Девушка всхлипнула и уткнулась лицом в лавку.
— Хорошо мужики увидели, отбили, — добавила женщина, — а то невесть до чего могло дойти.
— Этого нельзя так оставлять, — сердито произнёс Роб, выпрямляясь во весь рост и протирая руки поданным женщиной вышитым полотенцем.
— Мой-то ходил жаловаться самому барону, — вздохнула женщина, — да только тот слушать его не стал. Говорит, дочка твоя сама виноватая, к молодым господам полезла…
— А твой муж?
— А чего он. Он им сказал пару ласковых, так его с лестницы спустили. Он слугам-то баронским тож бока намял, но их-то пятеро…
— Пусть пару дней полежит, — Роб накрыл девушку одеялом, — всё заживёт, даже шрамов не останется…
Он сделал паузу, виновато отвернулся и вышел из комнаты.
Чинно сидевшие вдоль стены люди как по команде встали, дружно заскрипев сапогами.
— Всё в порядке, — сказал Роб, — через пару недель будет здорова.
— Мы вот тут собрали… — один из мужчин достал из-под лавки внушительный сверток, из которого торчало глиняное горлышко бутыли и что-то очень похожее на свиной окорок.
— Не стоит, это моя обязанность, — сказал Роб.
Мужчина недовольно засопел.
— Ты уж не обижай нас, ваша милость, мы ж знаем, что мало, но год-то не слишком урожайный был, так что не обессудь, чем, значица, богаты…
Роб секунду помялся, затем взял сверток. Подававший его мужчина держал его одной рукой легко, но Роб заметно покачнулся под весом узла.
— Спасибо.
Мужчины дружно кивнули.
— Вы должны пожаловаться старосте, — сказал Роб.
— Мы ходили… Но у старосты отобрали посох.
— То есть как отобрали, кто? — учитель поражённо моргнул, — посох символ его должности! Кто может его отобрать?
— Барон. Он говорил, черевчатое положенье.
— Черевичное вроде, — уточнил кто-то.
— Чрезвычайное, — машинально поправил Роб.
— Во-во. Война по-простому. Теперь у старосты нет власти, барон нами правит.
— Война?
— Вроде того. Где-то на востоке. Говорят сам царь на нас походом идёт.
— Ну, царь там или не царь, — философски заметил пожилой крестьянин, — но барон полный замок оглоедов нагнал. Бродят как волки в зиму, тащут всё куда дотянутся. И все при оружии, и все на службе. Ничего им поперёк не скажи…
— А ещё говорят, будто хотят второй оброк за этот год собрать, — прибавил кто-то.
Все дружно посмотрели на сказавшего. Тот сконфузился.
— А я что. Я ничего. Так люди говорят…
— Ясно, — протянул Роб и выбрался на улицу.
Свёрток был тяжёлый. Если исходить из его веса, то год выдался не таким уж плохим. Насколько Роб мог понять, там лежала бутыль непонятного зелья, окорок, несколько караваев хлеба и какие-то овощи. Судя по запаху, где-то в недрах узелка ещё скрывался кусок сыра.
Учитель положил узел на завалинку, и надел шляпу, аккуратно повешенную им при входе на кол для просушки горшков.
Огляделся. Он путешествовал на север уже несколько недель. Плодородные равнины Удолья заканчивались. Бесконечные поля сменялись мрачными осенними лесами. Если идти дальше на север они и вовсе превратятся в непролазные чащобы и зыбучие топи. Чернолесье. Близость лесного края ощущалась здесь во всём. В деревянных срубах, пришедших на место белёных домиков, в прочных заборах, оберегавших не только от соседских кур, но и от волков. В самих людях. Народ здесь был рослый, длинноносый, со светлыми волосами, голубыми глазами и тягучим медленным выговором. А кое-где самые древние старухи до сих пор ещё говорили друг с другом на непонятном молодёжи древнем языке.
Вышедший из дома хозяин присел на завалинку. Роб опустился рядом. Некоторое время они молча сидели, глядя в сторону заката.
— К дождю, — заметил, наконец, Роб.
— Точно, — подтвердил хозяин.
Они ещё помолчали. Холодный ветер гнал по земле опавшие бурые листья.
— А волхва у вас нету? — спросил Роб, — волхвы хорошие целители.
Хозяин поёжился.
