Ничто ранее так не било по гордости золотой эльфийки, как этот вопрос.
– Уверена, что на то была причина, – жрица остановилась в изножье кровати, чтобы придумать вероятное объяснение. – Возможно, проницатель сознания…
– Нам известно лишь, что он пришёл к лорду Чёрный Посох, – прервала её Лаэраль. Она посмотрела на Хелбена. – Я не вижу вреда в том, чтобы дать ему знать о твоём присутствии. Говори с ним так, как если бы он очнулся. Расскажи, что произошло.
Первой мыслью Хелбена было, что предложение Лаэраль не сулит ничего, кроме колоссальной потери времени, но он сделал, как она сказала. Лаэраль была единственной, кому он никогда не грубил, то есть, кому он старался не грубить. К тому же, другими методами он мало чего добился. Хелбен пытался переместиться в Шараэдим дюжину раз только для того, чтобы увязнуть по пояс в каком-то зловонном болоте или скользить вниз по склону раскалённой песчаной дюны; он всегда оказывался так далеко от цели, что даже не было видно гор, и уж подавно невозможно было выяснить, что же происходит в Эвереске.
Хелбен взял лорда Имесфора за руку:
– Мой старый друг, дела идут не очень хорошо. По правде сказать, паршивей некуда. Я знаю, ты пришёл сюда в поисках помощи, но сейчас ты должен помочь мне. Похоже, я не могу даже близко подобраться к Эвереске…
– Фай… рим, – слова слетели с губ Имесфора так тихо и невнятно, что Хелбен подумал, будто ему примерещилось.
Ангарад открыла рот от удивления, бросилась к изголовью кровати и заглянула в глаза Имесфора. Его взгляд, казалось, сфокусировался на ней, затем снова стал стеклянным. Хелбен почувствовал, как Лаэраль подталкивает его к эльфу:
– Говори с ним.
Чёрный Посох склонился над старым другом:
– Фай-кто? Что случилось в Эвереске?
Глаза Имесфора снова приобрели осмысленное выражение:
– Файрим!
– Файрим? – повторил Хелбен, и тут его осенило: – Это они так обошлись с тобой?
Раненый покачал головой:
– Не фаэримм… со мной. Иллитид.
– Мы знаем об иллитиде. – Хелбен бросил взгляд на Лаэраль: – Позови.
– Уже, – кивнула та, – Эльминстер прибудет… – её перебило тихое потрескивание заклинания телепорта, – …сейчас.
Принеся с собой смрад курительной трубки, Эльминстер стоял в центре комнаты, моргая и пошатываясь в попытке приспособиться к новой обстановке. Хелбен сдержал раздражение, вызванное столь явной демонстрацией волшебной мощи (ведь Эльминстер был единственным магом на Ториле, кто мог обойти охранные заклинания и переместиться прямо в башню Чёрного Посоха) и жестом привлёк внимание гостя.
– Сюда. Он только что пришёл в сознание.
Звук голоса Хелбена помог волшебнику сориентироваться, и он шагнул к кровати:
– Джервас, ты выглядишь так, будто тебя выплюнул трупный червь.
Лаэраль хлопнула Эльминстера по плечу:
– Повежливей. Лорд Имесфор ещё не настолько пришёл в себя, чтобы воспринимать грубые остроты.
– Я вполне пришёл в себя, чтобы узнать… этот кошмарный запах жароцвета, – раненый попытался сесть на кровати, затем сморщился от боли и сосредоточился на том, чтобы держать глаза открытыми. – Я признателен за то, что ты пришёл, Вонючая Борода.
– А я признателен за то, что ты дожил до моего прихода, – ответил Эльминстер. – Теперь же… Не поведаешь ли ты нам, как же на твоём челе образовалась эта дыра?
– Мы спасались бегством от фаэримма…
– Фаэримма?
Волшебник посмотрел на Хелбена, а тот лишь пожал плечами и сказал:
– Впервые слышу о подобном, но кто бы ещё мог оградить Шараэдим от магии перемещения?
– Мне пришла на ум парочка, любого из которых я бы предпочёл фаэриммам, – хмуро ответил Эльминстер.
В глазах Джерваса появилась ещё большая обеспокоенность:
– Вы не знаете? – он повернулся к Ангарад: – Как подобное возможно?
Жрица отвела взор:
– Это не было моим решением.
