Абла еще услышит обо мне! На добычу, правда, рассчитывать не приходилось - он же несовершеннолетний, все отец заберет...
Ну и ладно! Зато возлюбленная узнает о его подвигах!
И, словно Всевышний услышал горячие мольбы юноши, случилось невероятное: Антара уловил знакомый звук. За спиной топала и бестолково звенела уздечкой коняга.
- Ты ж моя красавица... - пробормотал бедуин, обернулся и увидел гнедую из-под сбитого стрелой кармата.
Антара всадил копье в землю - чтоб когда в седло сядет, вытащить, - потом ловил поводья, лез ногой в стремя, оступался, прыгал на одной ноге среди трупов, снова лез и наконец закинулся наверх и едва не отбил зебб о высокую луку. В становище-то все больше без седла ездили. Хорошо, что на гнедой седло со стременами, а то как бы он залез на конягу? Никак, никого ж вокруг нет, чтоб на спину подсадить. Живого - точно никого, только дым стелется и мертвецы лежат...
Рами он нагнал - и сразу понял, что дело плохо. Сумеречник с разгону летел на толпу чужих фарисов.
Их было пятеро - кольчужных, без щитов, но с хорошими копьями и при мечах. Копье тут же свистнуло - Рами на скаку пригнулся в седле, Антара - с придушенным воплем - тоже. Над головой пронеслось и во что-то за спиной ударило, кобыла мотала башкой и храпела, древко проскальзывало в мокрой от пота ладони, как бы не выронить копье-то...
А впереди уже орали и звенели - и тут Антару замутило. Рами привстал в стременах и отмахнул изогнутым трофейным мечом. Полетели щепки, брызнуло, фарис заорал, обрубок руки запылил красным, Рами отмахнул снова, и на глазах юноши грудь другого фариса раскрылась темной длинной дырой с белыми полосками ребер.
Антара изо всех сил боролся с тошнотой и страхом, коняга почувствовала его нерешительность и подло поддала задом. Цепляясь на гриву, он увидел...
- Рами!!! Слева-аааа!!!..
Копье выпало из кривой руки Антары - но Рами заметил врага, и занесший дротик налетчик опрокинулся в седле.
Пот заливал лицо, сквозь муть в глазах Антара вдруг с ужасом разглядел - на него! На него едут двое!!! А копье! Копье на земле! Уронил же!
- Аааааа!..
В глаза брызнуло очень горячим, с тяжелым топотом, звеня трензелями, промчалась коняга, Рами заорал:
- Вон отсюда!
Антара раскрыл глаза и увидел фонтан крови из перерубленной шеи, стеклянеющий глазами фарис оползал из седла, второй обменивался звонкими, хищными ударами с кривящимся, оскаленным Рами.
Задыхаясь от отчаяния и страха, юноша выпростался из стремян и полез с кобылы - копье подобрать. Наклоняясь, он визгнул от неожиданности - перед его носом на землю с глухим стуком и звоном кольчуги свалилось безголовое тело. Из косо срезанной шеи торчало белым и хлестало красным.
А по затылку крепко наподдали веревочной подошвой сандалии:
- Я сказал - вон отсюда! Вон, вон! - свои увещевания Рами сопровождал чувствительными пенделями в плечо и в ухо.
- Не пойду-уууу! - выл Антара, бестолково закрываясь ладонями.
Волосы на темечке чувствительно сгребла железная пятерня:
- Антара, я тебя сам убью.
Сглатывая ком ужаса, юноша посмотрел в нечеловеческие глазищи.
- Не пойду, - выдавил. - Что я Абле скажу? Не хочу, чтоб смеялась.
Петерня медленно отпустила.
- Умирай, если хочешь, - бронзовый голос сумеречника обдавал презрением, как зимний дождь холодом.
Подбирая присыпанное пылюкой копье, Антара услышал удаляющийся стук копыт.
- С бабами в шатрах не останусь... - упрямо прошептал он, утер слезы стыда и в отчаянии полез на кобылу.
И снова нагнал Рами - очень быстро.
На окраине становища в прыгающем факельном свете голосили и орали в десяток глоток, в реве заходились дети.
- Антара-аааааа!.. мама-ааааа!..