— Нету. Был, правда, но весь вышел…
— Как так?
— Он за рекой жил. На краю большого леса. Как-то повздорил, значит, с нашим бароном, ну тот и навёл на него этих, серых.
— Ординаторов?
— Их самых. Ну они, значит, и прознали, что волхв тот колдовство всякое запретное делает. Порчу там наводит, книжки злые читает. Они за ним и пришли, а он их стал волшебством изводить, в тварей всяких превращать да болезни насылать. Так и не смогли взять, барона кликнули.
— И что дальше?
— Его люди, значит, стрелами подожгли хижинку-то волховскую, а когда тот из огня вылез, тут-то его и стрельнули. Отрубили голову и увезли, а тело в лесу закопали…
В голосе крестьянина осталась какая-то недоговорённость. Роб ждал. Минут через пять тот продолжил.
— Только вот сказывают люди, что теперь волхв тот ночами по лесам ходит. Всё голову свою ищет… И ежли в те леса дальние идёшь, завсегда возьми тыкву или клубок, или кругляк какой. Волхв-то мёртвый без глаз не видит, что это не его голова, да и возьмёт кругляк-то, а тебя не тронет. А если нет у тебя ничего круглого, то твою, значит, голову отымет… А ещё говорят, что когда он старого кузнеца в лесу поймал, тот пообещал ему железную голову сковать.
— Выковал? — несколько рассеянно спросил Роб.
— Кто говорит сковал, кто говорит нет… Только спустя год, кузнец-то помер. Это точно.
— А от чего помер?
— Старый был уже…
— Понятно…
Они ещё помолчали.
— Это всё от того замка, — наконец сказал хозяин.
— Какого?
Хозяин снова поёжился и бросил взгляд куда-то на север.
— Там. В лесах. Там давно старый граф жил. Ещё до того как дед мой родился. Тож колдун был тот граф. Совсем плохой колдун. Его все люди крепко боялись. Рыцарей позвали, чтоб его извести. Замок пожгли, но замок-то каменный. Не до конца сгорел. Колдовство в камнях видать и осталось. Плохое место. Говорили мы волхву — не ставь хижины к замку близко, скверное там место, а он никак не слушал. Вот и тоже колдуном стал. Прилипчивое это дело…
— Ясно, — Роб прищурился и внимательно посмотрел на синеющую в вечернем свете полосу леса в северной стороне.
Они молчали. Багровое закатное солнце расплылось на полгоризонта.
— К дождю, а то и к буре, — заметил хозяин.
— Скорее к буре, — согласился Роб.
Глава 3
Осенний ветер раскачивал уже тронутые позолотой берёзы. Их кроны мерно проплывали на фоне выцветшего холодного неба. В одну сторону, в другую, в одну, в другую… Стоявшие поодаль вековые сосны лишь осуждающе скрипели ветвями, глядя на такую бесхребетность своих лиственных соседей.
Роб спустился в заросшую снытью и мелким ивняком продолговатую узкую ложбину. Под сапогами что-то зачмокало, и ступни кольнуло острым холодом. Он остановился и потыкал землю палкой, служившей ему одновременно и посохом, и опорой для пёстрого фланелевого узелка. Потом негромко выругался и зашагал через низину. Выбравшись на другую сторону, сел на траву, стянул обувь и без особого успеха попытался вылить из неё воду. Потом достал из узелка пару запасных портянок и тщательно замотал ноги. Обулся и внимательно посмотрел по сторонам.
Сосны остались позади, высившийся на пути невысокий холм густо зарос березняком. Березняк был уже старый, среди чёрно-белых стволов вовсю тянулась к небу поросль молодых дубков и сосенок, вместе с рябинником закрывавшая всё вокруг кружевной зелёной ширмой.
Роб закинул узел за спину и зашагал сквозь подлесок.
Они показались неожиданно. Меж стареющих берёз внезапно проявились груды тёмного, влажного камня, обильно запятнанные изумрудным мхом. На первый взгляд их можно было принять за скалы, но спустя несколько минут глаз начинал замечать следы кладки, обрушившиеся арки и пробитые в стенах бойницы.
От замка осталось не так уж много. С некоторым трудом можно было опознать кольцо стен, внутри — мрачный остов башни. На её вершине победно закрепилась уже довольно крупная берёзка, пустившая корни меж камней. Вслед за ней склоны замка покоряли её более молодые подруги, едва слышно шуршавшие на ветру бледно-желтой листвой.
