- Лихо ты дело провел, Максимушкин. Я вот глядел: пушка вражья аж в воздусях закувыркалась. Сильно ваши бонбы бьют и метко.
Самомнение комендора можно было собирать лопатами и черпать ведрами:
- А то как же! Мы, вятские, ребята хватские, силой агромадные, сами не жадные. Не жалеем, то есть, гранат на супротивника, лишь бы нам подвоз был.
Здесь бравый комендор малость покривил душой: малых гранат оставалось как бы не половина от исходного боезапаса. Зато шестидесятифунтовые гранаты на Камчатском люнете почти все вышли. А так как 'матросский телеграф' работал не хуже солдатского, и многие уже были осведомлены о состоянии дел с боезапасом, то последовал резонный вопрос:
- А ну как не подвезут? Чаю, другие бонбы вашему орудью не подойдут?
- Это правда, не подойдут, - вынужден был признать славный уроженец вятских краев, - но наш Зубастый за этим следит. Пока что кажну ночку подвозили, хотя и понемногу.
- А что, если все же проруха?
- Ну, тогда вся надёжа на тебя и твою картечь с ядрами. Так что ходи веселей, Кострома! А покудова сообразите-ка, братишки, чайку.
Пока чайник закипал, защитники редута перебрасывались беззлобными подначками на тему рязани косопузой, пермяков, которые солены-уши, и тому подобными.
Образовались новые артиллерийские позиции. Люди деятельно копали, носили в корзинах землю и камни, подтаскивали новые пушки. Все это происходило достаточно далеко от русских укреплений - более версты. Артиллерийские офицеры посчитали, что точный огонь на такой дистанции вряд ли возможен, но ведь люнет - цель куда большего размера, чем траншея или даже артиллерийская батарея. Во избежание чрезмерных потерь пушки рассредоточили, справедливо полагая, что тогда разрыв единичной бомбы не уничтожит более одного орудия вместе с прислугой.
Но в действия людей вмешалась природа.
Разразился жесточайший осенний шторм. На момент буйства стихии любой офицер Российского императорского флота мог с большой уверенностью предположить, что сколько-то кораблей у союзников непременно погибнет: уж кто-кто, а моряки-севастопольцы неоднократно имели дело с яростью Черного моря. Но, разумеется, о масштабах ущерба пока что сведений не было.
К счастью, командир 'Морского дракона', увидев, насколько сильно упал барометр, порешил за лучшее перевести корабль в Севастопольскую бухту. Все равно в грот по такой погоде было невозможно войти, да и выйти тоже.
Но непогодой стоило воспользоваться. Сам Неболтай, двое его товарищей, Малах Надирович, Владимир Николаевич, а также артиллерист Желнов с 'Андрея Первозванного' пришли в комнату дежурного при севастопольских казармах знакомиться с новым оружием. Последнего выбрали за зоркость, грамотность и умение прицеливаться 'на глазок', без точных указаний о дистанции. Кроме того, он не был негатором. Наконец, Желнов был из шекснинских охотников. Вопреки фамилии[9] он имел типично северную внешность: светловолосый и голубоглазый. Повадки были соответствующими: и в движениях, и в высказываниях Желнов был нетороплив и основателен.
Все прочитали описания новых скорострельных винтовок. Хорунжий мысленно отметил, что прорезей для бесшумности на стволах нет, но тут же подумал, что в поиск с таким оружием ходить не придется, и потому вслух на этот счет ничего не сказал. Собственно, для казаков новизна заключалась лишь в способе набивки магазинов и в вариантах подсоединения таковых к самой винтовке. Но сам Неболтай опыт имел побольше рядовых. Оглядев новое оружие, он уверенно высказался:
- Малах Надирович, так это, выходит, и не винтовка.
- А что же тогда?
- Картечница, - веско припечатал хорунжий. - Сам я таких не видывал, а вот ребята кое-чего порассказывали. Считай, почти то же самое: выпускает чередой пулю за пулей, очень быстро, только что перезарядка медленная.
На поверку оказалось, что новые винтовки перезаряжаются отменно быстро.
Первый вариант скорострелки предусматривал подсоединение к особой планке аж целых трех винтовочных магазинов на двадцать пуль каждый. По опустошении первого из них, стрелок должен был нажать защелку и сдвинуть по этой планке все три магазина. Первый просто выпадал, а второй становился на его место. Оставалось лишь передернуть затвор, досылая пулю в ствол.
