— Что сделали с пленником, кстати?
— Везём. А что с ним, по-твоему, надо было сделать? Какова твоя идея?
— Да нет никаких идей. Просто хочу задать ему несколько вопросов.
— По поводу численности их армии? Уже спрошено.
— Нет. По поводу мировоззрения.
Аштия подняла одну бровь — только у неё получалось сделать это столь изящно и многозначительно. Ни у кого больше я не встречал такой живой, такой назидательной мимики. Она здорово научилась выражать свои мысли безмолвно, и этот язык с ходу осваивали и начинали понимать все, кто близко общался с нею, а тем более работал. Я тоже этому когда-то научился.
— Зачем тебе нужно его мировоззрение?
— Потому что меня очень интересует, что он имел в виду, говоря о военной игре, которую мы начали первыми. Почему первыми-то?
— Представить нас виноватыми и оправдать вторжение.
— Им не надо оправдывать вторжение. Ну подумай сама! Они совершенно иначе воспринимают жизнь, чем вы или чем это делают у меня на родине. Они кочевники и, как ты сама сказала, постоянно ходили и ходят в набеги, для них это нормально! Да, мне проще это понять и вообразить. Он бы не сказал «военная игра», если бы им было нужно оправдание.
— Мне кажется, ты запутал. Объясни.
— Кстати, я согласен с тобой, и это действительно свойственно многим кочевым народам — видеть в постоянной войне обыденность, по сути, единственную цель в жизни, единственное настоящее развлечение. Нет, я не настаиваю, что наши оппоненты — агрессоры по своей натуре и так развлекаются. Просто любопытно узнать, какое же у них отношение к войне.
Аштия снова оглянулась с любопытством.
— Но ты ведь сам обрисовал его.
— Я лишь предполагаю. И хочу знать точно.
— Ты считаешь, для нас это важно — их отношение к войне?
— Да, считаю, что очень важно. Определяет, например, возможность договориться.
— Пока не возникает мысли о необходимости переговоров.
— Она может возникнуть. Особенно если их соотечественники — другие кланы — сочтут своей обязанностью вмешаться.
— Любопытное предположение. И опасное. Вести разговор о переговорах с врагом до того, как эту тему поднимет государь, может быть приравнено к предательству и государственному преступлению. Но, поскольку верю, что злого умысла ты не имеешь, признаю, что, пожалуй, теория имеет право на существование.
— Ты же прекрасно понимаешь, что может повернуться по-разному. Тем более что император здесь. И если события будут развиваться не лучшим образом, на переговоры придётся пойти. Так что стоило бы рассмотреть возможность переговоров прямо сейчас.
— Вот что мне точно не по вкусу, особенно после случившегося. Ты предлагаешь проглотить такое оскорбление, сделать вид, будто всё в порядке — и затеять переговоры?!
— Не тебе это решать. И не мне. Ты, как и я — военный чин. А война — лишь один из инструментов политики.
Она усмехнулась, не поворачивая ко мне лицо. Какой сдержанный профиль!
— Ладно. Считаем, что обменялись ударами на равных. С тобой бывает очень интересно вести дискуссию!
— Аштия! — окликнул император, и она увела своего пластуна от моего.
А я примерно в то же самое мгновение почувствовал тревогу. Не на пустом месте — услышал шум. Довольно смутный, на грани сознания, но опыт — великое дело, на учениях я привык слышать и воспринимать именно такие. Дозорные на фланге что-то обнаружили и спешат сообщить? Чушь, они не стали бы нарочито шуметь, иначе как в случае нападения на них. Причём внезапного нападения, и крупными силами, с которыми не справятся десять человек.
То есть, на них внезапно напали крупные вражеские силы, и кто-то из успевших вырваться несётся в нашу сторону, чтоб предупредить? Ерунда, никто из профессионалов их уровня не стал бы так делать, чтоб не навести врага на отряд, где находится государь. Скорее уж драпанёт в другом направлении. А вернее всего — поднимет шум, чтоб нас предупредить единственным разумным и доступным способом. Впрочем, именно об этом я уже думал.
