Я услышала тихое рычание.
«Твои волосы выбились, Лили», — сказала Тиа.
— Волосы? — я нащупала ослабившуюся резинку. Я забросила волосы через плечо. — Эм, спасибо? — со смятением сказала я. — Но это было не в тему.
«Я к тому, глупая девчонка, что мы не поднимали твою руку. Это сделала ты. И ты говоришь».
— Я? — я подняла пальцы, коснулась лица и губ. — Да! Я управляю собой! Это я!
«Да. Ты снова управляешь телом. Интересно, что стало причиной».
— Разве это важно? — спросила я Тию.
«Да, потому что, если ты снова уйдешь на фон, нам нужно знать, как это исправить».
«Разве не очевидно? Это был Амон», — сказала Эшли с мечтательной ноткой.
— Амон? — повторила я, хмурясь. — Ты о мумии?
«Он мумия только в царстве смертных», — объяснила Эшли.
— Все равно не вижу, как он с этим связан.
«Лили, — сказала Тиа. — Он был солнцем».
— Солнцем? — значит, мужчина в солнечном свете мне не померещился? Я сглотнула, вспомнив объятия. — То есть, это было на самом деле?
«Да. Вы связаны во снах», — объяснила Тиа.
— Ясно.
Но ясно не было. Не совсем. Я не хотела это понимать. Они говорили мне, что у меня были с ним отношения, но я ничего не помнила. Не в моем стиле было отдавать все ради мужчины. Я была очень привередливой касательно мужчин. Мой список, который я хранила в голове, отметал любого парня, который пытался поговорить со мной. Большая часть парней из старшей школы не отвечала даже пяти основным требованиям, куда там до полного списка. Так что я не понимала, как могла выбрать мумию. Нужно было добавить еще один пункт в список. Живой. Не думала, что мне нужно будет добавлять такое.
— Что ж, поговорили содержательно, — сказала я Тие и Эшли. — Мы хорошо поработали. Давайте, продолжим утром и оценим прогресс?
«Почему она так говорит?» — спросила Эшли у Тии.
Львица тихо зарычала.
«Она пытается заглушить нас».
«О, ладно. Тогда спокойной ночи, девчата».
«Хороших снов, фея, — сказала Тиа. Я почти чувствовала, как она свернулась в моем сознании, как смотрит на меня сияющими глазами, покачивая хвостом. — Спокойной ночи, Лили».
— Спокойной, — я устроилась удобнее, укутала ноги. Пошевелив пальцами ног, чтобы проверить, что я могу это, я закрыла глаза и уснула без снов.
* * *
К моему ужасу, Тиа и Эшли решили полениться следующим утром. Я потянулась и насладилась душем, радуясь тому, что управляю я, но позже, когда я попросила Эшли заняться моими волосами, она просто ответила:
«Нет, спасибо», — и хотя я знала, что ей это нравилось, она упрямо отказывалась.
Тиа поступила так же, когда нужно было доить Босси. Я пыталась пробудить ее, разгоняя котов. Они жалобно мяукали и терлись о мои ноги. А потом они начали нападать на ногу Босси, пока корова не замычала. Коты разбежались к тюкам сена. Тиа не была рада, но молчала. Вскоре я перестала ощущать и ее недовольство.
— Не знаю, что вы задумали, — проворчала я, неся ведро молока в дом. — Я думала, вы хотели научить меня, каково быть на заднем сидении, — они не ответили. — О, вам виднее.
Я опустилась на стул за маленьким столом на кухне, смотрела, как бабушка готовит завтрак. Я улыбнулась. Она будет рада узнать, что я стала собой. Ну… почти.
Бабушка поставила передо мной большую стопку оладий с голубикой и свежим сливочным маслом, а еще бутылку кленового сиропа, а потом отвернулась к сковороде.
— Думаю, я буду только яйцо всмятку и чай, — бодро сказала я.
Бабушка застыла с лопаткой в руке, а потом повернулась ко мне.
— Лили-лапушка? — осторожно сказала она.
Я кивнула, мой смех стал сдавленным, когда она обняла меня и крепко сжала.
— Как ты? — она убрала волосы с моего лица и посмотрела мне в глаза.
— Не знаю точно. Думаю, как после похищения.
Я чувствовала, что Тиа и Эшли недовольны, но мне было все равно.
— Эм, другие девочки с тобой? — спросила бабушка.
— Да. Они еще здесь.
