, – покосился он на меня, перелистывая. – Любовь – это страсть… – Грустно ухмыльнулся уголком рта. – Ты не можешь обвинить меня в отсутствии страсти, сладкая. Поверь, что в этом ты никогда не будешь испытывать недостатка.
Я сникла. Как ему объяснить, что такое настоящая любовь? Та, которая не раскладывается по полочкам и не разбирается по отдельным эмоциям и поступкам. Как сказать, что это чувство должно быть цельным? Есть ли для этого слова? Как передать эту сложную гамму состояний?
– Как видишь, драгоценная супруга, – решительно захлопнул книгу Ладомир, – если брать с точки зрения литературы, то я тебя люблю. – Горько: – В отличие от тебя, поскольку ты мне неверна, не уважаешь, не заботишься и не испытываешь страсти.
– Это так… сухо, – никак не могла подобрать я правильное определение.
– Это рационально, – уверенно заявил он мне. – А сейчас, моя эмоциональная жена, я предлагаю тебе лечь спать, если, конечно, ты не хочешь есть, поскольку завтра у меня сепаратные переговоры с матримониально неустроенными эльфами и визит паосов.
– Хорошо. – Есть мне не хотелось. А хотелось лечь, спрятать голову под подушку, закрыться лапами и забыться. Потому что нельзя жить в мире, где любовь рассчитывается по граммам и сортируется по артикулам.
Ладомир осторожно перенес меня на кровать, положил на подушку и накрыл сверху легким покрывалом.
– Спи, дорогая, – успокаивающе погладил он меня по спине. – Я буду чуть позднее. – И ушел. Мой взгляд лишь успел поймать ускользающее мерцание меди его волос.
Я задремала, а когда спустя какое-то время проснулась, то увидела князя, стоящего у окна и смотрящего на светлеющее небо.
Было свежо. На открытых окнах слабый бриз шевелил легчайшие газовые занавески. На фоне разгорающегося рассвета диэр выглядел отчаянно одиноким.
С одной стороны, мне хотелось подойти к нему, обнять или хотя бы помурлыкать, потереться об его ноги мохнатой башкой, давая понять, что тут его любят. С другой, после такой отповеди я вообще не рвалась проявлять хоть какие-то чувства. Поэтому я не стала его беспокоить, а просто закрыла глаза и погрузилась в страну сновидений, где не было расчета, где бабочки не порхали строем и где близкие люди заботились друг о друге потому, что любили от всего сердца, а не из чувства долга, или из-за каких-то неведомых соображений, или обязанностей.
Утром я встала вконец разбитая и совсем не чувствовала себя отдохнувшей. Всю ночь металась на кровати, и только под утро мне почудились ласковые объятия сильных рук диэра. Вздохнула: когда мы расстанемся, боюсь, я буду опять тосковать по этому уютному теплу.
Впрочем, горечь, обида и покорность злодейке-судьбе – не мое это. Ну не мое! Поэтому буду смотреть вперед с оптимизмом. В конце концов, остаются еще Мексика, море, солнце и мачо! Особенно мачо.
Слуги мне принесли завтрак, который я проглотила в одиночестве, все еще испытывая душевный дискомфорт из-за вчерашнего разговора. Не готова я была смотреть в глаза такой действительности…
– Леля! – нарисовался передо мной взъерошенный Дилан с любимым мешком. В рубашке и штанах видеть его было несколько непривычно. – У нас снова проблемы.
– А когда их у нас не было? – испуганно попятилась я от Демиурга, явно неадекватного.
– Это не важно, – отмахнулся от меня местный бог, начиная копаться в своей безразмерной заначке. – Важно, что…
– И что мы будем делать? – вломился в спальню растревоженный Ладомир. – Къяффу реально настроен посмотреть на Лелю, невзирая на ее объявленное недомогание. – Передразнил: – «Я просто одним глазком посмотрю»! Извращенец!
– Так откажи ему, – удивилась я такой нервозности. – В чем проблема? Или он тоже войну грозится объявить?
– Хуже, – мрачно ответил диэр. – Он намекнул, что закроет болота и переселится ко мне во дворец со всеми домочадцами. Хуже своры паосов в собственном доме может быть только то, что одна половина страны не сможет попасть в другую половину. И начнется смута. – Он забегал по комнате. – Но не могу же я ему показать Лелю в виде кошки! Он же подумает, что я над ним просто издеваюсь!