Будущие стрелки по очереди зарядили и перезарядили винтовку, поцокали языками. Мнения были осторожно-положительными:
- Шестьдесят пуль всего... а недурно.
- Добавь еще: магазины-то винтовочные, такие у нас уже есть.
Второй вариант предусматривал один-единственный магазин, но порядочно длинный - почти девять вершков. Перезарядка выглядела еще более легкой и быстрой: защелкнуть надлежало всего один магазин. Тут тоже все выглядело понятным.
Последняя винтовка-скорострелка вызвала поднятие бровей и хмыкание с оттенком недоверия. Магазин имел вид толстого (в два пальца) железного блина, подсоединяемого к стволу снизу.
- И как с ним... ага, понимаю...
- Сверху нахлобучивать было бы удобнее.
- Ан нет. Снизу-то он целиться не помешает.
- Глянь-ка сюда...
Собственно, описание уже было прочитано, а теперь стрелки убедились воочию: картечница с этим магазином могла единым духом выпустить шестьдесят пуль. А потом блин стоило лишь перевернуть и установить в ту же позицию.
В результате осмотра оценки приобрели положительную окраску:
- А ить не шестьдесят, а все сто двадцать пулек.
- Хитро сделано.
И лишь Желнов высказался скептически с характерным северным произношением:
- Оно, хорошо, конечно, но ружья-то тяжелешеньки. Все три такие. Опять же, коль бьют пульки одна за одной, то отдача, небось, не маленька.
И тут же последовал вывод:
- С рук метко стрелять не выйдет.
Семаков бросил короткий взгляд на матроса и спросил:
- Так что же, братец, ты предлагаешь сделать?
- С опоры стрелять, над-быть. Как я лисицу да волка брал: сидючи в яме, ствол наружу. Чтоб опора у ствола была.
Все трое казаков дружно переглянулись. Общее мнение выразил Неболтай:
- Дело. Только опору лучше бы в виде таких... железных ножек, чтоб на стволе была закреплены. Я от деда Анисима слыхал про крепостные ружья, так у них что-то этакое, похожее. Сошками он их называл.
- Три таких нужны, - добавил Малах, - а то опора неустойчива. Закрепить можно их так...
И дискуссия завертелась. В азарт вошел даже капитан второго ранга. В конце концов конструкцию согласовали.
Практичный Семаков сначала подумал, что за переделку винтовок-скорострелок в судоремонтных мастерских севастопольского порта возьмут намного меньше, чем на родине этого оружия. Но потом пришла мысль, что эти мастерские свободны для доступа кого угодно. Мало того, что сохранение секретности при этом становится проблематичным, если вообще возможным - зайти туда мог и негатор. Пришлось отсылать оружие обратно. Разумеется, в посылку ни пули, ни магазины не включили.
Конечно же, сведения о масштабах ущерба, понесенного союзниками от шторма, представляли немалый интерес для русского командования. В результате есаул Вернигора получил приказ от адмирала Нахимова раздобыть эти сведения. И кому, как не хорунжему Неболтаю и его подчиненным предстояло идти в поиск за пленным. Разумеется, вылазку назначили не в разгар непогоды (тогда точную величину потерь не знали даже командиры союзников, не говоря уж о менее высоких чинах), а позже, когда дождь чуть уменьшился, а ветер из ураганного стал просто очень сильным.
Ирония судьбы состояла в том, что как раз улучшенная бесшумность иноземных пистолей и винтовок оказалась в данном случае не востребованной. Слишком скверной оставалась погода, чтобы кто-то мог услышать негромкие хлопки выстрелов.
С иностранными языками у казаков дело обстояло не слишком хорошо. К тому же допрашивать прямо в поиске было некогда, да и незачем. Пленного без задержки доставили в Севастополь, где им и занялись. Семаков, участвовавший в допросе неудачливого английского офицера, услышал многое.
В результате шторма погибло пятьдесят три корабля союзников, из них двадцать пять транспортов. Армия, осаждающая Севастополь, лишилась большей части зимней одежды. Сильно сократились и без того невеликие запасы пороха. Среди прочих потерпели крушение под Евпаторией два корабля линии: стопушечный 'Генрих IV' и девяностопушечный 'Пеики-Мессерет'.
Командир 'Морского дракона' направлялся к своей квартире, когда навстречу попался Риммер.
Послед надлежащих приветствий иномирский капитан сказал:
- Владимир Николаевич, имею небольшую просьбу.
