Охотник терпеливо дожидался результата у нее за спиной.
— Что ты собираешься делать дальше? — поинтересовалась она, когда закончила ворожить над телом. Все повреждения исчезли. Теперь Орм походил на обычного утопленника, пролежавшего пять дней на дне озера.
Николя молчал, перебирая в голове, как представить все так, чтобы вызвать поменьше возмущения. Не хватало еще от старого друга упреки слушать. Но Эйтайни ответа так и не дождалась.
— Парень совершил злодейство и получил по заслугам. Надеюсь, ты понимаешь, что мы не позволим причинить никсе вред, — решительно заявила королева Дану.
Николя напрягся. Так ей все известно? Хотя об этом можно было догадаться, судя по смелым заявлениям нёкка. И все же не хотелось терять расположение немногочисленного, но все гордого и опасного народа туатов де Данаан.
— Родители парня требуют выкуп. Если я не принесу им ее голову, будет бунт. Все старые договоренности забудут, и вас поднимут на вилы. Я не смогу их удержать. Из-за истории с крысами я растерял весь авторитет в их глазах. А большинство ваших воинов сейчас в дозоре на границе Хельхейма. Вас некому защитить.
— Поэтому сейчас мы, как никогда, должны держаться вместе и стоять друг за друга. Если я позволю тебе покарать никсу, то люди поймут, что могут безнаказанно притеснять нас, — с жаром начала говорить Эйтайни. — А если мы попробуем ответить, то явишься ты, чтобы отрубить нам головы и бросить их к ногам наших гонителей в качестве выкупа. Нет, мы не будем молчаливым скотом, послушно идущим на бойню. Лучше умереть на поле брани, чем сложить голову от меча палача.
— Я сделаю все, чтобы до этого не дошло! — оборвал ее патетичную речь Николя. Как же они все любят паниковать, когда еще ничего не случилось! — Нужно найти компромисс, который бы удовлетворил обе стороны.
— Вот ты его и ищи, — Эйтайни поднялась на цыпочки и, взяв его за ворот рубахи, пристально заглянула в глаза. — Но никса должна жить.
Королева Дану резко развернулась и, не прощаясь, зашагала вверх по склону холма, гордо вскинув голову.
Николя устало вздохнул и обхватил голову руками. Это был один из самых долгих и напряженных дней в его жизни. И что-то подсказывало, что он еще далек от завершения.
Когда Николя вернулся к дому бургомистра, Гарольд уже поджидал у ворот.
— К ведьме своей ходил? Можешь не говорить, я и так понял, — вместо приветствия проворчал он. — Тело хоть нашел?
Охотник кивнул и отвернул холст.
— Утонул? А почему без одежды? — нахмурился бургомистр, внимательно разглядывая покойника.
— Зацепилась за корягу и порвалась, — не слишком убедительно соврал Николя.
— Тогда почему даже ошметков не осталось? — подозрительно спросил Гарольд. — Не важно. Одену что-нибудь из своего. Узнал, кто убийца? — приглядевшись к встревоженному лицу Охотника, бургомистр продолжил сам. — Это кто-то из остроухих? Говори!
— Нет, но с ними могут быть проблемы, — наконец, нашел нужные слова Охотник и рассказал бургомистру обо всем за исключением того, в каком виде обнаружилось тело.
— Ты думаешь, что убийца Вагни? — ошалело спросил Гарольд, когда тот закончил.
— Было бы очень удобно свалить все на него, — чистосердечно признался Николя. — Но нет, за Мелюзину заступился кое-кто другой. Вот только ума не приложу, зачем ей это понадобилось.
— Да, Вагни в городе любят едва ли больше остроухих, — легко согласился Гарольд. — С удовольствием пустили бы ему кровь, был бы повод.
— И все-таки не понимаю, откуда такая ненависть. Мельников вообще нигде не любят, но это уж слишком. Да и не показался он мне особо враждебным при разговоре.
— Так это все из-за жены его покойной. На редкость склочная баба была, да еще и здоровьем слабая. Хворала постоянно. Никакой работы по дому не делала. Вагни при ней тише воды, ниже травы держался. Слова поперек сказать не отваживался. Такой забитый ходил, что аж жалко смотреть было, чисто по-человечески. Все надеялись, что хворь ее, наконец, доконает, и Вагни женится на девушке помоложе и подобрее. Но твой дружок-целитель все вытаскивал и вытаскивал ее с того берега. В конце концов, Вагни не выдержал и завел себе любовницу. Его жена узнала и ославила его на всю Упсалу — устроила грандиозный скандал, надавала ему оплеух, а потом ночью, пока все спали, сиганула в море с утеса Белой чайки и утопилась. Потом еще долго судачили, что мельник сам ее к краю подтолкнул, правда, никто его на утесе том не видел. Но все равно как душегуба чураться стали. До сих пор забыть ему это не могут.