Бабушка кивнула с серьезным видом. Ее глаза блестели, но я не знала, от радости или печали. Она взяла меня за подбородок и разглядывала лицо.
— У тебя круги под глазами. И, несмотря на старания Тии, ты выглядишь так, словно похудела. Ты уже худая. А теперь кожа натянулась на костях так, словно ты месяц голодала в яме. Мне это не нравится. Хассан? — позвала она.
Он прибежал в комнату, вытирая волосы полотенцем.
— Что такое, Мельда? — спросил он.
Я уставилась на него.
— Кто вам позволил называть ее по имени? — возмутилась я.
— Попрошу быть вежливее с нашим гостем, — сказала бабушка. — Вообще-то я ему разрешила. И причина — не твое дело.
— Лили? — он шагнул вперед и заглянул в мои глаза, словно был врачом, а не египтологом. — Как это произошло?
Я не слушала его и повернулась к бабушке, указав на него большим пальцем.
— Он тебе нравится? — возмущалась я. — Не думаешь, что так ты предаешь дедушку?
Хассан густо покраснел, что было сложно, учитывая его загорелую кожу. Красный цвет растекся по его шее, пропал за воротником рубашки. Он залепетал:
— Я… мы… Прошу прощения за все, что нарушил.
— Не смей извиняться, — сказала ему бабушка. — Ты не сделал ничего неправильно. Лиллиана, я тебе удивляюсь. Ты лучше всех знаешь, как сильно я любила — и еще люблю — твоего дедушку. Хассан был мне хорошим другом эти недели. Это не значит, что мы собираемся жить вместе. Даже если и собирались бы, я бы хотела, чтобы ты уважала мой выбор, или хотя бы сдержанно выражала свое мнение по теме. Я жду от тебя лучшего поведения, даже если твоя жизнь сейчас в полном беспорядке. Ты меня поняла, юная леди?
Я посмотрела на ее строгое лицо и кивнула, чувствуя себя отруганной. Даже Тиа и Эшли присмирели от ее лекции.
— Да, мэм, — сказала я.
Гранит в ее глазах смягчился до привычного василькового цвета. Она улыбнулась.
— Вот это моя девочка. Я рада, что ты вернулась. Хассан? Лучше принеси записи, над которыми мы работали прошлым вечером. Знаю, ты не любишь компьютеры, но я думаю, что нужно все организовать, чтобы было проще искать. Принесешь и мой ноутбук? — она повернулась ко мне. — Завтракай, юная леди, а потом нас ждут дела.
Хассан ушел, я скрестила руки на груди.
— Я не хочу этого, бабушка. И вряд ли смогу.
— Если у кого и есть силы, то это у тебя. И не смей думать, что не сможешь. Вера — половина боя.
Взяв ее за руку, я сжала пальцы и тихо пробормотала:
— Мне страшно.
Она сжала мою руку и погладила волосы другой рукой.
— Конечно. Было бы глупо не бояться. А моя внучка не глупая, — бабушка вздохнула. — Пусть страх поможет тебе, смягчит грубые углы. Отдайся ему, пусть течет по твоим венам, конечностям, а потом отгони его. Скажи, что его яд на тебя больше не действует. Страх напоминает нависшую волну, но она всегда разбивается о камни решимости. Ты справишься, Лили-лапушка, и ты станешь лучше.
Бабушка прижала палец под моим подбородком и подняла мою голову, чтобы посмотреть на меня. Я сглотнула и глубоко вдохнула.
— Ладно, — сказала я, наконец.
— Вот и славно, — ответила бабушка. — А теперь, пока мы ничего не попробовали, тебе нужно стать здоровее. Хассан? — она обратилась к вернувшемуся археологу. — Что мы можем сделать? Больше отдыха? Кормить ее?
Он потер подбородок.
— Я подозреваю, что тело Лили увядало, пока ее разум был скрыт. Тело не может существовать без разума.
— Но в моем теле три разума, так какая разница?
— Это важно, ведь это твое тело. Оно знает, что Тиа и Эшли не были в нем изначально. Ты вернулась к власти, и, даже если память не восстановилась, результат скоро станет положительным.
— Но мы все еще сильны и можем делать то, что требуется от сфинкса.
— Да. Но ты не будешь сфинксом. Ты больше, чем это. Чтобы тебе обрести всю силу, нужно принять то, какой ты стала. Нужно принять имя Уасрет и все, что оно с собой несет.