– Но ты же из Эвермита? – наседал эльф.
Ангарад кивнула.
– Мне сказали, что это проблема эльфов, – она неуверенно посмотрела на Хелбена и Эльминстера и ближе придвинулась к Имесфору. – Эвереска – наш последний оплот на континенте. Совет Острова опасается, что люди ухватятся за возможность потребовать его себе.
– Что? – Хелбен был так взбешён, что готов был телепортироваться к жрице, чтобы задушить её. Но, по крайней мере, слова эльфийки объясняли нескончаемый поток волшебников и воинов, который струился весь день из подножия башни Чёрного Посоха. Там внизу находились врата, которые обеспечивали эльфам свободный проход между Глубоководьем и Эвермитом; они практически не прекращали работать с тех пор, как Хелбен попросил королеву Амларуиль прислать целителя для лорда Имесфора. – Эвереску заполонили фаэриммы, а твой народ опасается людей?
– Едва ли Эвереску захватили, – возразила Ангарад.
– Это так! – воскликнул Джервас. – Долину пока нет, но наши отряды сметены. – Раненый отвернулся от жрицы, которая стала такой же бледной, как и он сам, и обратился к Хелбену: – Они напали с тыла, и когда мы собрались бежать… об этом и помыслить нельзя. Я бы погиб, если бы не Мелегонт и его люди.
– Мелегонт? – переспросил Хелбен.
– Кроящий тени, один из виновников образования пролома в Стене Шарнов, – пояснил Имесфор. Он посмотрел на Ангарад:
– Уверен, что об этом совет умолчал?
– Мне этого даже не сказали, – опустила голову жрица.
– Возможно, ты будешь так добра и передашь им кое-что от меня, – Эльминстер обошёл кровать и встал между раненым и эльфийкой. – Скажи им, что Совету стоило бы вспомнить, сколько у них друзей есть среди людей, если только они ещё не разогнали всех из-за своей твердолобости!
Глаза Ангарад широко распахнулись:
– Не думаю, что я смогу…
– Ещё как сможешь и даже должна, – волшебник подтолкнул её к выходу. – И поторапливайся, покуда я не обратил тебя в статую!
Лаэраль придержала дверь:
– Тебе стоит поспешить. Ты же знаешь, какими безрассудными и нетерпеливыми мы, люди, можем быть.
Жрица в нерешительности посмотрела на лорда Имесфора, но прежде, чем она успела спросить, чего желает он, в дверь постучали.
– Говори! – приказал Хелбен.
– Милорд Чёрный Посох, – раздался нервный голос молодого Рансфорда, – лорд Пиргейрон желают перемолвиться с вами парой слов касательно необычного числа эльфов в городе.
– Извести лорда, что я навещу его, как только освобожусь.
– Я бы предпочёл обсудить этот вопрос прямо сейчас, Хелбен, – прозвучал низкий голос правителя. Дверь распахнулась, и огромная фигура Пиргейрона Паладинсона пригибаясь под притолокой, втиснулась в комнату:
– Они грозят скупить в городе всех лошадей до последней.
Правитель внимательно осмотрел комнату и задержал взгляд на Эльминстере и лорде Имесфоре, дав таким образом понять, как он относится к тому, что его не известили о подобного рода собрании.
Лаэраль первой пришла в себя и передала Ангарад в руки Рансфорда:
– Проводи арадонессу к эльфийским вратам, Рансфорд, и проследи, чтобы она в них вошла – у неё очень важное сообщение для Эвермита.
Пиргейрон отступил в сторону, пропуская эльфийку, затем сердито уставился на Хелбена:
– Объяснит мне кто-нибудь, что тут, к дьяволам, происходит?
– Превосходная идея, – Эльминстер выудил из воздуха пару стульев и заставил их подлететь к кровати, потом сел на один и похлопал по второму. – Почему бы тебе не присоединиться ко мне, и мы вместе послушаем историю.
Хелбен кивнул, благодарный другу за то, что тот так непринуждённо рассеял напряжённость в комнате:
– Предлагаю начать с самого начала. Лорд Имесфор?
