— Я полагаю, ваше высочество всё это, несомненно, учли… — методично продолжал генерал.
Принц-претендент жалобно молчал.
— … но возможно вы позволите нам сделать некоторые предложения, каковые в случае их уместности, конечно, могут быть добавлены к вашему, несомненно, исключительно талантливому плану?
В глазах Дидерика проступило выражение человека вдруг увидевшего спасательный круг.
— Конечно. Я более чем уверен, что столь опытные полководцы смогут внести дельные предложения!
Он облегчённо выдохнул. Военачальники как по команде снисходительно заулыбались. Принц-претендент выучил свой первый урок.
— "Не стоит лезть туда, в чём ничего не понимаешь", — подумал он, — "то, что тебе оказали доверие, ещё не означает, что вместе с ним ты заодно обрёл и гениальность".
Он убрал лежавший перед ним свиток и больше ничего не говорил, только внимательно слушал и учился.
Джина вела дневник. Вообще-то она считала это не слишком уместным в её возрасте и к тому же весьма дорогостоящим занятием, но так и не смогла избавиться от привычки время от времени записывать что-нибудь важное или просто интересное. Вот и сейчас она задумчиво сидела над переплетённой в кожу старой тетрадью с пером в руках.
— Вчера они выступили, — записала она, — Дидерик обещал, что всё закончится уже к зиме. Они пойдут сначала на запад, к границам Арнии, а оттуда повернут на север в Удолье. Это единственный путь…
Она положила перо и взглянула в окно. Оно было распахнуто и снаружи тянуло ночной прохладой. Несмотря на раннюю осень, ночи были ещё тёплыми. Комната располагалась на первом этаже и сразу за окнами кудрявилась аккуратно подстриженная живая изгородь. Она была не очень высокой и почти не мешала при необходимости использовать эти окна в качестве дополнительного входа или выхода.
Уже стемнело и на улице всё погрузилось в синеватый полумрак. Джина подошла к окну и запахнула тонкие шторы. В саду ей послышался какой-то шорох. Она насторожилась. Донёсшиеся вскоре звуки свидетельствовали о том, что кто-то из местных котов предпринял активные меры к завоеванию дамы сердца. Меры были довольно громкими…
Джина расправила шторы и вернулась к столу.
— К сожалению, насколько мне известно, дворянство Арнии и Удолья во многом симпатизирует Лизандию. Но я надеюсь, что Дидерик сможет произвести на них благоприятное впечатление…
Увлеченный исполнением серенады кот, на минуту прервался, чтобы изучить отделившуюся от стены тень. Та почти бесшумно (это она сама так считала, а вот кот был решительно иного мнения) пересекла газон и прильнула к стене, почти незаметная среди вившегося по кирпичной кладке плюща. В итоге кот счёл тень не заслуживающей внимания и продолжил свои музыкальные этюды.
В комнате женщина окунула перо в чернильницу и написала ещё несколько строк.
— Марко убеждал меня, что до серьёзной войны дело не дойдёт. По его словам это вроде игры в карты. Каждая из сторон рассчитывает больше на слабость другой, чем на собственные силы. Победа, как считает Марко, достанется тому, у кого нервы крепче. Я не уверена, что он сам в это верит, но надеюсь, что всё обойдётся. Гражданская война — это страшно…
Тень выскользнула из зарослей плюща и беззвучно перетекла к возвышавшемуся во дворе фонтану. Отсюда был ясно виден тёмный силуэт Джинноры. С улицы тонкие шторы не столько что-то прятали, сколько отсекали детали, оставляя чёткую суть предметов. Укрывшаяся за фонтаном тень внимательно следила за происходящим в комнате.
Перо размеренно скрипело по бумаге.
— … я стараюсь верить, что Дидерику не придётся действительно сражаться за трон. Здесь, на востоке Южных Земель, люди обижены на Лизандия за то, что тот не старается нам помочь. По слухам Империя даже не объявила войны Царю Царей. В столице всё ещё идут переговоры. А из Серениссы сообщают, что корабли Шиамшара пытались штурмовать крепости у входа в пролив. Если им удастся захватить эти укрепления и поднять заградительную цепь, вражеский флот сможет войти в лагуну и атаковать город. Я понимаю, что неправильно этому радоваться, но я безумно счастлива, что не осталась там…
Тень возле фонтана достала небольшой продолговатый свёрток и развернула тряпицу. Внутри оказался небольшой узкий кинжал в ножнах, крепко примотанных к рукояти шнурком. Неизвестный снял чёрную кожаную перчатку и аккуратно развязал шнурок. Затем опять надел перчатку и обнажил кинжал. Клинок блеснул в лунном свете лёгкой глянцевой желтизной. Как будто металл был покрыт очень тонким слоем какой-то, похожей на воск, субстанции.