Я не двигалась. Сладкий запах свежесрезанных цветов на столе щекотал нос. Мутный рассвет уступил золотому солнцу, подмигнувшему мне из-за подоконника, согревшего руку лучами. Я воспринимала все. Надежду во взгляде бабушки, мозаику плитки на стене, воздух, движущийся в моих легких, мысли двух девушек, поселившихся в моей голове.
В один миг я была Лили, девушкой в невозможной ситуации, что была опаснее всех историй, что я читала. А в следующий я была чем-то совсем другим. Я вдохнула, нежно притянула к себе два сознания. Они окружили мой разум идеями и мыслями, надеждами и мечтами, пока мы не стали едины. Мы стали Уасрет.
— Начнем? — сказала я голосом, что был старым, как космос, сильным, как новорожденная звезда.
4
Львицы, адские гончие и единороги… Ого!
Раздалось скуление, цокнули когти о плитку на полу. Появилась адская гончая. Он ответил мне, шипя, с дрожащей челюстью:
— Богиня, — возмутился он, источая ненависть переменчивым телом. — Чего изволите?
— Где сыновья Египта?
— Они изолированы в загробном мире. По крайней мере, должны быть.
— Что значит — должны? Расскажи нам, что знаешь.
— Я многое знаю. Вам нужно… уточнить, — он захрипел и рассмеялся. Звук был пугающим, бабушка отпрянула, и он щелкнул пастью в ее сторону.
Я сузила глаза и смело шагнула ближе. Почти безграничная сила наполняла меня. Я была львицей и фейри, человеком и богиней, и мне нельзя было перечить. Я схватила гончую за ухо и потянула к себе. Он удивленно завопил, голова превратилась в дым, отодвинулась и снова обрела форму. Его хвост оказался между лап, и я склонила голову, ухмыляясь.
Я была против гончей, но в то же время это была не совсем я. Каждая часть меня была связана с каждой частью Тии и Эшли. У меня был полный доступ к хищной натуре Тии, как и к уникальному взгляду на все Эшли. Но было что-то еще или кто-то еще. Нас не было трое. Нас было… четверо. Мы открыли дверь, и кто-то вошел. Мы двигали рукой, задавали вопросы и добывали информацию как единое целое, но я ощущала, как хрупка эта связь.
Слова я, мы и наше потеряли значение. Я была Уасрет. Мы были Уасрет, связанные так, что об отделении друг от друга — нет, от нее — было больно даже думать. Каждая из нас давала то, что делало нас уникальной, но мы были скованы в невозможном треугольнике силы, создали мост и не могли понять, где кончается одна из нас и начинается другая. Было четкое ощущение, что мы теперь… другие. Мы стали чем-то новым. Сейчас мы были бесстрашными. Мы могли все, могли быть всем, но я ощущала, что кусочка не хватает. Часть меня, Лили, оставалась темной.
— Предлагаю рассказать нам то, что мы хотим слышать, — потребовала я голосом, похожим на грозу. — Иначе твоя богиня сделает что-то… неприятное.
— Нет ничего неприятнее преисподней.
Я улыбнулась и опустилась, стул сам придвинулся, шумя по плитке, пока не оказался подо мной. Словно присутствие адской гончей меня не пугало, я закинула ногу на ногу, покачивала ногой в ботинке, а потом взяла со стола нож для масла. Я смело крутила им между пальцев, перебрасывала из ладони в ладонь, замахивалась на гончую, словно это оружие было самым острым.
— Я сама была в преисподней какое-то время, так что смогу придумать.
Я потерла большим пальцем ребро ножа.
— Знаешь, даже самое тупое оружие может убить, — сказала я. — Только уйдет больше времени.
Адская гончая отпрянула на шаг.
— Вам меня не запугать, богиня.
— Разве? — я опустила обе ноги на пол и склонилась, глядя в глаза гончей. Сначала он застыл, как загипнотизированный, а потом хищник во мне узнал признаки подчинения. Адская гончая немного опустила голову, переминалась, словно хотела сбежать. Он оскалил клыки, сморщил нос, словно преклонение мне ему не нравилось.
А потом нашей общей силой мы потянулись сознанием вперед и проникли за грязно-коричневые глаза, за колючий мех и кожу, натянутую от гнева. Мы пробрались в разум зверя, это поражало и пугало.
— Теперь напуган? — осведомилась я.
Ему не нужно было отвечать, я чувствовала, как он сжался от ужаса, что он был так захвачен. Даже его бывшая госпожа не могла вырывать мысли из его головы.
«Ты расскажешь мне», — приказала я в его разуме.
