Мы пересекли долину лишь наполовину, когда заметили движение в отдалении, но было уже слишком поздно прятаться как для нас, так и для них. Впрочем, они, кажется, и не собирались прятаться. Конники. Довольно много, хотя вот так, на ходу, сложно их пересчитать. И, наверное, не стоит встречаться с ними прямо вот так, посреди пустоши.
— Предлагаю прибавить ходу.
— Ты предлагаешь бежать от них? — вскинулась Аштия. Значит, тоже увидела.
— Предлагаю встретить их на опушке. Среди деревьев нам будет удобнее обеспечивать безопасность императора. И разобраться с врагом меньшими силами.
— Вперёд!
— Так ты со мной согласна?
— Может, заткнёшься и будешь действовать?
«Прямо мои слова», — подумал я с удовлетворением, хлопая ладонью пластуна. Но не сразу — сперва я подождал, когда на него вскарабкаются двое «безлошадных» спутников. У них, конечно, были кони, но их пришлось оставить, потому что, в отличие от пластунов, они требовали слишком много забот и фуража. Оставленные посреди леса, где можно нащипать вдоволь травы и со временем выбраться к людям, они имели шанс. С нами — были бы загнаны до смерти.
Да и толку-то от них — в нынешних условиях…
Остальные наши спутники попытались вскарабкаться на пластуна Аштии, но правитель резко одёрнул их, и к нему тоже поднялись двое. Мы стартовали так резко, что я испугался, как бы не растерять спутников по пути, будто яблоки из порванной сетки. Но те удержались — чудом, полагаю, ведь ничем больше это нельзя было объяснить.
— Сможешь смотреть назад? — гаркнул я, едва успевая править пластуном так, чтоб он поспевал за двумя передними.
— Смотрю, — проорал мне Хусмин. — Приближаются! Всего… две трети полёта стрелы…
— Какая точность! — Мне вдруг стало страшно, потому что я осознал, чем для меня может обернуться столь стремительное сближение преследователей с нами. У них наверняка есть стрелы. Сперва в голову не пришло, что сначала скосят моих спутников. Однако и это соображение совершенно не успокоило. Спутников вроде тоже жалко. — Твою мать…
Гиканье настигло меня прежде, чем деревья приблизились. Получить стрелу в затылок категорически не хотелось. Уж лучше любой другой вариант. Поэтому, неловко развернув пластуна, я осадил его и скатился с седла. А может, оно и к лучшему — тут пока ещё хватало света, бой можно вести с комфортом, без опаски зацепить мечом своего же.
Это явно были не бойцы какой-нибудь регулярной армии — слишком оборваны, и лошади у них с бору по сосенке, неудивительно, что мы так долго и эффективно от них удирали. Если бы пластуны не были нагружены огромным количеством поклажи и не везли разом по три человека вместо одного, противник бы нас не догнал. Кажется, я поторопился уговорить наших спутников избавиться от лошадей. Мы могли бы умотать от этих бандитов, а потом уже отпустить коней пастись, и… Впрочем, о чём теперь говорить? Задним умом все сильны.
И тут в один миг меня осенило, каков самый простой способ выяснить, с кем мы имеем дело.
— Ну чё вам?! — гаркнул я.
— Эгей! — прозвучало в ответ, причём от кого-то из дальних наездников.
Но выкрик узнаваемый. И интонация тоже. Это имперцы, не чужаки из другого мира.
Интересно, только мне и Аштии так «везёт»? Или это признак, что удача государя исчерпана и выжата досуха, поэтому отныне он будет постоянно вляпываться либо в чужеземные армии, либо в бандитские группы, либо во что-нибудь ещё… И всем, кто с ним, придётся вляпываться вместе с ним. В таком случае сомнительно, что мы выкарабкаемся из всего этого живыми.
— Ишь ты, какие люди шляются по здешним землям, — проговорил один из бойцов. А я с некоторым запозданием понял, что смотрят они не на меня. Само собой, в своём экстравагантном виде я за лорда сейчас не сойду. А вот мои спутники одеты вполне традиционно. По их одеждам легко можно прочесть их статус. — Смотри-ка…
Нас никто не спешил атаковать. Я понимал, почему. Трое против такой кодлы — совершенно несерьёзно. Тут самое меньшее пятеро на одного. Видимо, бродяги решают, что выгоднее — убить и обчистить или взять в плен и стребовать выкуп. Очевидно, что второй вариант хоть и привлекательнее, но куда сложнее в осуществлении. Так что вряд ли они взвалят на себя такой труд.