— …я даже предложила Марко присоединиться к ним, но они с Дидериком настояли, чтобы мы с Виценцием Орелием оставались здесь, в безопасности…
Тень огляделась и крадучись двинулась через сад к освещённому окну. Кинжал едва заметно поблескивал, укрытый чёрным плащом.
Джина внимательно осмотрела заполненную мелким аккуратным почерком страницу. В конце концов, если не с кем поговорить, всегда можно доверить свои опасения бумаге… С той стороны шторы донёсся непонятный шум.
— "Какой темпераментный кот", — подумала она.
Шум немного усилился.
Женщина побледнела, бросила испуганный взгляд в направлении детской, и на всякий случай взяла в руку нож для бумаг.
За окном резко зашуршали кусты, и наступила тишина. Она привстала из-за стола, внимательно глядя на неподвижные шторы. Медленно и бесшумно подошла и резким движением отдёрнула их в сторону…
— Ах, это вы, синьор Катталья…
— Вот… решил немного прогуляться, донна графиня.
Он тяжело дышал, как будто только что бежал или прыгал и совершенно неестественно улыбался, пряча за спиной правую руку.
— Уже поздно…
— Да, ваше сиятель… высочество… полночь как раз миновала…
— Спокойной ночи, синьор Эниго…
— И вам… спокойной, госпожа…
Она нерешительно запахнула шторы, положила нож для бумаг, забрала дневник и ушла в глубь дома, пробормотав про себя.
— Экий он… проказник…
Синьор Катталья ещё некоторое время улыбался тупо глядя в задёрнутые шторы, потом на его лице проступила гримаса боли. Он опустил правую руку и посмотрел вниз, на что-то лежавшее на земле среди помятой живой изгороди. Кусты скрывали детали, но прямо под самым окном из зарослей торчала пара ног в мягких чёрных башмаках. Не разглядывай графиня идиотски улыбающееся лицо Эниго, она бы обязательно их заметила.
Через двор промчался одетый в чёрное тип.
— Всё в порядке, дон Катталья!?
Он посмотрел вниз и осёкся.
— Нет, — несмотря на очевидность этого факта, всё же подтвердил его Эниго, — очень даже не в порядке. Уберите труп. Утройте охрану. Найдите того, кто открыл ему дверь… И принеси мне бинт.
Он скривился и ещё раз посмотрел на свою правую руку.
На востоке Империи, южнее великой реки Рудны и севернее Южных Земель поднимались горы. Это были не холмы, как в Кричных горах, а настоящие горы. Высокие, с белоснежными шапками вершин и холодными озёрами в долинах. Населяли горы, как нетрудно было предположить, горцы. Жители отдалённых уголков Империи, особенно молодые и особенно женского пола, были склонны упоминая этих горцев использовать слова "экзотичные", "романтичные" и "вольнолюбивые". Обитатели не столь удалённых от гор регионов выражались в их отношении куда проще — "дикари", "пьяницы", "бандиты"…
Истина, как это обычно и бывает, находилась где-то посередине. В горцах, несомненно, было нечто экзотичное и даже отчасти романтичное. Но с другой стороны подраться и выпить они тоже были не дураки.
Рождавшая их земля была обильна многим — вечными льдами, кристально чистыми родниками, дремучими лесами и бездонными ущельями. Одного у неё было мало. Собственно земли. Той земли, которую можно пахать и на которой можно пасти овец и коз. Оттого перед каждым новым поколением горцев стоял вопрос — кем быть. Старшие сыновья по традиции продолжали отцовское хозяйство, остальные могли рассчитывать на удачную женитьбу (не у всех же отцов рождались сыновья, правда?) Но невест с приданым тоже не всем хватало. И тогда младшие сыновья уходили на равнины в поисках заработка. А чем лучше всего зарабатывать, как ни тем, что хорошо знаешь? И поскольку за умение крепко пить обычно не платили, горцы шли в наёмники…
Один из таких искателей удачи сидел в кустах на обочине дороги и хмуро разглядывал собственное отражение в луже. Выглядел он, скажем честно, не здорово. Мало кто сможет выглядеть здорово с подбитым глазом и распухшим носом.