Ага, это Нуман бежит, все мордашка мокрая от соплей.
- Маму увезли-иии... это не кайсы-ыыыы...
Что это не кайсы, Антара уже понял.
- Связали, во вьюк положили-иии...
На шее Нумана болтался обрывок веревки. К его боку прижимались еще двое - дочка и мальчик тети Сафийи, их тощие шеи спутывал длинный ремень, а на кончике ремня, задирая подбородок, тащился еще и мелкий зареванный Ясир из соседнего шатра. Все четверо ревели, как зарезанные, и размазывали по лицам сопли, слезы и грязь.
- Нуман, хватит плакать, ты мужчина. Развяжи их, - строго сказал Антара с высоты кобылы.
- Отца заарканили, угнали, - всхлипывая, выдавил Ясир, выпрастывая шею из ременной петли. - Маму с сестрой во вьюк запихали. Брата с Ибрагимом за шеи связали и так за конем потащили...
- А нас тоже повязали, а потом бросили, - мрачно добавил Нуман.
Он уже утер сопли и преданно смотрел на Антару:
- Ты спасешь маму и тетю Сафийю?
- Конечно, спасу, - твердо ответил юноша и вскинул в руке копье.
Раздавшийся за спиной строгий окрик заставил Антару съежиться в роскошном чужом седле:
- Ты куда это собрался, о сын рабыни? И откуда у тебя лошадь, а? - рявкнул высоченный, богато одетый старик.
Почтеннейший Рашад, как же без него. Мальчишек как ветром сдуло.
А Рашад пренебрежительно бросил:
- Отец твой сказал - расходиться.
- Но...
- Их больше сотни, дурак. В железе. На хороших конях. Даже если догоним, они нас к тем, кого на сворках ведут, подвяжут. Слезай с коня, Антара, бой окончен.
- Но...
И тут откуда-то справа раздался резкий голос Рами - стрелок закричал, кроя всех трусами и евнухами, ему ответили такие же возмущенные вопли.
- Уйми своего лаонца, - презрительно процедил Рашад. - А то как бы ему бока не намяли. П-подлая приблуда, безродный выродок...
Бормоча ругательства, почтенный господин перекинул через плечо полу бишта и удалился в темноту.
Антара успел вовремя: Рами уже окружила пешая и конная толпа. Разъяренные люди орали, размахивали палками, и сумеречнику явно грозила хорошая трепка. Стрелок сдерживал топчущуюся кобылу, свирепо рычал в ответ и скалился, как каракал над добычей:
- Ублюдки! - кричал он. - Трусливые и подлые ублюдки! Да не будет у вас матери!
- Заткни свой грязный рот, сколопендра! - орали ему в ответ. - Не смей позорить благородных бану суаль!
- Отберите у него коня и оружие! - о, кто-то умный нашелся. - Он приблуда! Хали не должен владеть имуществом!
Сейчас бросятся все скопом, и Рами придется туго - он ведь словом связан. Если навалятся и бить будут, ответить не сможет наш стрелок...
- О благородные сыны племени! - привстав в стременах, рявкнул Антара. - Выслушайте меня!
Рами замолчал на полуслове и вытаращился. Ругань стихла. Только факелы трещали.
- Неужели мы оставим наших товарищей? Неужели отдадим наших жен и сестер чужакам?!
- Заткнись, Антара... - устало протянул кто-то из толпы.
В ответ этому кому-то с треском наподдали по уху:
- Помолчи! Дай стихи послушать!
- Прочитай стихи, Антара! - проорал кто-то сзади.
И Антара вскинул в руке копье и прочел:
Ответом ему стало потрясенное восхищенное молчание - а следом многоголосый, свирепый крик:
- Да благословит тебя Всевышний, Антара! По коням, храбрецы! Отомстим кайсам! По ко-ооня-яяям!!!...
Через несколько мгновений они с Рами остались на пустом истоптанном пятачке земли лицом к лицу. Сумеречник смотрел на юношу совершенно круглыми глазами. Затем выдавил:
- Охренеть...
- Всегда рад спасти твою шкуру, Рами, - церемонно и вежливо ответил бедуин и приложил правую ладонь к груди.
- Я... благодарен, - Рами опустил глаза и очень смутился.