– А мы не будем показывать ее как кошку, – принялся раскладывать на кровати черное платье Дилан. Кивнул диэру: – Надевай. Будем делать сказку.
– Какую на этот раз? – Я потихоньку сползала с кровати в надежде смыться раньше, чем начнутся новые надругательства.
– Ты сказал, что твоя жена больна? – посмотрел на соумышленника (злоумышленника!) блондин. Дождался согласного кивка. – Значит, будет Спящая красавица. – Надевай платье!
– Зачем? – недоуменно посмотрел на него князь, явно не планирующий снимать свое царственное темно-синее с серебром одеяние. – Для маскарада? Это у Лели в истории ее страны мужик в женском платье из дворца бежал.
– Дурак, – злобно выругался Дилан. – Будешь злой феей.
– КЕМ?.. Я не могу, – после быстрого раздумья отказался Ладомир. – Там в конце сказки ее целовать нужно. А как ее поцелует злая фея?
– Выкрутился, – недовольно прошипел Демиург, начиная натягивать на себя черное облегающее платье и остроконечную шляпу.
Я тем временем срочно заползала под кровать, потому что чуяли и моя кошачья сущность, и человечья, что добром это не закончится.
– Держи ее, – приказал Дилан, вытаскивая из мешка длинную заостренную штуку (прялку, что ли?). У меня прямо вся шерсть встала дыбом. – Сейчас будем колоть ей палец.
– Ребята, – жалобно мяукнула я, – давайте лучше другую сказку выберем.
– Какую, например? – схватил меня Ладомир, но сделал это предельно осторожно. – Мы открыты для любых предложений.
– «Чиполлино»! – выпалила я первое пришедшее на ум.
– Он мальчик, – отверг предложение Дилан, подступая ко мне с прялкой (или веретеном?). Начал сладко уговаривать тоном педиатра: – Это совсем не больно.
Ну да! Так я ему и поверила! Чай, мне не три года и не пять лет, я и в пять лет на такие дешевые разводки не покупалась. Когда говорят «будет не больно» – значит, сейчас предстоят как минимум пытки, а как максимум – смертная казнь «пять лет расстрела через повешение».
– Зато от Чиполлино все плачут, – начала выкручиваться я из сильных рук (лицо князя стало ошарашенно-задумчивым). Напомнила диэру: – Ты обещал обо мне заботиться!
– Я тебе потом лапку поцелую, чтобы скорее зажило, – ласково пообещал мне этот уклоненец от супружеских обязанностей. Садист! – И это не будет больно. Раз – и все!
– Ладомир! – визжала я уже на ультразвуке. – Кастрация – это тоже не больно! Раз – и все!
Но коварный Дилан все же подкрался ко мне и ткнул своей антисанитарной прялкой (веретеном?) в мою нежную лапку. В отместку я вывалила клыки и тяпнула его за руку. В результате спать мы легли вдвоем.
После этого укола меня трансформировало в нормальный облик (если считать нормальностью наличие дополнительных деталей, таких как уши и хвост), приодело в узкое длинное платье из малинового бархата с круглым декольте и в конусообразный высокий головной убор. И по сказочному сценарию уложило на кровать в глубоком сне.
Только вот чего не предусматривал этот сценарий, так это того, что, во-первых, я не спала, а была в оцепенении и все видела и слышала, лишь не реагировала; а во-вторых, что рядом со мной храпел Дилан.
– Ну и что мне теперь делать? – возмутился Ладомир, обозрев чудную картину. – Каким образом я объясню паосу наличие мужчины в своей кровати?
Он обошел вокруг и начал стягивать Демиурга вниз и усиленно запихивать под кровать.
– Прости, друг, – повинился князь, – но у меня нет выбора…
– Ладомир, – стремительно ворвался в спальню Къяффу (слава богу, не в обличье осьминогопаука!), – это становится… – И застыл перед постелью. Потряс головой, не веря собственным глазам. Видимо, открывшееся зрелище просто выбило почву у него из-под ног. Владыка паосов сиплым голосом тихо произнес: – Извини, но у тебя, похоже, серьезные проблемы.