Эльф кивнул и поведал о том, как Галаэрон Нихмеду обнаружил взлом гробницы на границе с Пустыней, как он пленил Валу Торсдоттер с её отрядом, как вскоре после этого появился фаэримм и неожиданно вырвался на свободу. На этом месте рассказчик немного помедлил, собираясь с силами перед тем, как сообщить о гибели своего сына, Луэнгриса, затем он описал безуспешные попытки жителей Эверески добраться до Стены Шарнов и заделать брешь. Джервас закончил повествование на том, что Галаэрон Нихмеду ослушался Старейшин Холма с тем, чтобы спасти его, Имесфора, и Киньона Колбатина, и как Мелегонт Тантул помог им сбежать дорогой тени.
Когда эльф закончил, все в комнате сидели молча, обдумывая услышанное и пытаясь охватить умом то ужасное зло, которое было выпущено на свободу. Наконец Хелбен похлопал друга по руке.
– Эвереска не останется в одиночестве, Джервас, – произнёс Хелбен.
– Я знаю, – кивнул эльф.
– Бессмысленно как-то, – обронил Эльминстер, разглядывая потолок. – Неважно, насколько одарён или небрежен был этот Галаэрон Нихмеду, он не смог бы пробить Стену Шарнов, и уж точно это не была трагическая случайность.
– Что ты хочешь этим сказать? – Хелбен нахмурился, – кроящий тени сделал это намеренно?
– Это больше, нежели несчастный случай, походило бы на правду, не так ли? – заметил Эльминстер. – Ты только подумай: нетерезы были мертвы и не подавали признаков жизни пятнадцать сотен лет…
– За исключением Шейда, – заметил Хелбен. Шейд был древним нетерильским городом, который, по общему мнению, избежал падения Нетерила, переместившись на план тени. – Никто не знает, что случилось с Шейдом, но если кроящий тени является нетерезом…
– Это я и имел в виду, – продолжил Эльминстер. – Будь он хоть единственным выжившим (что делает его архимагом с внушающими ужас силами), хоть изгнанником, жаждущим мести, разве не было бы ему выгодно, превратить фаэриммов в нашу проблему?
Никому не надо было даже спрашивать, за что Мелегонт мог мстить. Нетерезская Империя состояла преимущественно из парящих городов, построенных на срезанных, перевёрнутых и поднятых в небо горных вершинах, которые удерживались в воздухе невероятной силой архимагов империи. Незаметно это расточительное швыряние волшебством разрушило подземный дом всей расы фаэриммов, выживание которых зависело от естественной магии природы. Чтобы спастись, фаэриммы сотворили сильнейшее заклинание, которое высасывало жизнь из нетерезских земель, обращая поля в песчаные дюны, а озёра – в площадки потрескавшейся грязи.
Со временем земля становилась всё менее плодородной, империи трудно было прокормить свой народ, что в конечном счёте повлекло за собой ряд странных войн. Одни сражались, чтобы отвлечь взволнованное население, другие – чтобы захватить оставшиеся клочки плодородной земли. Результатом была нескончаемое наращивание волшебной мощи, кульминацией которого стала сумасшедшая попытка сильнейшего во всей империи архимага, Карсуса, похитить божественность у самой богини магии Мистрил.
К несчастью для всех, Карсусу эта роль оказалась не по силам. Неожиданный наплыв божественных знаний настолько ошеломил его, что он забыл о важнейшей обязанности божества магии – постоянном поддержании Плетения, живой и мистической силы, основы волшебства в Фаэруне. И Плетение начало распускаться.
Чтобы всё исправить, богиня Мистрил была вынуждена пожертвовать собой, временно разорвав связь между Фаэруном и Плетением. Без магии, что поддерживала их в воздухе, города Нетерила рухнули на землю. Карсус погиб, переполненный ужасом от того, что натворил, и упал вниз огромной красной глыбой. Кроме Шейда, что каким-то образом провидел несчастье и ушёл на план тени, остатки империи канули в вечность. К моменту, когда Мистрил смогла переродиться в облике Мистры, новой богини магии, империя уже исчезла.
Все молчали, обдумывая догадку Эльминстера, пока Лаэраль не задала вопрос, который был у всех на уме.
– Даже нетерез – хоть выживший, хоть потомок, – не выпустил бы фаэриммов только ради мести.
К удивлению Хелбена именно Имесфор отрицательно покачал головой:
– Я так не считаю. Этот Мелегонт очень рисковал, спасая меня и Киньона, и он стремился не уничтожить фаэримма, а скорее исправить то, что они вдвоём с Галаэроном натворили.