Капитан второго ранга сохранил на лице всю учтивость, хотя сам факт подобного обращения вполне мог вызвать настороженность:
- Приложу все усилия, чтобы ее выполнить, Риммер Карлович.
- Я хотел бы присутствовать в рубке вашего корабля в ходе сражения. Мне очень интересны применяемые вами тактические приемы.
Командир 'Морского дракона' ответил правду:
- Риммер Карлович, я, повторяю, не имел бы ничего против, но пока что мой корабль сильно занят перевозкой боеприпасов для гранатометов на севастопольских укреплениях. Но коль скоро у нас появится возможность, то всенепременно дам вам знать.
Риммер поклонился. Семаков отдал честь. На этом моряки разошлись каждый своей дорогой. Но про себя российский офицер подумал, что контроль морских коммуникаций может оказаться столь же важным, как и подвоз боеприпасов, а раз так, то стоит обдумать, как это можно совместить.
Вскоре по возвращении пластунов из поиска к хорунжему подошел лейтенант Мешков.
- С просьбою я к тебе, Тихон Андропыч... - начал он. Казак приосанился и в очередной раз отъюстировал усы, хотя они в этом не нуждались.
- ...дело тут такое, понимаешь ли, сын у меня родился...
- Ну так поздравляю, Михал Григорьич! Крестили уже?
- Владимиром. Но вот в чем закавыка: Марья Захаровна сильно Таточке помогла. Хочу в ответ подарок сделать. Что присоветуешь?
- Подарок, говоришь? Хм-м-м... а совет пожалуй, дам. Она высоко ставит зеленые каменья, только прозрачные. Считает их за величайшую ценность. Кольцо с таким самоцветом, даже не обязательно золотое - вот те и подарок. А то, напригляд, подвесочку с ним или обручье[10] .
- Зеленый камень, говоришь?
Князь крепко задумался, потом поднял голову:
- Что ж, Тихон Андропыч, за совет благодарствуй.
- Уж за такое дорого не возьму, - улыбнулся в ответ казак.
Глава 12
На позициях пушек союзников творилось нечто странное.
В течение дня английские или французские орудия вдруг начинали как-то вяло обстреливать Камчатский люнет и редуты. Результаты не впечатляли. Каждый раз после выстрела пушка отпрыгивала назад, и прицеливаться приходилось наново. А дистанция была не из малых. В таких условиях ни о какой точности речи идти не могло.
- Выдохлись басурмане, - начали поговаривать на русских укреплениях. - Как дали им прикурить тогда, так боятся нашенских. Куда уж им!
Не только матросы и унтера, но и многие высшие чины прониклись этой атмосферой. Надобно, однако, заметить, что большинство офицеров не поддались разнеженности. К таким относился хорунжий Неболтай. С друзьями у него случился примерно такой разговор:
- Вот думай, как хочешь, Владим Николаич, а мне муторно внутри. Готовится там что-то.
- И что ж, Тихон Андропыч? Выяснять надо. Не мне тебя учить, как такое проворачивают. Скрасть кого из супротивников, да поспрашивать...
- Эх, Владим Николаич, если бы так-то! Непростое время для лихих дел: земля насквозь промоклая, ходить по ней трудно, бегать и вовсе нельзя, да еще сапоги чавкают - аж на версту слыхать. И слышно еще...
- Что слышно?
- Копают они там. Хорошо копают.
- Нам-то что с того?
- Опасаюсь, что устроят нам родителеву субботу.
- Это еще какую?
- Да каб я знал!
По всему было видно, что опытный казак на этот раз переоценил опасность. День так и прошел спокойно. А ночью прибыли слегка переделанные скорострелки.
Чуть ли не весь следующий день будущие стрелки (присутствовавший на учениях князь Мешков прозвал их 'картечниками') пробовали на мишенях изделия маэрских оружейников.
Скорость перезарядки была одобрена, хотя Неболтай чуть поморщился, увидев, что не так уж быстро удается заменить три расстрелянных магазина сразу. Зато Желнов преисполнился восторженных чувств, увидя, как резво скорострелка оправдывает свое название. Он-то ничего в этом роде раньше не видывал.
Все стрелки дружно издырявили удаленные на четыреста сажен мишени, истратив при этом около сотни пуль на ствол. На поражение следующих мишеней оказались достаточными уже примерно двадцать пуль. Неугомонный хорунжий не преминул лично опробовать новое оружие и заметил, что берется стрелять даже на версту.