В любом случае куда больше шансов у меня будет, если в этом бою я навяжу свою инициативу.
Поэтому, бегло прикинув расклад, бросился на ближайшего же бандита. Он явно этого не ожидал и даже, кажется, не заметил, что пронзило его. Ударив, я уверился, что если враг не убит, то умрёт скоро, потому сбросил его со счёта и нырнул под брюхо вскинувшейся в испуге лошади. Вот и следующая моя жертва. Бандиты пока не совсем разобрались, что происходит (из-за быстроты, с которой я двигался, начинали болезненно чувствоваться связки и суставы), и это давало мне солидную фору. Солидную — в моём понимании.
— Э-э! — окликнул кто-то, но этот звук прозвучал смазанно. Я слишком торопился.
На втором убитом момент форы закончился. На то, чтоб следить за реакцией окружающих, меня уже не хватало. Просто пришлось отметить, что с определённого момента противник оказался на земле, то есть, видимо, спешился и стал куда эффективнее сопротивляться. Приходилось помнить и о бьющихся в испуге лошадях, которые сами по себе способны были убивать и калечить, правда, не разбирая своих и чужих. Вернее сказать, об этом помнило моё тело, обученное по методике семьи Одей. Кони у ребят какие-то нервные, не обученные. Видно, совсем молодые… Похоже, я всё-таки поневоле начинаю разбираться в лошадях, хотя и предпочёл бы верить в обратное.
Ощущение опасности слева пришло запоздало, я даже успел отметить, что опаздываю и ничего не успею сделать… Однако удара не последовало. Вместо этого по уху полоснул скрежет, болезненно и вместе с тем отрадно. Я предпочёл уйти от атаки того бандита, с которым разбирался прежде, хотя мог и подловить его на ошибке. И логика тут была ни при чём. Просто следовало ввести в поле зрения всё происходящее слева, этого требовал воспитанный Одеями рефлекс.
Сперва я не узнал Аштию в этом бешеном оскаленном существе, которое опрокинуло на землю бандита, примерившегося снести мне полчерепа, и распластало его на части. Сперва мне даже показалось, что в её руках снова диск, полагавшийся ей, как главе Генштаба. Нет, не диск. Просто госпожа Солор управлялась довольно коротким мечом и делала это с такой быстротой, что сам воздух растворял в себе серую стальную полосу и превращал её в подобие веера. Даже я с моими опытом и навыками сперва не сообразил этого.
Аше одарила меня коротким и злым взглядом, но я её понял. Мы встали приблизительно спина к спине (приблизительно потому, что между нами осталось пространство, в которое при желании и втроём можно втиснуться; мы оба обучались подвижной манере ведения поединка и, если бы сковали себя жёсткими рамками пространства, многое бы потеряли). Но всё это было очень условно ещё и потому, что рядом по-прежнему метались молоденькие кони, перепуганные потасовкой, страшными запахами и резкими жестами.
Потом я заметил ещё одного из наших — Ифшида, рубившегося так азартно, словно он не жизнь свою отстаивал, а болел за понравившегося гладиатора. Потом неподалёку мелькнул Ремо. Его техника сильно отличалась от детально мне знакомой, но он тоже действовал подвижно, хоть и на ограниченном пространстве. Мы потихонечку стягивались в одну группу, ощетинившуюся оружием во все стороны, потому что, даже не ощущая плечо или спину соратника в тактильном смысле, осознавали её близость и свою защищённость. А это в любом случае облегчало бой.
Бандиты явно не ожидали такого афронта. Они плохо умели драться, явно предпочитали брать неумёх или растерявшихся одной сплочённой потной толпой. Но потная толпа верховых на нервных лошадках никак не могла бы продемонстрировать тактику слаженных действий, а когда нападающие спешились, их разделили их же средства передвижения. Да и мы, натренированные для реальных боёв, а не красивых поединков, скорее всего справились бы с задачей разбить группу. Насевшие на нас мужики были физически сильны, и даже очень, но банальной силой дело и ограничивалось.