– А этот Галаэрон? – спросил Хелбен. – Прости, но не скажу, будто это совсем неслыханно, чтобы эльф предавал своих.
– Мне это известно, – ответил Джервас. – Я сам размышлял об этом, но я знал отца и сына дольше века. Хотя семья Нихмеду знатна скорее из-за своего имени, чем из-за могущества или власти, Аобрик настолько уважаем, что вот уже пять десятилетий служит первым клинком в Мечах Эверески.
– Мы сейчас ведём речь о сыне, – вмешался Эльминстер.
– Я понимаю, – сказал Имесфор. – Галаэрона считали высокомерным и упрямым в обеих академиях Магии и Клинка, но он служил на границе Пустыни двадцать лет без единого нарекания. Если бы он был способен на предательство, он бы сделал это давно. Я достаточно долго взвешивал его благонадёжность, прежде чем отправить своего Луэнгриса в его патруль, и даже сейчас виню его не больше, чем любой другой отец на моём месте.
Эльминстер снова посмотрел на раненого:
– Если ты поведаешь мне ещё кое-что, я буду гораздо спокойнее спать этой ночью.
– Постараюсь, – кивнул Джервас.
– Как этот Мелегонт сумел умыкнуть тебя и других из-под самого носа фаэриммов? Они видят магию, как дварфы тепло тела. И каким образом он вывел тебя теневой тропой из Шараэдима, когда ни Хелбен, ни я, ни кто-либо из Избранных не может и шагу ступить за его границы?
Имесфор смог только покачать головой:
– Хотелось бы мне знать.
Хелбена охватило тошнотворное ощущение:
– Тогда мы должны рассмотреть ещё одну возможность. – Он почувствовал руку Лаэраль, мягко скользнувшую в его ладонь, и неожиданно обрадовался её прикосновению. – Когда иллитид атаковал тебя, где был Мелегонт?
Джервас нахмурился:
– Наши пути разошлись. Я сошёл с теневой тропы, чтобы переместиться сюда, а он… – эльф не договорил. – Вот ублюдок!
– Это он послал иллитида за тобой, не так ли? – спросил Эльминстер.
– Не одного, – ответил Имесфор, – нескольких.
ГЛАВА 11
25 Найтала, год Бесструнной Арфы (1371 ЛД)
Даже под одеялом из грозовых туч, плывущих меж горных вершин, и под завывание ветра в ущелье Тысячи Ликов казался скорее музеем, нежели простым перевалом. У входа возвышались два каменных изваяния воинов-великанов – столь искусные, что, казалось, было видно, как их грудные клетки вздымаются и опускаются в такт дыханию. Позади стражей вдоль стен каньона тянулись ещё горельефы, целая каменная деревня великанов. Вот кузнец куёт заготовку топора, вон охотник несёт за ноги пару оленей, там мать наблюдает за борьбой двух сыновей, и сотни других фигур вдалеке, скрытые стонущей вьюгой. Над великанами щебетали скульптуры снежных вьюрков, которые сновали в захватывающем дух лабиринте из ветвей деревьев, и резные ястребы парили в вышине среди горных пиков. Но бехолдеров видно не было, как и каменных великанов – по крайней мере тех, что из плоти и крови.
– Где ты их видел? – прошептал Мелегонт.
Волшебник лежал между Галаэроном и Маликом, внимательно осматривая каньон из-под стелящихся по земле еловых веток. Вала расположилась с другой стороны от эльфа, так близко, что касалась его плеча и бедра.
– Найди хранителя закона, – отозвался Малик. – И посмотри в дверном проёме справа.
Галаэрон принялся изучать скульптуры, пока не отыскал старика-великана со скрижалью в одной руке и кинжалом в другой. Рядом с ним располагался дверной проём с двумя колонами по бокам. Уходя вглубь не больше чем на пару шагов, он заканчивался стеной на том же уровне, что и остальная скульптурная композиция, хитро скрывая настоящий вход под его же изображением. Эффект был настолько потрясающим, что если бы Галаэрон не заметил в тёмном углу несколько пятен, похожих на поблёскивающие глаза, он никогда бы не подумал, что проём настоящий.
Уловив суть искусства великанов, он во второй раз осмотрел стены каньона и сделал несколько открытий. Было ещё два входа – один замаскированный под дверь, а второй – под нишу между парой деревьев; а также полудюжина окон. Почти за каждым поблёскивали глаза бехолдеров.