— Не похож Вагни на того, кто смог бы хладнокровно убить мать собственного ребенка, — хмыкнул Николя, обдумывая все, сказанное бургомистром.
— Какого ребенка? Я ж говорю, хворала она. Практически постоянно. И дитя понести не могла. Вагни сам сколько жаловался, — не понял его Гарольд.
— А как же Мелюзина? — несказанно удивился Охотник.
— Так она от любовницы. Как жена Вагни утопилась, аккурат в тот день девочка у него и появилась. Кроха совсем, пару дней от роду. Вагни еще по всему городу кормилицу для нее искал, правда, никто не согласился. Пришлось ее козьим молоком выкармливать.
В голову закралась невероятная догадка. Но как? Зачем? С другой стороны, это бы все объяснило.
— А эту любовницу кто-нибудь видел?
— Кроме жены мельника? — Гарольд обескуражено моргнул. — Более того, мы думали, что она все выдумала, пока ребенок не появился. В смысле, кто-то же должен был его родить. Из наших городских никто не сознался. Бабы ведь хитрые, умеют живот под одеждой скрывать. А может, она из пришлых была, кто скажет? После, я так понимаю, она ни разу не появлялась. Даже дочь не проведала ни разу.
Николя сощурился. Слова бургомистра только подтверждали подозрения, но все еще с трудом верилось, что подобное возможно. А мельник, оказывается, далеко не так прост, как показалось на первый взгляд.
— Думаю, что она не из пришлых, и не из местных, — задумчиво изрек Охотник. — Просто соседка жалостливая. Слишком.
Гарольд недоуменно нахмурился, но потом устало отмахнулся:
— Ты главное убийцу найди, а то нас вместо него на вилы поднимут.
— Ни одни, так другие, — пробормотал себе под нос Николя и, распрощавшись с бургомистром, забрал из его дома прикорнувшую возле распаленного камина Майли.
— Скорей бы оказаться в теплой постели! — мечтательно заявила она, сладко потягиваясь и зевая.
— Нам еще надо зайти в одно место, — разочаровал ее Охотник. — И вызвать душу…
— Что, опять?! — всполошилась Майли. — Но я же с ног валюсь от усталости! Нельзя ли завтра? А лучше через неделю или две!
— У нас нет времени. Действовать надо сейчас. Мне кажется, небольшая встряска пойдет тебе на пользу, раскроет дополнительные резервы. К тому же, сегодня полная луна — она тебе поможет.
Майли подняла голову и нашла глазами белое блюдце луны посреди серого сумеречного неба. Так и не стемнело до конца. Наверное, это и есть те самые «белые ночи», таинственной красотой которых так любили хвастаться местные жители. Правда, сейчас она совсем не восхищала, а скорее угнетала.
Майли нехотя плелась за Охотником. Телегу пришлось оставить вместе с покойником у дома бургомистра. Он обещал вернуть ее после похорон. Идти пришлось через весь город к мысу на юго-западной окраине города, который высокими утесами врезался в темный ночной океан, который с шумом хлестал по ненавистным камням пенистыми волнами. Остановились на краю самого высокого и обрывистого из них.
— Это утес Белой чайки. Здесь восемнадцать лет назад бросилась в океан Хейда, жена Вагни. Ты должна попытаться вызвать ее дух, — начал объяснять задание Николя.
— Но зачем? Без тела вы все равно не сможете ее увидеть или даже поговорить, — сделала последнюю слабую попытку образумить его Майли.
— Говорить будешь ты, а я только подсказывать. Не трусь. Чем быстрее ты справишься, тем быстрее мы окажемся дома и сможем хоть чуть-чуть выспаться перед завтрашним днем, — Николя подтолкнул ее к обрыву.
Майли передернула плечами, глядя на плещущиеся внизу в волнах камни. Так, должно быть, она и погибла, Хейда. Чувствовала ли она боль или ей уже было настолько больно и гадко от загубленной жизни, что на страдания тела не обращала никакого внимания. Такая высота! Нет, ее смерть, наверняка, была быстрой. Удар ощутился лишь самым краешком угасающего сознания.