Соображения подобного рода пронеслись в сознании за секунду. В таком деле доказательства подозрениям подыскивать не нужно. Лишние сомнения даже противоречат, пожалуй, основным постулатам работы спецназа. Если сомнения появились — надо действовать, потом разберёмся, если ошиблись. Я, наплевав даже на минимальный протокол, вклинился между беседующими государем и Аштией.
— Ваше величество, прошу поспешить за мной. Бойцы — прикрывать. Аше, скомандуй тем, кому обязательно следует быть рядом с государем, чтоб сопровождали.
— Что стряслось? — на удивление спокойно, деловито осведомилась она.
— Нападение на фланг.
Пластуны понеслись сквозь зелень, шебурша её хвостами. Думай, дружище, думай — куда нам бежать? Первая и напрашивающаяся мысль — в противоположную от атакованного фланга сторону. Но там тоже может быть враг. Там заросли — ни нам не видно, ни нас. Зато мы сейчас удираем со всех ног, и есть вероятность влететь им прямо в объятия. Нельзя и подниматься на холм, потому что там редколесье, и из заросших низин слишком хорошо всё просматривается. Значит — только вдоль зарослей и мимо возвышенности. На север.
У подножия холма я остановил всех, огляделся, прислушался. Оценил взглядом, сколько же всё-таки нас теперь осталось. Сейчас императора сопровождали восемь человек, считая меня. Все — отменные воины. Вот этот, к примеру, который владеет Диким побережьем, какое-то время служил под моим началом. Воин очень стоящий и опытный. А Мутмир, правитель Яргоя, учился в школе Зимних стремнин — он младший в семье, и никто не ждал, что молодой человек в конце концов окажется единственным наследником. Ещё в детстве он избрал себе воинскую карьеру и успел весьма высоко подняться в иерархии мастеров меча.
Логично, что граф является одним из личных телохранителей государя. Я с ним спарринговался — он меня сделал, причём не столько вчистую, сколько по технике. При этом отпустил множество комплиментов моему искусству и навыкам. Не знаю уж, насколько он был искренен.
Остальные тоже ничего. Только насчёт Нуреша не уверен. В любом случае все они — серьёзная сила. Однако куда важнее, что ещё, кроме боя на мечах, они умеют.
— Давайте думать, ребята, — сказал я, — что нам делать дальше. Надо определить, в какой стороне может быть противник и где безопаснее. Разведчиков посылать нельзя, да и некого нам посылать. А если бы послали, так ждать их ответа мы не можем. Были бы сотовые телефоны… Нет, ничего. Это я о своём, Аше, не обращай внимание. Ну давайте соображать.
— Что тут соображать, — подал голос Алшуф. — Птицы-то вон в какой стороне беспокоятся, так и реют над кронами. Значит, там и войска. А уж сколько их в той стороне — с ходу не скажешь.
— Птицы-то да… Это я заметил. Но какие ещё признаки кому могут быть знакомы? У кого есть опыт следопытства?
— У меня, — вздохнул Хусмин. — Правда, я всё больше по охоте. Зверя выслеживать приходилось. Людей — реже.
— Ремо, ты участвовал в рейдах спецназа. У тебя должен быть опыт. У меня тоже он есть, но себя нужно обязательно проверять. Ты же помнишь, как это делается в группах.
— Да, я как раз сейчас наблюдаю, — заверил меня мой бывший подчинённый.
— Значит, нас выслеживают, — деловито произнёс император.
— Не обязательно, государь. Они могут просто прочёсывать лес.
— С чего бы? Здесь-то!
— Где-нибудь поблизости может располагаться пустошь, удобная для них. Потому и прочёсывают. Может быть, пытаются обезопасить фланги.
— Вполне возможно. — Я вытащил карту и напряг память. — Да. Вот там, кажется, пустошь. Потом начинается болото.
— Однако могут и выслеживать!
— Я не верю, государь, что кто-нибудь из ваших людей или из людей Седара уже успел настолько разговориться, чтоб сообщить о вас врагу, который ни о чём не подозревает и не может подозревать. Конечно, хорошо вооружённые и отлично снаряжённые воины, к тому же в одинаковой качественной одежде, возможно, наведут на мысль, что они сопровождали какую-то важную шишку или что-то важное… Прошу прощения, государь.
— Не будем тратить время на церемонии. Продолжай.