Молодого человека звали Ансельм. Он буквально вчера спустился с гор, привлечённый слухами о том, что принц-претендент собирает армию. В городке он даже встретил некоторое количество вооружённых людей, числившихся рыцарскими дружинниками. Он попытался выяснить, где тут записывают в герои, но вооруженных людей страшно развеселил как сам вопрос, так и его, Ансельма, парадный берет с петушиным пером, деревенский выговор и что было самым опрометчивым с их стороны — вздёрнутый конопатый нос.
Вполне естественно, что Ансельм незамедлительно выразил радостным дружинникам своё горячее несогласие с их оценками. Состоялась небольшая товарищеская дискуссия, закончившаяся тем, что Ансельм был вынужден покинуть городок не совсем торжественным образом. А именно будучи выброшенным через плетень… В своё оправдание он мог сказать лишь, что оппонентов было почти десять человек.
И что самое паршивое, они сломали меч. Горцы очень ценят мечи. И довольно хорошо умеют их делать. Увы, Ансельм был младшим сыном, да ещё в довольно небогатой семье. Собственно отец его тоже был наёмником и оставил двум сыновьям довольно скромное наследство. Короче говоря, меч был очень старым. Выкованный кем-то из далёких предков, он честно служил нескольким поколениям его семьи, пока коррозия и частая заточка не ослабили его настолько, что он сломался от какого-то удара палкой… Палкой! Какой позор…
Ансельм мрачно поглядел на рукоять и прилежащий к ней кусок меча в три вершка длиной. Определённо, восстановлению семейный клинок не подлежал. А для успехов в карьере наёмника оружие было необходимо.
Со стороны дороги раздались плюхающие звуки. Недавно прошедший дождь обильно покрыл её лужами. Ансельм вытащил из-за голенища нож и перескочил через каменную ограду.
— Стой! Кошелёк или жизнь!
Незнакомец резко остановился, отчего его длинный грубый плащ размашисто колыхнулся.
— Э-э-э… что?
Путник с некоторым удивлением смотрел на направленный ему в грудь кусок железа. Места здесь были довольно глухие, люди отчаянные и подобный хозяйственный инструмент в качества аргумента, подтверждающего слова "кошелёк или жизнь" казался явным оскорблением.
— Я это… грабитель… — несколько смутился юноша, — грабить, значит, тебя сейчас буду… ага
Видимо в доказательство серьёзности намерений он угрожающе зашмыгал носом. Потом оглушительно чихнул.
— Видишь ли, — несколько растерянно заметил путник, — я вооружён…
— Отлично, — обрадовался юный грабитель, — то-то я, гляжу, у тебя чегой-то под плащом торчит…
— Это шпага, — не то оправдываясь, не то угрожая заметил путник.
— Сойдёт, — кивнул головой Ансельм, — давай её сюды и могёшь проваливать… Я тебя отпускаю…
Жертва нападения выглядела несколько озадаченной.
— То есть ты возьмёшь шпагу и не возьмёшь денег?
— Ну… если ты хочешь… хотя мне-то вообще шпага нужна… нет, лучше меч какой, но со шпагой его будет отбирать сподручнее. Да и шпага тож ничего. А деньги у меня есть. И вообще зачем мне деньги, ежли у меня шпага есть?
— Резонно, — согласился путник, — а если я её тебе не отдам?
Юноша задумался.
— А можт отдашь? — с надеждой спросил он после некоторой паузы.
— А зачем тебе шпага? — поинтересовался ограбляемый.
— Нужна… — раздражённо ответил юноша, — нужна и всё…
— Тогда не отдам. Хотя если ты мне всё же объяснишь…
Незадачливый грабитель погрузился в размышления. После минуты напряжённых раздумий он всё-таки решился.
— А ты смеяться не будешь?
— Нет, — покачал головой путник уголки рта которого предательски подёргивались, — обещаю.
Юный грабитель тяжко вздохнул.
— Мой то старый… поломался он в общем… — он бросил взгляд на путника и торопливо уточнил, — в горячем бою, значит… поломался… о вражьи спины.
— Ясно, — неопределённым тоном согласился прохожий.