- Поехали, - гордо сказал Антара и тронул кобылу.
- Куда тебе-то ехать?!
Нет, вы подумайте! Он еще не унялся!
И Антара гордо развернулся в седле и сообщил:
- Навстречу славе. Навстречу славе и бессмертию в песнях, Рами.
На этот раз он поехал вперед, не оборачиваясь.
Несмотря на глухое ворчание, в котором Антара явственно разбирал не очень добрые о себе отзывы.
Когда они нагнали разбойников, юноша понял, что Рами был прав. Кругом прав.
Не стоило ему ехать.
Скакавшие впереди с ревом и звоном сшиблись с фарисами. Оглушающе злобные, пронзительные крики сумеречника слышались издалека. Ему вторили остальные - радостными возгласами и воплями. Ну да, у нас в становище никто так рубиться не умеет, это точно.
Среди каменных стен сухого русла метались крики, звон и ржание, эхо путало слух, на закидывающей колени лошади Антара изо всех сил держался в седле и страшно боялся упасть под копыта.
Над головой и по сторонам орали, скрежетало и звенело железо - словно кругом враги, и юноша судорожно оглядывался - нет, нет, вот, свои, свои, свои.
Свирепый клич накатил волной - и Антара не сдержал пуганого вопля.
На них бежали пешие фарисы с копьями!
Отчаянный визг лошади сказал все - убили кобылу, прямо под ним убили. Заваливаясь, Антара счастливо упал под брошенное копье, над ним мелькнула булава, он подставил древко, хрустнуло, фарис рухнул с пробитой стрелой шеей.
Кобыла упала на бок и визжала, взбрасывая копыта. Из пропоротого копьем брюха текло и вываливалось склизкое и извитое.
Горло бедняжке Антара перерезал джамбией мертвого фариса. Вокруг стало как-то пусто. Впереди в горловине вади стояла сплошная пылюка, закрывающая скудное рассветное небо. Там грохотали и вопили.
А Антара стоял над мертвой, огромной какой-то кобылой и смотрел на пыль, которая оседала на блестящий лошадиный глаз.
- Аааа... - послышался слабый стон. - Аааа...
Знакомый голос. Заглянув за лежавший поперек чьего-то тела труп, Антара увидел Муфида. Точно, он вторым ехал на соседней лошади, точно.
Из груди Муфида торчала длинная толстая стрела с ярко-зеленым оперением. Отваливая тяжеленный из-за доспеха труп фариса, Антара ее потревожил, раненый захрипел. На губах выступили кровавые пузыри.
Муфид скосил большие, запавшие глаза:
- Я ведь не умру? - прошептал.
Антара сглотнул, сел рядом и взял его за руку. Кругом лежали мертвые люди и лошади.
- Я ведь не умру? - опять пузыри на губах.
- Нет, - тихо ответил он. - Конечно, не умрешь.
Стрела покачнулась, Муфид захрипел.
- Ты тихонько лежи, - еще тише посоветовал Антара, пожимая холодеющую ладонь.
Муфид подергался и затих. Розовый пузырь лопнул на губах. На широко раскрытые глаза сеялась тонкая пыль.
- Бессмертие, говоришь?
Антара сглотнул и не сразу обернулся.
Рами стоял, устало опустив взлохмаченную голову. Лицо покрывала корка грязи и крови. Рядом стояла такая же понурая, с облипшей кровью гривой, серая кобыла.
- Заверни его в бурнус, клади на седло, - тихо сказал сумеречник. - Копье оставь. Не бери.
Антара медленно кивнул и отпустил ладонь Муфида.
Авад ибн Бассам прищурился в восходящее, слепящее белым солнце.
- Видишь кого?
- Нет, отец, - жалобно отозвался Нуман.
Младшенький все еще дрожал и таращился в колышущийся усохшей травой горизонт. Обхватив себя за плечи, мальчик трясся на холодном утреннем ветру и не мог оторвать глаз от пустыни - а вдруг опять попрут. Нуман стоял на невысоком взлобье - оттуда лучше наблюдать за окрестностями.
Сколько людей ускакало вслед за Антарой, шейх так и не понял. Пока, во всяком случае.