Двор некогда был покрыт каменными плитами, из-за чего деревья в нём росли не так густо, образуя несколько прогалин, сплошь заросших иван-чаем. Раздвигая стебли, Роб подобрался к развалинам башни.
— Ты опоздал на два дня…
Роб обернулся так резко, что его огромная шляпа чуть не слетела. Подстелив на камни серый дорожный плащ, у самого подножия башни уютно пристроился скромно одетый лысеющий человек.
Учитель поправил шляпу, и холодно кивнул.
— У меня были дела по дороге.
— Да, я кое-что слышал, — пробормотал незнакомец, — о тебе много говорят. Ты нравишься людям. Они тебя замечают и помнят…
Роб снова кивнул.
— Что ты мне поручишь? — спросил он.
Незнакомец задумчиво жевал травинку.
— Интересно, — пробормотал он, — большинство людей обычно спрашивают, что-то вроде "что мне надо делать"? Или "что мне предстоит"? А ты спросил, что я тебе поручу… Ты полагаешь, что сам будешь решать, что делать, и определять, что тебе предстоит?
— Да, — сухо ответил Роб.
— Хороший вопрос. Много о тебе говорит…
— Так что?
— Пока я поручу тебе ждать.
— Время идёт. Император собирает армию.
— И это хорошо. Наш урожай лишь быстрее созреет. Люди злятся. Когда они станут достаточно злы, им легче будет пойти за нами…
— Ты слишком расчётлив.
— А ты слишком вспыльчив. Пока ты сюда добирался, тебя могли убить с полдюжины раз. И ты сделал всё, чтобы тебя захотело убить как можно больше людей.
— Ещё больше людей, посмотрев на это, задумались. Ради этого можно и умереть…
Незнакомец покачал головой.
— Тебе не хватает осторожности и хладнокровия.
— Я всего лишь делаю то, что должен, а не прячусь в ожидании момента, когда всё сделается само собой, — Роб бросил взгляд на собеседника и добавил, — как некоторые…
— В дальних краях говорят — если долго сидеть на берегу реки, рано или поздно увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага.
— А сколько других трупов проплывёт по реке? Ты играешь словами, а империя подчиняет и обманывает людей. Тебе не страшно смотреть на это?
— Не погнетши пчёл, мёду не едать, говорил мой дед. Кому-то суждено быть жертвой…
Роб презрительно фыркнул.
— Ладно, — вздохнул незнакомец, — наши уважаемые гости тоже задерживаются, но я рассчитываю, что они доберутся к нам недели через две. Может через три. К тому времени мои здешние друзья соберут всех своих людей.
— Ты уверен, что это так необходимо? Эти ваши люди через одного грабители и убийцы.
— Успех не любит чистых рук…
— Ты можешь не вплетать пословицу каждую вторую фразу?
— Могу. Но зачем? Ты не любишь народной мудрости?
— Я хочу увидеть святилище, — ответил Роб.
— Оно перед тобой.
Незнакомец кивнул в сторону едва заметного в густых зарослях прохода. Из небольшого отверстия в разрушенной стене буквально сочилась чёрная, затхлая тьма.
— Я там немного прибрался, — вздохнул незнакомец, — но почти сто лет прошло, как замок сожгли. Ординаторы тогда святилища не отыскали, но время не щадит даже мест древней силы… там внизу всё заросло плесенью и сгнило.
— Когда мы победим, — твёрдо сказал Роб, — владыки получат достойный храм…
Из кузницы доносился перезвон молотков. На улице он сплетался с заунывной мелодией цевницы. Кралог, прислонившись к забору, выдувал из связанных друг с другом тростинок пронзительные стоны.
— Так не пойдёт. Мы теряем слишком много времени. Что он там возится?
Родгар мерял ногами двор, разбрызгивая сапогами жирную красноватую грязь.
— Он серьёзно подошёл к работе, — пробормотала волшебница, перебиравшая какие-то замусоленные листки.
С потёртой, замасленной бумаги на неё смотрело лицо Родгара, набросанное свинцовым карандашом. Вот здесь только здоровая сторона. Здесь целое лицо, но какое-то мертвенно странное, состоявшее из двух совершенно одинаковых, зеркально отражённых половин. На третьем — лицо уже выглядевшее естественно, если не считать пустых глаз. Поля листков усеивали какие-то отрывистые пометки, наброски и цифры.