— Я лишь хотел сказать, что они могут заподозрить присутствие здесь кого-то значимого. Но уж никак не нашего общего суверена. Это чересчур. Возможно, они решат, что прикончили это значимое лицо. Или взяли его в плен — ведь в свите его величества было достаточно знатных сановников. И никто из них по доброй воле не проговорится о государе.
Император усмехнулся, но невесело. Я против воли поднял бровь.
— Его величество думает иначе?
— Неважно. Продолжай.
— Я всё сказал.
— Скажу я, — вмешалась Аштия. — Нам двоим бы надо подняться на склон, выбрать подходящее дерево и снова посмотреть, чем же занимаются наши преследователи.
— Мы ничего не увидим сквозь зелень, а себя можем демаскировать.
— Нет необходимости подниматься туда, на голую вершину. С этой стороны достаточно растительности, чтоб скрыть нас, и пара подходящих деревьев. Поднимемся? Как тогда.
— Хм… Решишься раздеться при всех?
— Не до стеснительности.
Я не смог удержаться и подмигнул ей. Правда, шалость осталась без ответа. Женщина бесстрастно смотрела на меня, вертя в пальцах подзорную трубку. Всё верно, после того случая она мне её не вернула. Видимо, штуковина произвела на неё слишком большое впечатление. Да, собственно, я и не возражал.
Мы снова вскарабкались на дерево. Я не очень-то усердствовал, только страховал свою спутницу снизу. Она карабкалась вперёд так решительно, словно собиралась по веткам дерева перебраться на небо. Но нет, леди всего лишь поднялась настолько, насколько это позволяли возможности её тела, и на уже начавшихся опасно гнуться ветках устроилась, будто у себя в гостиной на кресле. И замерла, разглядывая лес в подзорную трубку.
Она смотрела так долго, что я почти забыл о том, зачем мы сюда влезли. Обалдеть, как давно я не лазил по деревьям! Нет, на учениях приходилось, но там делаешь строго то, что требуется, не глазеешь по сторонам, сосредоточён на задаче или цели. Расслабляться — это уже после учений и уж явно не верхом на дереве.
А тут ветер, ароматный, как само счастье. Покой. Пахнет хвоёй и юной зеленью, согретой солнцем корой, влагой, пробивающейся сквозь корни и камни. Даже оттенок прели скорее оживляет, чем угнетает. Он тут естественен, он — как бы намёк на то, что жизнь, заканчиваясь, непременно возрождается. Оптимистично, хоть и не слишком радует отдельно взятого меня. Я как-то предпочитаю, чтоб конкретно для меня жизнь продолжалась ещё хотя бы лет десять-пятнадцать. Или больше. Впрочем, согласен обменять свою долгую жизнь на то же самое для своего многочисленного потомства.
— Ну всё понятно, — негромко проговорила Аштия, и я, вздрогнув, едва не выпустил опору из-под руки. Чёрт, я ж тут не один.
— Что — понятно?
— Понятно, чем они тут занимаются. Загонная охота.
— Прости?
— Тут их много, и со всех сторон. Вон в той стороне, похоже, нет. И в той скоро не будет. Похоже, гонят оленей вот туда. — Её светлость показала рукой, но так, чтоб не обозначить себя. — Значит, нам нужно туда.
— А что наши?
Отняв от лица трубку, женщина взглянула на меня с бесстрастием, которое я в ней больше всего не любил. Правда, иногда оно оказывалось в тему. Но сейчас у нас не настолько уж безвыходная ситуация.
— Наши, как я понимаю, либо полегли, либо в плену. Либо и то, и то в разных вариантах, — произнесла она безэмоционально, как компьютерный голос. Или эти компьютерные голоса были какими-то другими? Я уже забыл. Прочно забыл…
— А так ничего не разглядеть?
— Разглядела пару тел, лежащих на прогалине. Цвета одежд узнаваемые. Особого интереса наши противники к случившемуся не проявляют, поскольку охота продолжается. Может быть, предполагают заняться этим позже. Может быть, сделали выводы, которые нас вполне устроят.
— Что лорд, которого сопровождали эти бойцы, уже мёртв или у них в руках?
— Разумеется. Жаль ребят, конечно. Особенно моих… Не надо на меня так смотреть. Зря считаешь, будто мне безразлично всё на свете, кроме стоящей перед нами задачи. В моих жилах течёт вполне человеческая кровь, и сердце у меня человеческое. Но и разум — тоже.
