Примерно через полчаса, вполне насладившись водной стихией, Август выбрался на берег и, вызвав камердинера, устроился в кресле на солнышке, с удовольствием ощущая, как под ласковыми его лучами высыхают кожа и волосы. Утро было чудесным, и все вокруг радовало зрение и слух, но сердце было неспокойно, и он знал почему. Тревога коснулась Августа еще накануне в полдень, и он искренне удивился, полагая, что такая малость, как очередной ходок, перед которым он, разумеется, даже не откроет дверей, не должна была его обеспокоить. Однако волнение не утихало, а, напротив, нарастало по мере того, как настырный этот человек приближался к воротам замка, и, следовательно, Августу давно пора было задуматься над причинами такого отношения к этому вполне заурядному событию.
"Надо бы на него взглянуть, – решил он, вынимая из воздуха уже раскуренную трубку. – Возможно, все дело в том, кто пожаловал ко мне на этот раз".
Появился, сопровождаемый двумя слугами, камердинер. И не успели они втроем завершить не столь уж сложную процедуру облачения его светлости князя Августа в легкий по случаю жары дневной туалет, как на берег озера едва ли не опрометью прибежал его личный куафёр, сопровождаемый непременным малчиком-подмастерьем, и поспешно начал выкладывать из объемистого кожаного несессера на деревянный раскладной столик свои многочисленные принадлежности.
– Прикажете подавать завтрак, ваша светлость? – с вежливым поклоном осведомился мажордом, подошедший сразу же вслед за парикмахером.
– Да, Нестор, благодарю вас, – благосклонно улыбнулся Август. – Я буду завтракать на западной галерее.
Все-таки он сдержал мгновенное желание тут же броситься на стену, чтобы проверить свое предположение. Он был терпелив и сначала позволил куаферу побрить себя и привести в порядок свои длинные золотистые волосы, затем, неторопливо вернулся в замок, в котором не был со вчерашнего вечера, поднялся на западную галерею, уселся за накрытый стол, и только тогда позволил себе отправить прочь толпившихся за о спиной слуг. Осмотрев стол, Август сам наполнил бокал красным вином, пододвинул ближе серебряную вазочку с засахаренными фруктами и достал еще одну зажженную трубку, как если бы устраивался в ложе перед спектаклем, который желал смотреть, не отвлекаясь на пустяки.
"Ну что ж, – сказал он себе, нарочито оттягивая мгновение, которого не могло дождаться растревоженное сердце. – Посмотрим".
Он поднял взгляд. Перед ним лежала цветущая долина, переходившая, затем, в предгорья Западного хребта, и наконец горные массивы самого хребта, увенчанные остроконечными пиками, сверкавшими на солнце белизной вечных снегов.
"Красиво", – кивнул он мысленно и одним мановением руки стер раскинувшийся перед ним ландшафт, открыв окно в постылую реальность.
Теперь Август увидел совсем другой пейзаж. Сразу за стенами замка начиналась мертвая пустыня. Ровная серая с мертвой желтизной равнина простиралась во все стороны насколько хватало глаз, и лишь далеко-далеко на западе глаза Августа были способны различить стены Города, но никаких деталей, разумеется, рассмотреть отсюда не мог даже он. При виде Города что-то дрогнуло в душе, но в следующее мгновение Август перевел взгляд на того, кто вторые сутки упорно шел к нему через дышащие смертельным зноем пески, и ему стало не до Города и не до его обитателей.
"Это несправедливо! – понимал ли он в эту секунду, к кому обращает свои слова? Скорее всего, нет. – Я этого не заслужил".
У него едва хватило воли, чтобы оторвать взгляд от бредущего через Пекло путника и взмахом руки, вернуть на место утраченный было чудный вид на Западный хребет. С минуту Август сидел неподвижно, закрыв глаза и не обращая внимания на продолжавшую дымить трубку. Затем медленно поднял веки, взглянул на стол, неуверенно поднял бокал, отпил немного вина, пыхнул несколько раз трубкой и наконец позвонил в колокольчик, вызывая слуг.