В этот раз я забирала, а не просила. Я прорывалась сквозь его воспоминания в поисках нужной информации. Гончая заскулила и упала на плитку, вяло царапая ее. Когда я нашла нужное, я отступила, вернула силу в себя и предупредила жалкое существо, сжавшееся передо мной:
— Гнев убивает тех глупцов, что действуют во имя него. Предлагаю поискать тебе новое занятие, грязный зверь, — я ткнула его бок ботинком, но не в полную силу. — Прочь с моих глаз.
Гончая пропала, и я, торжествуя, повернулась к бабушке и Хассану, но нахмурилась, увидев открытый страх в их глазах. Он гудел вокруг и между нами, как цикады.
Человек во мне устыдился наших действий, и хрупкая хватка на нашей силе разбилась. Тут же сила Уасрет покинула нас, и мы разделились, стали тремя личностями, но в одном теле. Я чувствовала себя опустошенной, ноги и руки дрожали, словно я была наркоманом без дозы. Отпускать силу не было сознательным решением. Это удивило всех нас. Словно порвалась резинка. То, кем мы были, ушло. Честно говоря, я была рада, что снова была собой. Я села на стул, пальцы подрагивали.
— Он ушел, — сказала я бабушке. — Не нужно его бояться.
— Я боюсь не его, Лили-лапушка. А тебя.
Я нахмурилась и потерла пульсирующие виски.
— Мы сделали то, что от нас хотели.
— Нет. Мы не хотели этого. Только не этого, — бабушка подошла ко мне и обхватила мое лицо руками. — Девочки, послушайте меня. Никогда, никогда не забывайте оставаться на борту. Как только вы решите, что можете бороздить океан сами, вы проиграете. Вы чуть не утонули только что.
«Что она имеет в виду?» — спросила Тиа.
— Она имеет в виду, что мы перестарались, — сказала я с пересохшим горлом, объясняя слова бабушки.
«Наверное, так ощущается похмелье», — подумала я.
«Что это такое?» — спросила Тиа.
«Это боль, что приходит, когда выпьешь слишком много дьявольского напитка, — объяснила Эшли. — Мне приходилось спасать от этого папу каждое воскресное утро».
«У нас не было такой боли, когда мы использовали силы против Пожирательницы, — сказала Тиа. — Так почему она есть теперь?».
«Не знаю, — ответила я. — Может, это связано с потерей моей памяти».
Я повернулась к Хассану и сказала:
— Простите, что напугала. Я… мы не управляли ситуацией.
«Или слишком старались управлять», — добавила Эшли.
Хассан задумчиво кивнул.
— Вы обладаете большой силой. Может, потому вам нужны сыновья Египта.
— Почему вы это говорите? — спросила я.
— Я считаю, что они могут помочь вам… направить силу правильно. У них есть опыт. Особенно, у Амона, у которого есть Глаз, — он коснулся моей руки. — Может, ты не помнишь, Лили, но я какое-то время хранил Глаз, и его влияние… неописуемо. Если бы я пробыл с ним дольше, я сошел бы с ума. Может, с этой силой такая же ситуация.
— И вы думаете, что мумия, то есть, Амон, может направлять нас как Уасрет? — спросила я, грызя ноготь.
— Я в это верю.
— Хорошо, что я отработала призыв на гончей. Хотя от этого болит голова и во рту ужасный вкус. Не хотелось бы такого и с сыновьями Египта.
— Опиши симптомы, — сказал Хассан с интересом, взяв листок бумаги.
— Позже, Оскар, — сказала бабушка, она искала в шкафчике на кухне аспирин. — Так тот зверь сказал тебе, где Амон?
Я покачала головой.
— Я знаю только, что их пока что не нашли. Братья как-то смогли не попасться Сетху, хотя он послал в загробный мир шпионов-шабти на поиски. Гончая не сказала, что Сетх собирается освободить демонов преисподней и использовать их и Пожирательницу для нападения на загробный мир после того, как Гелиополис падет.
— Боги проигрывают? — спросил Хассан. Его ручка стучала по столу.
Кривясь, я выпила аспирин и кивнула.
— Боюсь, это выглядит так. По крайней мере, с точки зрения зверя.
— Тогда нужно спешить, — сказал Хассан. — Нужно добраться до тел сыновей Египта и призвать их раньше, чем Сетх найдет их в загробном мире и отменит. Анубис говорил, что они нужны в последнем сражении. Я бы хотел, чтобы у вас было больше времени на подготовку, но ситуация требует…