Майли настолько увлеклась, воображая себе последние ощущения Хейды перед смертью, что не заметила, как Охотник всунул ей в руку давешний посох и указал на начертанный на тонком слое земли сигил. Снова пришлось надевать на него амулет и мучительно вспоминать формулу вызова. Но теперь хотя бы листочек с подсказкой не понадобился. Майли четко произнесла слова и принялась выстукивать посохом в центре сигила ритм собственного сердцебиения. Ничего не происходило, пока глаза Майли не закрылись вдруг сами собой. Все полыхнуло белым лунным светом, по телу словно пробежалась искра от головы до пяток, а потом переползла в правую руку и из нее пролилась в янтарь и ушла по дереву посоха в самую землю. Дыхание сперло. Ноги подогнулись. Майли дернула головой и спешно открыла глаза, из последних сил стараясь сохранить сознание. Ведь говорила, что сил не хватит!
— Ничего не вышло, — сокрушенно выдохнула она, когда оцепенение, наконец, отпустило.
— Я так не думаю, — добродушно улыбнулся Николя и шумно выдохнул, выпуская из ноздрей пар в ставший неожиданно морозным воздух.
Майли поежилась, вдруг обнаружив на собственной спине потусторонний взгляд, и резко обернулась. Над океаном у самого края утеса парила призрачная фигура высокой худосочной женщины в небрежно даже по бюргерским меркам пошитом платье из грубого сукна, которое висело на ней мешком. Этот призрак со светящейся вокруг бледно-зеленой аурой, источавшей могильных холод и затхлый запах, внушал гораздо больший ужас, чем говорящий утопленник. Тот хотя бы был вполне осязаем.
— Не трясись. Всю силу, что у нее есть, даешь ты сама, — продолжил подбадривать Охотник. — Узнай, та ли она, кто нам нужен и спроси, как она погибла.
Майли кивнула и, снова повернувшись к призраку, стукнула посохом о землю еще раз.
— Отвечай, ты дух Хейды, жены мельника Вагни? — начала она повелительным тоном, который переняла от отца-графа еще в детстве.
Привидение заметно поморщилось.
— Да, к сожалению, этот прелюбодей и изменник действительно был когда-то моим мужем, — после долгой паузы нехотя ответила она противным скрипучим голосом в голове Майли.
— Отвечай, как ты погибла? — продолжила допрос девушка.
Привидения издало жуткий скрежещущий звук. Майли поежилась. Очень хотелось заскулить от ужаса.
— Не так грубо, — легко догадался об ее испуге Николя. — Не пытайся давить силой — у тебя ее при любом раскладе не хватит, лучше воспользуйся хитростью. Я знаю, ты умеешь.
Он лукаво усмехнулся, чуть скривив рот влево. Майли зарделась, припоминая случай с приворотным зельем. После этого она неделю не могла ему в глаза смотреть, хотя он ни словом ее не упрекнул тогда. Зато на Финиста уловка подействовала как нельзя лучше… или это было что-то другое? Впрочем, какая сейчас разница?
— Пожалуйста, расскажите, как вы погибли. Быть может, у нас получиться вам помочь… — Майли с трудом подбирала слова, которые бы подействовали на несговорчивого призрака. — Закончить незавершенное дело или… защитить вашу дочь? Она сейчас в большой опасности!
— Нет, про дочь не стоило, — запоздало предупредил Охотник.
Майли только через мгновение поняла почему. Призрак откровенно рассвирепел и с леденящим душу криком бросился на нее. Тело пронзила жуткая вспышка боли, пробежав по всем мышцам жутким спазмом. Ноги задрожали и подогнулись. Вокруг все потемнело. В голове мелькнула лихорадочная мысль: все-таки ночи здесь черные! Дышать стало тяжело. Кажется, она упала. С пугающим безразличием Майли отметила, что ноги и руки судорожно дергаются помимо ее воли. Неожиданно она ощутила теплое прикосновение к своему затылку.
— Тише, — знакомый, исполненный странного высшего спокойствия и достоинства, голос мягко обволакивал беснующееся тело. Мышцы дергались все медленнее, постепенно расслабляясь. — Прости, это моя вина. Я должен был сказать раньше. Но ты все еще можешь ее победить. Вспомни, она настолько сильна, насколько ты ей позволяешь быть. Возьми себя в руки и преодолей страх, тогда подчинишь ее себе.
Майли сдавленно глотнула ртом воздух. Тело ответило нестерпимой вспышкой боли. Хотелось кричать от бессилия, но из горла вырывался лишь жалкий сип.
— Хотя бы попытайся, — продолжал уговаривать Охотник, аккуратно массируя ее затылок и виски. — Если я разорву связь насильно, с пробужденным призраком возиться придется еще долго. К тому же шанса узнать правду может больше и не представиться. Борись! Ты не можешь проиграть какой-то склочной бюргерше, которая даже одеться пристойно не умеет!