— А я, кстати, совсем о другом подумал. Мы, наверное, как-то совершенно синхронно пожалели именно своих. Но почему, скажи на милость, тебя вдруг озаботило, что я могу о тебе думать?
— Потому что столько общаемся, а я до сих пор не поняла, что же именно может встать тебе поперёк горла настолько, что потом ты смотришь волком и бесишься.
— Нет, судя по твоему вопросу, ты как раз очень хорошо меня узнала.
Вниз нам пришлось спускаться дольше, чем мы забирались, и это начало меня беспокоить. Если враг там внизу балуется загонной охотой и заодно между делом зачищает лес от местных обитателей в форменной одежде и при хорошем оружии, то… То они могут налететь и на нашу группу, пока та ни о чём не подозревает. К тому же всё, сказанное Аштией, является простым предположением. Оно ведь может оказаться неверным.
— Куда предлагаете двигаться? — холодно спросил император, едва я коснулся ногами земли.
— Вот туда, государь, — показала Аше, вмешавшись в разговор, будто так и нужно, будто это ей, а не мне, был задан вопрос.
— Никакой гарантии, — пробормотал я.
— А тут никто и никому не даст гарантий. — Его величество говорил на удивление свободно. Мне в голову даже закралась безумная мысль, что он наслаждается происходящим. А что — должно быть, императорская жизнь скучновата, а он ведь начинал, как я, как боец и творец невозможного. И вот к концу жизни погряз в болоте полного и абсолютного благополучия. — Я не в претензии и готов с этим смириться. Как и вы. В путь, господа… Серт, я желаю побеседовать с тобой.
Ничего не поделаешь, пришлось пристраивать своего пластуна к пластуну правителя. Сейчас я предпочёл бы помолчать и подумать, но уже достаточно «обымперился», чтоб мысль об отказе даже мимолётно не посетила моё сознание. Жаль, что пришлось продемонстрировать его величеству, как я неловок в управлении пластуном — везде, где надо вынуждать верхового ящера притираться бок к боку и подстраиваться под чужую скорость. Хорошо, что он не видит, сколь нелепо я смотрюсь на спине у лошади!
— Есть ли здесь какое-нибудь жильё? — спросил его величество.
— Может быть, охотничьи заимки, но где именно — этого знать не могу. Я здесь никогда не бывал.
— Но ты умеешь вести себя в землях, не отличающихся ласковым климатом. Подсказать, когда начнутся настоящие холода. Не так ли?
— Настоящие холода? — Я ненадолго задумался. — Полагаю, что через пару месяцев. Зависит от погоды. Но ночи уже очень скоро начнут становиться… малоприятными.
— Что советуешь?
— Хм… Боюсь, что для нас это зависит от сопутствующих обстоятельств.
— Ну каких правил надо придерживаться, устраиваясь на ночлег?
— Сейчас лето, государь. Ночью может быть холодно, но не настолько, чтоб всерьёз беспокоиться. Толстого тёплого плаща хватит с избытком. Возможно, в каких-то ситуациях придётся воздержаться от разведения костров и ужинать всухомятку. Возможно, придётся прибавить ходу и отдыхать меньше, чем хотелось бы. Пока не отойдём на такое расстояние, которое почти гарантирует нас от непрошеных встреч.
— Надо бы ещё понять, чем мы так явно выдали себя, раз встретились с врагом ещё там. — Он мотнул головой.
— Предполагаю, нам, как и двадцать с хвостиком лет назад, просто не повезло.
— То есть? Что за «двадцать с хвостиком»?
— Двадцать с лишним лет назад, когда началось восстание против его величества, госпоже Солор пришлось столкнуться с предательством своих людей. Мы с нею и небольшой группой сопровождавших бойцов уходили, как предполагалось, через самые безопасные и безлюдные места. Как раз они и оказались для нас самыми опасными. Просто случай, к сожалению, несчастливый.
— Разве несчастливый? Вполне счастливый. Ведь тогда вы все выжили.
— Не все. Но почти, да, государь. Благодаря сторонней помощи в сочетании с решимостью её светлости скорее умереть, чем попасть в руки врага.