Со вздохом Авад ибн Бассам посмотрел на уложенные рядами тела - кого-то прикрыли обрезком ковра, кого-то - чужаков большей частью - нет, и оскаленные, застывшие в крике лица безжалостно высвечивало солнце. В каменистую промоину на задах становища стаскивали труп за трупом - мужчин, женщин, детей. Кто-то орал: мол, врагов нужно бросить на съедение волкам и шакалам, но ибн Бассам воспротивился. Теперь нет ни врагов, ни своих - есть только мертвые тела, нуждающиеся в человеческом погребении. Так он сказал. Такова была мудрость, завещанная ему отцом: не отступай от заповедей людей, и всегда отдай человеку человеческое.
Ибн Бассам старался не смотреть вправо. Между длинными ковровыми свертками - слева Хайфа, справа веселушка-хохотушка Суха, лежал сверток покороче. Над ним, раскачиваясь взад-вперед и тихо подвывая, сидела Фиряль. Покрывало сползло, открывая тронутые сединой волосы. Незаплетенные пряди трепал равномерно свистящий ветер.
Авад отвернулся. Он сам нарек малыша - Омейр, долгожитель. А мальчик и седьмой весны не увидел - вон как судьба распорядилась. У Фиряль уже половины зубов не было - понятное дело, старшей жене было уже далеко за тридцать - и сына она рожала тяжело, долго потом в горячке лежала. Авад думал уж еще одну жену сватать - но нет, крепко сбитая, сильная Фиряль выжила. Даже грудью сына откормила. Но и он, и жена знали - больше у них детей не будет. Куда уж, скоро совсем старухой станет.
Сморгнув - не хватало еще слезу пустить - Авад вздохнул. Начертал калам, как судил Всевышний, что тут говорить. Жалко мальчика, смышленый был. А жену молодую взять придется, это теперь дело решенное.
- Видишь кого?
- Н-нет, отец, - стуча зубами, отозвался Нуман.
И стал судорожно запахивать великоватый, с плеча Антары, бурнус.
Сверху, шурша щебенкой, стащили еще два трупа. Оба из нападавших.
- Это не кайсы.
Авад аж вздрогнул - до того тихо подошел старый Рашад.
- Ты воистину прав, о шейх, - почтительно отозвался он.
- Это фарисы. И на всех - один и тот же знак.
Старик медленно погладил пятнистой от возраста рукой бороду. Про знак они говорить не стали - чтобы не приваживать зла. Да и что тут было говорить - все и так ясно.
Разорив Ятриб, карматы взяли такую добычу, что им не хватило верблюдов - золото вывезти. Они ободрали золотые пластины с купола Джума-масджид, выломали золотые решетки в махсуре - рассказывали, что трофеи заставили нести самых знатных пленников из числа хашимитов, потомков Али, мир ему. На награбленное в Ятрибе золото карматы могли нанять и вооружить хоть тыщу фарисов. И натравить их на кого угодно.
- Многих не хватает, - так же тихо продолжил старик.
Ибн Бассам лишь низко наклонил голову - знаю, мол.
Народу фарисы переловили видимо-невидимо. Детей, правда, в последний момент бросили, не стали связывать и на верблюдов грузить. И быстро погнали всех на восток, к землям племени мутайр. Про мутайр говорили, что они давно и прочно в союзе с карматами. Впрочем, то же самое говорили и про руала.
А сумеречник с Антарой подбили пару десятков самых отчаянных голов - в основном тех, кто лошадью во время боя разжился, - поскакать за ними. Отбивать пленных.
Авад этот план не одобрил - хотя фарисы угнали и мать Нумана. Он не любил ввязываться в безнадежные предприятия. А два десятка сорви-голов против сотен хорошо вооруженных головорезов - это дичь, глупость и верная смерть. Женщин всегда можно прикупить, они еще детей нарожают. Тем более, впереди зима, да еще после такого бесплодного страшного лета. Колодцы вдоль старой каваранной дороги пересыхают один за другим, и кто знает, может, халифским наместникам и их гвардейцам снова взбредет в голову обвинить во всем бедуинов. И придется опять отдавать все до последней козы, да еще и детей впридачу. Так что если Всевышний судил кому-то погибнуть или попасть в рабство к карматам - значит, но то воля Всевышнего. А в племени и без того достаточно голодных ртов.