Майли зашипела и поморщилась, вспоминая уродливый балахон, напяленный на и без того тщедушное тело. Какое непростительное оскорбление для тонкого вкуса наследницы Будескайска, самой примерной послушницы Эгольского монастыря. «Я не могу проиграть мертвой старухе. Я красивее, умнее и лучше воспитана. Да мой отец повелевал ордами подобных тварей, и все они были его послушными рабами. Он сошел с ума и сделал много дурного, но все же он остается моим отцом. Я его единственная наследница. Я не могу посрамить его память и честь нашего рода, проиграв какому-то жалкому призраку».
Майли окончательно успокоилась и обмякла. Призрак вынырнул из ее тела и завис в нескольких саженях над землей.
— Вот и молодец, — поспешил поздравить ее с победой Николя, ласково улыбаясь. Было очень приятно. — Теперь не шевелись — иначе лишишься последних сил. Спрашивай только то, что я тебе скажу.
Майли моргнула, показывая, что согласна.
— Скажи, что если она расскажет, что произошло, мы сможем воздать по заслугам тем, кто мучил ее при жизни. Скажи, что мы восстановим справедливость, как только узнаем всю правду.
Дрожащими губами Майли повторила все слово в слово. Призрак на мгновение вспыхнул малиновым светом и хотел было снова ринуться на нее, но вдруг задумался.
— Вы покараете этого душегуба? — с недоверием спросила Хейда.
— Скажи, что мы воздадим ему по заслугам, — подсказал Николя. — Но никаких точных обещаний не давай.
— Хорошо, я расскажу вам про все его бесстыдства, — наконец, сдался призрак. — Он был похотливым, мой Вагни, до жути. В постель вместе ложатся, только чтоб дитя на свет появилось, а коль нет дитя и быть не может, так и нечего этими глупостями демоновыми заниматься. Но Вагни меня не слушал. Не реже чем раз в неделю приставал со своими непристойностями.
Когда Майли пересказывала историю Охотнику, тот не выдержал и в голос расхохотался. Майли тоже сделалось смешно. Финист приходил к ней каждую ночь, и она почему-то была уверена, что о детях он вообще никогда не думал. А если и думал, то только в своих ночных кошмарах. А Хейда все продолжала говорить, воодушевившись собственной жалостливой речью:
— Вначале я молча терпела. Ведь учили всю жизнь, что мужчине надо уступать и угождать. Но потом совсем невмоготу стало. Я попыталась его отвадить. Он поныл месяц-другой, а потом вроде поутих. Я уж и вздохнула легче: думала, отучила его, наконец, от этого сумасбродства. Ан, нет, через некоторое время странности за ним замечать начала: порой сидел сам с собой и улыбался хитро так, как кот на сметану, пропадал где-то подолгу, а на меня так и вовсе внимания обращать перестал. Даже шторки над нашими кроватями приладил. Где это видано, чтобы супруги друг от друга шторками закрывались? Тогда я поняла, что он завел себе любовницу, чтобы удовлетворять свои низменные потребности. Они хорошо прятались. Я долго не могла их поймать, но однажды нашла закопанную в сене в нашем сарае большую белую раковину. Я забрала ее себе, и ночью у меня словно глаза открылись. Весь дом заволокло стылым туманом. И из него, из этого тумана, выползло нечто. Низ у него был как змеиные хвосты, а верх бесстыдной грудастой девки. Через несколько мгновений змеи обратились в обычные человеческие ноги, и девка запрыгнула к мужу на кровать. Он обнял ее, и они принялись любиться, бесстыдно кряхтя и постанывая. В нашем доме, на нашей кровати, прямо у меня на глазах! Я не выдержала и закричала: от ужаса, от обиды и несправедливости. Они тут же опомнились и бросились ко мне. Видно, хотели убить, чтобы никто не узнал об их тайне. Но я успела убежать в город. Я говорила им, каждому встреченному человеку, что мой муж сношается с демоном и хочет меня убить, но все только смеялись и называли меня сумасшедшей. А потом подоспел Вагни. Пытался уговорить меня вернуться домой и успокоиться, но я знала, что как только переступлю порог, он свернет мне шею. Поэтому я помчалась прочь, не разбирая дороги. Ноги сами принесли меня к этому утесу. Вагни прибежал следом. Стал умолять меня не прыгать. Но я и не собиралась… Не собиралась! А потом в моей голове прозвучал голос, тихий, певучий, самый прекрасный, из всех, что я когда-либо слышала. Он верил и понимал меня. Он любил меня, но не грязной плотской любовью, а чистой и невинной. Он позвал меня за собой. И я прыгнула… А потом была лишь боль, темнота и пустота. Он обманул меня! Должно быть, он был в сговоре с тем демоном. Отомстите им! Отомстите им всем за меня!