Кони были куда разумнее людей, поэтому они, пометавшись, всё-таки устремились прочь. Оставшихся в живых бандитов внезапно осенило, что всё идёт не так, как они планировали. Кто-то развернулся и явно вознамерился бежать следом за конями. Ловить животных? Или просто улизнуть от явной опасности, в которую чудесным образом превратились жертвы?
— Вдогонку! — скомандовала Аштия, коротко, как будто выплюнула.
Мы повиновались, не рассуждая и даже не задумываясь. Уже по ходу дела я осознал, что нас не трое, а четверо, потому что кроме Хусмина и Ифшида тут ещё и Нуреш, весь забрызганный кровью, но, кажется, чужой. Впрочем, возможно, я и сам выгляжу намного хуже. Что-то под пальцами липко.
Мы без труда нагнали ближайших троих — по одному на брата — повалили их. Но, едва сшибив свою цель с ног, Нуреш выпрямился и двумя метко брошенными ножами срезал тех двоих, которые оказались особенно длинноногими и умотали дальше остальных. Прибавив пару крепких ударов по шее своему живому пленнику, выкроил время, чтоб сбегать и убедиться — те, кого мы не сочли нужным брать в плен, благополучно мертвы.
— Порядок.
— Толку вот от этого будет немного, — сказал Хусмин, заставляя подняться своего пленника. — Он же тупой мужлан.
— Мужлан, по крайней мере, сможет сказать, откуда они нарисовались такие красивые. — Я выпрямился и повёл плечами. Кажется, не ранен — уже хорошо.
— Кто с государем? — сердито обратилась госпожа Солор к Нурешу.
— Фалак и господа Ремолы и Яргоя.
— Трое — мало.
— Аше, не нуди. Всё же нормально. Ребята слишком тупы, чтоб сообразить, где тут самая важная цель.
— Никогда не следует считать своего противника слишком тупым. Грузи пленников на пластуна.
— Сперва пластуна надо поймать…
— Не нуди. Тебе достаточно его позвать. Чему тебя вообще учили?
— Забыл… — Я замысловато свистнул. — Растерялся. Ну что, повезём нашу немудрящую добычу его величеству? Думаешь, оценит?
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — усмехнулась её светлость.
Глава 5
ДЕБРИ И БУЕРАКИ
Пленники мало что могли рассказать, но от них многое и не требовалось. Больше половины из того, что было сказано, можно было сразу отмести, а из оставшегося удалось понять лишь, что кое-кто из моих северных крестьян любил побаловать себя вот таким сомнительным времяпровождением. Иногда они пахали землю и лелеяли скот, иногда, если дела шли плохо, сбивались в банды и отправлялись экспроприировать результаты чужой успешной деятельности. Некоторые настолько пристрастились к этому, что решили и вовсе не возвращаться к родным пенатам.
Однако шалить на моих землях слишком активно тоже было нельзя. Я воспринял это отчасти как комплимент. Их проблема была в том, что привыкшие к ничегонеделанию бывшие крестьяне должны были как-то кормить себя, но работать ради этого не собирались. Они могли лишь изредка «навещать» мои стада — из числа тех, что покрупнее, и большие хозяйства. Брать приходилось понемногу, чтоб списали на недочёт или зверьё, иначе охрана принималась всерьёз выслеживать злоумышленников, и тем приходилось тяжко. Оставшееся время они охотились и периодически небольшими группками пытались пограбить купцов и перевозчиков. Получалось хуже, как хотелось бы. Потому-то число бандитов лишь уменьшалось — разгульная разбойничья жизнь на поверку оказывалась не такой приятной, как они надеялись, бросая свои фермы.
— По крайней мере, теперь я знаю, что случилось с теми купцами и теми моими чиновниками, которые пропали без вести.
— А тебе это сейчас интересно? — с равнодушным видом спросила Аштия.
— Да, мне это в любых обстоятельствах будет интересно! Я привык к этой земле, и её проблемы — совсем как проблемы моего собственного тела!
— Хорошо сказано, — вмешался император. — Я удивляюсь тебе, Солор.
— Государю сейчас вряд ли любопытно, кто именно грабил чьи именно караваны.
— Возможно, я и заинтересуюсь подобной информацией. И для меня это всегда важно. Как для Серта. Довольно об этом! Как понимаю, эти мерзавцы действуют заодно с захватчиками.