— Поразительное сходство, — произнесла она, поворачивая листок из стороны в сторону.
Родгар остановился рядом.
— Слишком красивое, — болезненно сказал он и отвернулся.
— Это твоё лицо.
— На нём нет шрамов.
— Ну, оно было бы твоим, если бы не тот кистень…
Родгар фыркнул и продолжил ходьбу по размокшей глине.
— Если он сейчас же не закончит, я вытащу его оттуда силой, и мы поедем дальше. У нас есть обязательства, в конце концов!
— Не мешай ему работать. Он почти закончил.
— Ты не понимаешь, Сим. Для тебя всё наше предприятие это лишь игра…
— Ничего подобного, я отношусь к нему крайне серьёзно… но всё-таки какое поразительное сходство, и нарисовано как живое.
Родгар сокрушённо покачал головой.
— Игра. Научные эксперименты и прогулка на свежем воздухе. Не больше…
— Я с тобой полностью согласна… — пробормотала она, и подняла взгляд на собеседника, — ты что-то сказал?
— Ничего, — вздохнул Родгар.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался раскрасневшийся и всклокоченный Укен. В руках он бережно держал свёрток.
— Ну? — с любопытством подскочила к нему волшебница, — покажи!
Укен торжественно снял тряпку. Симахтаб вздрогнула. Из его рук на неё смотрело лицо. Безглазое и застывшее, но лицо. С чуть приподнятым уголком рта и ехидно вздёрнутой бровью. Мастер не только придал маске поразительное сходство с обладателем, но даже вложил в неё характер.
— Я подобрал эмаль под цвет загорелой кожи, — торопливо пояснил Укен, — изнутри подбита фетром, чтобы не натирала и усилена кожаной обивкой на краях. Крепится вот этими крючками для ушей. Сначала может быть неудобно, но я закрепил их к маске на штифтах, чтобы легко было отрегулировать по месту…
Он повернул маску внутренней стороной, демонстрируя подкладку, крепёжные ремешки и ещё какие-то детали.
— Это козырёк, защищающий глаза от пота, — тараторил он, — можно было обойтись, но мне показалось, так будет удобнее…
— А это что? — подозрительно спросил Родгар, ткнув пальцем в маску.
— Это воронка для губ. Будет немного искажать голос, зато ваша милость сможет пить, не снимая маски… и курить тоже.
Волшебница обиженно фыркнула и нахмурилась.
— Пить это хорошо. А есть? — заинтересованно поинтересовался Родгар.
— Увы, — вздохнул Укен, — я продумывал вариант с подвижной накладкой в подбородочной части, но у меня было мало времени… необходимо выточить пару регулировочных винтов… но если ваша милость готова подождать ещё…
— Нет-нет, наша милость не готова… но вполне довольна получившимся… Я могу это примерить?
— Почту за честь, — с гордостью поклонился Укен.
Родгар приложил маску к лицу. Польщённый мастер помог её закрепить. Волшебница посмотрела на спутника и второй раз вздрогнула. Лицо казалось живым. Лишь приглядевшись можно было увидеть, что настоящие глаза находятся где-то позади, и смотрят через аккуратные прорези. Что же до неподвижной и гладкой поверхности маски, то многие не в меру увлекавшиеся косметикой особы, известные Симахтаб, выглядели куда менее жизненно…
— Ну как? — спросил Родгар.
Женщина вздрогнула в третий раз. Маска изменила его голос, сделав его мрачным и тяжёлым, с неприятным металлическим отзвуком.
— Очень… внушительно, — произнесла она.
— У тебя есть зеркало? — прогудел Родгар.
Она достала походное бронзовое зеркальце из кожаного чехла и протянула спутнику.
— Ты великий мастер, Укен, — наконец произнёс он, пару минут спустя.
Тот залился краской.
— Вы преувеличиваете… Видели бы вы, что творит грандмастер Скимн.
Кричные горы располагались к югу от излучины великой реки Рудны. Там, где она сменяет направление, и поворачивает к востоку. Собственно горами их называли в первую очередь жители равнин. Обитатели настоящих гор, что были ещё южнее, смотрели на них свысока и предпочитали именовать кряжами.