– Я буду в Северной башне, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Проследите, чтобы меня никто не беспокоил. Часа в три по полудни, к воротам придет гонец. Впустите его, накормите и напоите, дайте отдохнуть, и, когда он будет готов к разговору, дайте мне знать и накройте ужин на двоих.
После этого, так и не притронувшись к еде, Август встал из-за накрытого стола и быстрым шагом направился в кабинет, находившийся на самой вершине восьмигранной Северной башни.
2
После мертвого жара пустыни, не позволявшего – хоть головой о камни бейся – создать даже стакана воды, круглый мраморный бассейн, наполненный сладкой прохладной водой, источавшей тонкий аромат цветущих лилий, мог показаться раем на земле. Лиса окунулась в воду с головой, медленно всплыла и в два плавных, ленивых взмаха, достигла края бассейна. Там на серебряном блюде живописным натюрмортом были разложены спелые желтые груши, источающие дивный аромат, едва не лопающиеся от переполняющего их сока персики, и совершенно невероятные вишни, такого размера, цвета и вкуса, какой можно встретить, только в Причерноморье или Средней Азии.
"Бахчисарайский фонтан, прямо-таки, – усмехнулась она мысленно, опуская в рот очередную вишню. – Вот подлец!"
Вылезать из воды не хотелось совершенно, но время – деньги, как говорят на Западе, а в ее случае, время – это, зачастую, кровь, так что тянуть с разговором, раз уж ей первой и пока единственной выпала такая удача, было бы глупо. Лиса все-таки съела еще одну вишню, но после этого решительно вылезла из воды и стала оглядываться в поисках своей одежды.
– Эй! – крикнула она так ничего нигде и не обнаружив. – Эй, кто-нибудь?
– Что желает, ваша милость? – служанка появилась за спиной Лисы настолько бесшумно, что Лиса ее не услышала до тех пор, пока та не заговорила.
– Да, – кивнула Лиса. – Мне нужна моя одежда и, после этого, я буду готова встретиться с господином князем.
– Как будет угодно, вашей милости, – снова поклонилась женщина и, выпрямившись, громко хлопнула в ладоши.
Ее хлопок еще не успел отзвучать в гулком купольном зале с бассейном, как в противоположной стене открылись двустворчатые двери, и из них по направлению к Лисе потянулась довольно длинная процессия молодых женщин, каждая из которых несла на вытянутых руках один какой-нибудь элемент одежды.
"Целая "делегация", – раздраженно подумала Лиса, рассматривая женщин в длинных платьях, идущих к ней плавным церемониальным шагом. Впрочем, раздражение ее возросло многократно, когда она рассмотрела, что именно несли эти служанки, похожие на баронесс.
– Я сказала, – громко произнесла Лиса, поворачиваясь к той служанке, которая пришла первой и осталась стоять за ее спиной. – Я сказала, что мне нужна моя одежда!
– Никак невозможно, – коротко ответила служанка и снова поклонилась.
– Вы будете ужинать с его светлостью, и ваш облик должен соответствовать порядкам, принятым в его доме, – объяснила она сухо через секунду, так и не разогнув при этом спины.
"Сукин сын!"
– Я не умею это носить, – сказала Лиса, рассматривая какие-то шелковые панталоны, которые, судя по всему, должны были доставать ей до колен.
– Это не сложно, ваша милость. "Извращенец!"
3
– Я князь Август, – он был высок и великолепно сложен, и лицо у него было под стать фигуре и роскошному одеянию. Такие лица хорошо смотрятся на золотых монетах, хоть в анфас, хоть в профиль.
– Я князь Август, – сказал он звучным баритоном. – С кем имею честь?
– Рапоза Пратеада, – представилась она, стараясь не думать о том, как выглядит в искристом атласном платье с глубоким декольте и прочих "аристократических" штучках и тряпочках. – Благодарю вас, князь, что согласились меня принять.