— А мне без меча никак не можно. Я в наёмники иду. Какой же наёмник без меча?
— Наверное, такой же, как и с мечом? — предположил собеседник, — только без меча.
Юноша посмотрел на него как на маленького ребёнка.
— Воин не может быть без меча…
— Разве он перестаёт быть воином, положив меч?
— Нет… но, — будущий наёмник задумался и почесал затылок рукояткой ножа, — чудные ты вещи говоришь…
Ансельм внимательно посмотрел на посланную ему судьбой жертву. То был довольно молодой человек со светлыми волосами, выбивавшимися из-под шляпы на сильно загорелое чуть худоватое лицо. Его фигуру закутывал грубый шерстяной плащ. От взгляда горца не ускользнуло, что подкладка у плаща, видневшаяся там, где прохожий удерживал рукоять меча, была из ровной глянцевой ткани. Точь в точь такой, как на лентах у свадебного платья дочки старого Фледа из Лопушиного Ручья. Ну её брату ещё на свадьбе зуб выбили… Добрая была гулянка, богатая… Будь юноша поопытнее, этот плащ обязан был его заинтересовать. Но он не был знаком с тем как одеваются жители равнин, и счёл подобное вполне обычным.
— В общем, — заключил он, — мне без шпаги али меча никак… так что отдавай…
Он заподозрил, что фраза прозвучала слишком просительно и угрожающе нахмурился.
— Слушай, — предложила жертва, — а если я похлопочу, чтобы тебя наняли, ты готов обойтись без шпаги?
— Наняли? Без шпаги? — юноша упёрся руками в бока и принял самый грозный вид, на который был способен, — ты чё, думаешь я собираюсь быть конюхом? Или пастухом? Али ещё какой ерундой? Я буду воином, как мой отец и его отец, и двоюродный дядя, и племянник брата моей бабки, и…
— Я понял, понял, — ошарашенный количеством воинственных родственников и запутанностью связей между ними, сдался прохожий, — а звать то тебя как?
— Младший сын Брогана, сына Энкина, из сынов Конха, которые от Дикого Пика, — незамедлительно сообщил грабитель.
— Младший сын? А имя у тебя есть?
— Есть… но я… — он смутился, — я мало чего совершил, чтобы люди меня по имени кликали… А вообще Ансельм. Да.
— Ансельм, — задумчиво сказал прохожий, — и ты, Ансельм, хочешь стать наёмником?
— Таки да.
— Я и не знал, что у него были взрослые сыновья, — пробормотал незнакомец, глядя куда-то вдаль.
— У кого? — не понял Ансельм.
— У твоего отца…
— Естественно у него были сыновья. Если бы их у него не было, он бы не был отцом, верно? — с железобетонной логикой заключил юный горец, потом задумался и спросил, — а ты, видать, его знал, точно? Папаша у меня известный был… Его все должны знать.
— Как он умер?
— Саблезуб порвал, — вздохнул Ансельм.
— Я поговорю, чтобы тебя зачислили наёмником, — сказал прохожий.
Юноша поглядел на него с сильным подозрением.
— Без меча?
— Без меча…
— Ты меня не дури, дядя, — возмутился юноша, — где это видано, чтобы в наёмники без мечей брали?
— Я их очень попрошу, — улыбнулся прохожий.
— Не, — замотал головой Ансельм, — не пойдёт. А ежли они не поверят, а я без меча? Кто ты такой, чтобы тебе верили?
Он задумчиво посмотрел на жертву.
— А и верно, ты кто ж такой будешь то? Как-то неудобно выходит, я тебя граблю, и даж не знаю кого…
— И верно, неудобно, — согласился незнакомец.
Из-за поворота выехало несколько одоспешенных всадников.
— Ну вот, — чертыхнулся Ансельм, — только дело на лад пошло…
— Вы в порядке, ваше высочество? — поинтересовался один из всадников, с явным подозрением глядя на потрёпанного и оборванного горца, размахивавшего ножом перед носом принца.
— Высо-о-о-чество? — протянул горец, — ты что ж, этот, как его будет, грахв, что ли? Али барон какой?
— Это его высочество принц-претендент Дидерик, ты, деревенщина, — рявкнул всадник.
Принц с любопытством посмотрел в глаза юноши. Он ожидал увидеть там испуг, потрясение, шок… Но увидел совершенно искренний восторг.