— Вот уж нет, — проворчал один из пленников, кося на нас наглым глазом. Проворчал слишком отчётливо, чтоб можно было принять это за случайность. — Они обходятся с нами не лучше, чем свои. Но уж, может быть, пощиплет перья тем, кто побогаче.
На миг воцарилась полнейшая тишина, которую и птицы предпочли не прерывать. Даже двое других бандитов смотрели на своего дерзкого сотоварища с ужасом — видимо, поступок бросал тень на всех разом, и возмездие ожидалось поистине ужасающее.
— Ты осознаёшь, с кем говоришь, комок нечистот? — осведомился Фалак спеленатым яростью горлом.
— Любопытно, что революционные взгляды частенько расцветают там, где, по сути, больше нечем себя оправдать, — перебил я с насмешкой в голосе. Уж постарался говорить язвительнее. — И тебе отрадно будет услышать, что на одного аристократа или аристократку погибнет по тысяче представителей других сословий? Впрочем, полагаю, тебе на всех плевать, кроме себя. Или ты просто не обременяешь себя раздумьями, а?
— Зачем господин разговаривает с этим грязным отребьем? — изумился оруженосец государя. — Этот подонок не поймёт ни полслова.
— Допустим. А вот знать, где именно располагаются вражеские силы, может. Он — или его товарищи.
— Откуда такой вывод? — На этот раз вмешалась её светлость.
— Слышала, что он сказал: они обходятся с бандитами не лучше, чем мы. Значит, никакой коалиции между ними. Да и зачем бы захватчикам горстка бандитов? Какой от них толк? Уверен, этим людям приходится выживать самостоятельно. А вернейшее средство не только выжить, но и объедки с чужого стола подобрать — точно знать, где нарвёшься, а где нет. Сейчас война. С фермерских хозяйств не больно-то подкормишься. Теперь — только с вражеских обозов, если повезёт.
— Разумно.
— Нам просто нужно узнать у них то, что знают они. А уж как… Я могу этим заняться.
— Займись, Серт, — бросил император, отступая.
— Нас тут ещё много, — выплюнул пленник, и я понял, что он смертельно напуган. Тут и проницательности особой не требуется. А страх — верный соратник допросчика, серьёзных усилий разговор не потребует. Разве что, беседуя и убеждая, придётся проследить, чтоб жертва не слишком громко орала от ужаса. — Они с вами разберутся.
— Да что ты говоришь!
Действительно, справился я довольно быстро и легко. Узнав всё, что было нужно, прикончил двоих пленников — тех, которые не посмели хамить государю и лордам. Нахала же оставил в распоряжении Фалака, разгневанного до приторной вежливости, и отошёл немного в сторону от лагеря, к огромному дереву, под которым было особенно темно.
Вряд ли от меня потребуют отчёта немедленно, сию же секунду. Могу взять паузу, перевести дух, поразмышлять о чём-нибудь. Например, о том, что по большому счёту мне даже импонирует этот наглец. Он ведь не хуже своих сотоварищей осознавал, чем для него закончится его поведение, а всё-таки поступил по-своему.
Когда-то много лет назад я с удовольствием высказался бы ещё крепче — но не решился. Слишком хотелось жить. И дело даже не в желании жить, собственно. Тогда мне трудно было поверить, что я уцелею, да и шансов особых не было. Но, в любом случае, предпочитал сдохнуть в схватке, быстро и под воздействием адреналина, но не в муках, которые, конечно, последовали бы, если б я нагрубил его величеству.
Однако отстаивать этого смелого нахала я не стану. Да меня и не поймут, в том числе и сам нахал. Кроме того, это неразумно. Пусть один его поступок мне по вкусу, сам он и все остальные его выходки слишком антисоциальны. И у двух его товарищей — тоже.
Размышления о чужом поведении и чужих мотивах логически привели меня к критической оценке собственной особы. Между делом подумалось ещё и о том, как лёгко теперь мне даётся лишение людей жизни. Я и замечать это перестал, примерно наравне с вежливыми услугами камердинера, личного слуги, кравчего за пиршественным столом, лакеев и прислуги. Комфорт, обеспечиваемый множеством людей, стал для меня естественным, как воздух. И право лишать жизни тех, кто считался для этого подходящим — тоже. Собственно, при моём нынешнем статусе я, как средневековый сеньор, полновластный властитель в своих землях, многое мог себе позволить.