– Не за что, – усмехнулся он красивыми точно очерченными губами, в то время как его серые глаза оставались убийственно спокойными.
"Равнодушный ублюдок", – подумала она, уже понимая, что, по-видимому, все зря. Людям с такими глазами глубоко наплевать на все, что непосредственно их не касается, а не касается их почти все.
– Прошу вас, донна Пратеада, – он сделал приглашающий жест в сторону стола и первым шагнул к стулу с высокой спинкой, поставленному у ближайшего к нему конца. Так что Лисе, волей не волей, пришлось пройти довольно большое расстояние, прежде чем она достигла второго такого же стула приготовленного с другой стороны стола, очевидно, именно для нее.
Слуга в синей с золотом ливрее помог ей сесть, а другой подошел сбоку с хрустальным графином, наполненным рубиново красной жидкостью:
– Немного вина, ваша милость?
– Да, спасибо, – кивнула она.
– Не обращайте на них внимания, донна Пратеада, – с улыбкой сказал Август, принимая из рук слуги бокал с вином. – Люди выполняют свою работу, только и всего.
– Я понимаю, – она пригубила вино, которое оказалось выше всяческих похвал и, не выдержав чопорного начала разговора, съязвила: – У вас замечательное вино, князь. Это с ваших виноградников?
– В какой-то мере, – он был совершенно невозмутим. – Что слышно в Городе?
– Смотря, что вас интересует, – вот это уже был разговор. – Бывали там?
– Бывал, – как ни в чем, ни бывало, ответил Август. – Но давно.
– А как давно? Я потому спрашиваю, – объяснила Лиса. – Что не знаю, о чем именно вам рассказывать.
– Лет пятнадцать, я думаю, – спокойно ответил Август, как бы размышляя вслух. – Или что-то в этом роде. Вы уже бывали там в то время?
– Да, – кивнула она. – Я давно в Городе.
– Так, что нового? Или все по-старому?
– И да, и нет, – осторожно ответила Лиса. – В целом, все по-прежнему, только люди еще больше боятся друг друга. Впрочем, кое-кто, по-видимому, хорошо знает, кто есть кто. Этим легче.
– Ну это не новость, – усмехнулся Август. – В Городе, как в Городе, личины, а не люди, маски вместо души, и ложь на каждом шагу.
"А ты, оказывается, философ!"
– Появились новые лица, исчезли старые, – сказала она вслух. – Я думаю, за пятнадцать лет персонажи обновились процентов на семьдесят, впрочем, точных данных у меня, разумеется, нет.
– Люди смертны, – пожал широкими плечами Август. – Бессмертны только боги. Кто из известных людей оставил этот мир?
– Трудно сказать, – теперь пожала плечами Лиса. – Я ведь не знаю, кто вам знаком.
– Нерон? – спросил Август, сделав вид, что не заметил ее дешевой уловки.
– Насколько я знаю, – сказала Лиса. – Нерон был убит в 1993 году в Квебеке.
– Агасфер? – по-видимому, земные даты были известны Августу не хуже, чем ей, как, впрочем, и географические названия.
– Вероятно, умер. Он не приходит уже лет пять, или шесть.
– Конфуций? Аарон? Калигула?
"Его задело, поняла она. – Он их действительно знал".
– Конфуций не приходит уже лет десять, – сказала она. – Но о его судьбе ничего определенного неизвестно. Говорят, он сменил личину. Это возможно?
– Иногда, – коротко ответил Август, но объяснять ничего не стал.
"И бог с тобой", – решила Лиса.
– Аарона убили в восемьдесят девятом, – сказала она.
– Аарона? – удивленно поднял брови Август. – Кто?
– Израильтяне, кто же еще, – горько усмехнулась Лиса, вспоминая так и оставшегося для нее безымянным Аарона. – В декабре восемьдесят девятого, в Тель Авиве.
– Город отстроили? – Август снова был совершенно спокоен.
– Говорят он не сопротивлялся, – осторожно сказала Лиса, которая знала, что называется, из первых рук, как погиб Аарон.
Туарег, который в восемьдесят первом учил ее драться, оказался не случайным свидетелем драмы, разыгравшейся на улице Шенкин в северном Тель Авиве поздним вечером восемнадцатого декабря 1989 года. Аарон назначил ему встречу в кафе, но опоздал, что случалось с ним редко, если случалось вообще. Туарег поужинал и допивал уже вторую чашку кофе, когда на улице появился Аарон. Он шел медленно, как будто просто прогуливался, а не шел на заранее условленную встречу, на которую к тому же уже сильно опаздывал. Где-то на полпути к кафе, в котором сидел Туарег, к Аарону подошел какой-то человек и разнес "королю Израиля" голову, стреляя практически в упор из какого-то крупнокалиберного пистолета. При этом один из сильнейших колдунов мира подпустил убийцу на расстояние вытянутой руки, никак на быстрое – а какое бы быстрое оно ни было! – движение, поднимающего оружие киллера, не отреагировал и защитить себя, кажется, просто не пытался.
– Говорят он не сопротивлялся, – сказала Лиса. – Никто не знает, что там произошло на самом деле, но он убит. Калигула тоже убит. Американцы вычислили его базу в Бразилии, и уложили туда семь крылатых ракет. Он как раз был в Городе, когда это случилось и продержался достаточно, чтобы успеть обо всем рассказать.
– Печально, – но по виду Августа трудно было понять, насколько опечалили его эти известия. – А что с Иаковом?
– Вероятно, умер, – тихо ответила Лиса, для которой Иаков был не просто знакомым человеком.
– Значит, никого из Первых[10] осталось?
– Да, – кивнула Лиса. – И поэтому я пришла к вам.
Но Август ее прямое обращение просто проигнорировал.
– Что происходит на Земле? – спросил он. К еде князь так и не притронулся, как, впрочем, и Лиса. Лишь покуривал трубку и пил вино.
– В каком смысле?
– В прямом. Что в это время происходило на Земле?
– Вы, что…? – но она даже не смогла сформулировать свою мысль до конца, потому что такого не могло быть.
"Он, что, хочет сказать, что не был на Земле пятнадцать лет?"
– Не хотите, не отвечайте, – любезно предложил Август и сделал глоток вина.
"Великие слова".
– Вам про какие страны рассказывать? – обреченно спросила Лиса.
– Не знаю даже, – пожал он плечами. – Европа уже объединилась?
– Да, в девяносто шестом году.
– Вся? – пыхнул трубкой Август.
– Вся, кроме Англии, – Лиса вдруг почувствовала, что у нее пересохло горло, и выпила несколько глотков вина, а потом достала себе дрянную болгарскую сигарету "Шипка" – единственный сорт, который удавался ей без "брака" – и тоже закурила.
– А Англия? – спросил Август, рассматривая ее сигарету с видимым интересом.
– Англия еще в девяностом объединилась с США.
– Забавно, – усмехнулся Август. – Возвращение блудной матери, или я чего-то не понимаю?
– Да уж, – усмехнулась Лиса, вспоминая заголовки газет того времени.
"Это вы, товарищ князь, еще мягко выразились. У нас грубее писали".
– Август, – она ожидала, что он как-нибудь, но отреагирует на то, как она к нему обратилась, однако князь только усмехнулся. На самом деле, поняла она вдруг, ему все равно. – Август, мы в тупике. В сущности, – она замолчала, собираясь с силами, потому что одно дело знать и совсем другое – сказать об этом вслух. – Еще немного, и можно будет считать геноцид свершившимся фактом.
– А может, оно и к лучшему? – тихо ответил Август. – Знаете, как говорят? Нет человека, нет проблемы.
– И вам никого не жаль?
– А людей, какими и мы когда-то были, вам не жаль? И ведь среди них наши с вами родные и близкие.
– Я знаю эту теорию, – покачала она головой. – Но разве нет другого пути?